Комната наполнилась тихим, напряженным ропотом. Горе, тревога и страх отражались на всех лицах. И гнев. Все испытывали одновременно ужас и возмущение.

Несколько членов совета открыто плакали. Шеф Бриггс выглядел мрачным и потрясенным. Лицо Аннет осунулось и побледнело. Даже Дэррил Виггинс сгорбился на своем месте, его волосы растрепались, лицо было небритым и выглядело подавленным.

Каждый знал погибших. Трагедия затронула абсолютно всех.

Сосед Майка Дункана. Невестка Хосе Рейносо. Полдюжины учащихся и бывших учеников Аннет Кинг. Два сотрудника Дэйва Фарриса.

Настроение членов совета изменилось с момента их последней встречи всего несколько дней назад. Ощущение безопасности только что вырвали у них из-под ног.

Понятие о безопасности исчезло в момент удара ЭМИ, но люди наконец-то начали понимать, насколько радикально все изменилось.

— Мы здесь не для того, чтобы захватывать власть. — Голос Саттера прозвучал тихо, но властно. В его голосе чувствовалась сила, естественная уверенность. — Мы здесь не для того, чтобы занимать чьи-то места. Мы хотим помочь. И да, я не буду лгать. Теплый дом с электричеством и горячим душем — огромный соблазн. Мы тоже кое-что от этого получаем. Но это не помешает нам работать вместе в партнерских отношениях.

— Мы готовы и хотим поставить свои жизни на кон, чтобы защитить прекрасных жителей Фолл-Крик. С завтрашнего дня мы будем устанавливать и охранять блокпосты на въезде в город и выезде из него. До сих пор вам везло, поскольку вы маленький городок и находитесь в стороне от шоссе. Мы сделаем этот город безопасным. Начиная с мести кучке убийц.

Аннет Кинг кивнула в усталом согласии.

— Мы должны быть в безопасности.

— Мы не можем допустить, чтобы что-то подобное произошло снова, — поддержал Дэйв Фаррис.

— Розамонд была права все это время, — мрачно заметил Виггинс. — Нам следовало проголосовать за нее в прошлый раз, и нам, черт возьми, лучше сделать это сейчас.

Ноа поднялся на ноги.

— Я согласен.

Все затихли. Все смотрели на него, внимательно слушая. Все знали, что он был на месте бойни в церкви Кроссвей. Все знали, что Майло Шеридан стал одним из немногих выживших.

— Суперинтендант совершенно права. Мир меняется на глазах, и мы должны быть готовы меняться вместе с ним. Мы не только пытаемся выжить в условиях стихии, обеспечить пищу и кров для наших близких, но и сталкиваемся с такими угрозами, с которыми никогда не сталкивались.

— Я думаю, мы все согласимся, что это выдалась самая длинная неделя в нашей жизни. В магазинах опасно мало продуктов. Кладовые пусты. Люди начнут голодать. Они увидят, что их дети голодают, и что они будут делать? Мы должны быть уверены, что сможем защитить себя от этой опасности.

Он вздохнул, подумал о Майло.

— Что касается меня, я готов сделать все для своего сына. Все, что угодно. Думаю, мы все сделаем то же самое. Если это означает приветствовать бригаду добровольного ополчения в качестве поддержки местных правоохранительных органов, то это то, что я готов сделать.

Маттиас Саттер склонил подбородок в знак признательности Ноа.

— Спасибо, офицер Шеридан, — проговорила Розамонд. — Он сказал все, что я хотела сказать вам, и даже лучше.

— Мы делаем то, что должны делать, — властно заявил Виггинс. — Чего бы это ни стоило.

— Мы должны защитить город, — хрипло произнесла Аннет.

— Я думаю, мы готовы к голосованию. — Розамонд сцепила руки на животе. — Что скажите?

Через несколько секунд голосование завершилось. Быстрое поднятие рук показало, что большинство выступает за вступление ополчения.

Только шеф Бриггс держал руки на коленях, выражение его лица оставалось напряженным.

— Итак, значит, «за». — В ее голосе не слышалось ни следа победы или волнения — только обычный спокойный, размеренный тон. — Спасибо всем. И спасибо тебе, Маттиас.

Ноа подавил собственное беспокойство. Ополченцы обеспечат безопасность Фолл-Крика. Они будут оберегать Майло.

В конце концов, разве не это имело значение?

— Завтра все это закончится, — сказала Розамонд. — Мы будем оплакивать наших мертвых, но мы будем в безопасности. Мы сможем укладывать наших детей спать с уверенностью, что утром они проснутся целые, невредимые и под защитой. Перед нами стоит трудная задача, но люди Фолл-Крика из крепкого теста. Мы выживем. И мы восстановимся. Мы справимся с этим!

— Вот, вот, — подхватил Виггинс.

Остальные кивнули.

Розамонд прочистила горло и оглядела совет. Она подождала, пока все взгляды не устремились на нее. Пока не стало так тихо, что казалось, можно услышать, как упадет булавка.

— Вы для меня семья. Каждый из вас. Надеюсь, вы это знаете. — Она улыбнулась своей теплой, материнской улыбкой, в ее глазах все еще блестели слезы. — У нас в «Винтер Хейвене» тридцать пустующих домов. Мы не можем позволить такому ценному ресурсу пропасть. И для каждого из вас — лидеров этого сообщества, находящихся здесь, в этой комнате — эти дома выделяем для вас и ваших семей. За все, чем вы жертвовали и будете жертвовать, чтобы сохранить этот город безопасным и единым, вы заслуживаете этого.

Все поднялись на ноги и зааплодировали. Их изможденные лица светились горем, страхом и беспокойством, но также и надеждой. Они отчаянно нуждались в ней.

Шеф Бриггс молча встал с места и направился к входной двери. Он снял пальто с крючка, натянул ботинки и ушел, не сказав ни слова.

Розамонд едва взглянула на Бриггса, когда за ним закрылась дверь. Уголок ее рта дернулся. Ноа знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, о чем она думает. У нее был Совет. Они поддерживали ее на всем пути. Ей не требовалась поддержка шефа полиции, не в этот раз.

Ноа хлопал вместе со всеми. Тем не менее, он не мог избавиться от тревоги, подкатывающей к его животу. Он не мог выбросить из головы слова Бишопа.

Это чувство, глубоко в его душе. Которое он ненавидел, но от которого не мог избавиться.

Что бы это ни было, оно не закончится смертью Рэя Шульца и братьев Картер.

Это еще далеко не конец.

Ноа

День восьмой

В ту ночь Ноа оставил Майло с Синклерами.

Он устал, измучился, душа его изнывала, но он не мог успокоиться. Всякий сон, какой ему снился, был полон кошмаров: скамьи, залитые кровью, Дафна, Хлоя и Юнипер, взывавшие к нему, жалобные призраки, требовавшие знать, почему они мертвы, почему он не защитил их.

Вместо того чтобы спать, он взял «Кавасаки», заправил его из канистры, припрятанной в гараже Розамонда, и прицепил его к одному из больших прицепов, которые Джулиан позаимствовал у горожан. Он взял лопату, брезент и длинные прямоугольные санки, которые тоже нашел в гараже.

Ноа направился на север из Фолл-Крика в сторону Каламазу по Старому шоссе 31 и шоссе I-94. Температура держалась намного ниже нуля. Со всех сторон надвигалась темнота.

Над ним простиралось огромное небо, усыпанное звездами. Никогда еще они не казались такими яркими. Острые осколки льда рассыпались по черному бархату. Луна стояла полная и круглая и отражала голубой свет от нетронутого снега.

Он заставил себя сфокусироваться прямо перед собой. Ограждения исчезли под огромными сугробами. Только горбы снега, задушившие брошенные машины, и случайные дорожные знаки, торчащие из бесконечного белого поля, указывали ему на местонахождение дороги.

Шоссе не чистили. Не чистили последние восемь дней. С момента катастрофы. Черное Рождество, называли его люди. Ему плевать на то, как это называется.

Когда добрался до горнолыжного курорта Биттерсвит, он заехал на стоянку, выключил снегоход и переложил лопату, брезент и веревку в сани. Снял шлем и оставил его на снегоходе. Он включил захваченный с собой налобный фонарик и зашагал вперед.

Жестокий холод проникал прямо сквозь его снаряжение. Его брови и ресницы замерзли. Движения стали скованными и неловкими, но он продолжал идти.