То, что ранит сильнее всего, приходит к тебе с самых неожиданных сторон, от людей и мест, которым ты всегда доверял.

Например, церквь. Или мать.

Квинн пела ему. Начала с U2 «With or Without You» и «One» и перешла к Tears for Fears «Everybody Wants to Rule the World». Она помнила только половину слов и смешно сбивалась с такта, но это не имело значения.

Когда она дошла до песни The Beatles «Here Comes the Sun», Майло начал петь вместе с ней.

У него был мамин голос. Высокий, ясный и чистый. Такой красивый, что сердце замирало. Часть ее все еще жила здесь, внутри него.

Квинн не знала точно, когда именно начала плакать. Может быть, во время песни «Blackbird» или «The Sound of Silence» Simon and Garfunkel.

— Здравствуй, темнота, мой старый друг…

Слезы стекали по ее щекам. Она ничего не могла с этим поделать.

Майло сжал ее руку. Она сжала в ответ. Он держал ее здесь, держал ее связанной с этой комнатой, этой кроватью, этим местом.

Они долго лежали так, бок о бок, как брат и сестра, ища тепла и находя утешение и успокоение друг в друге.

Дверь спальни распахнулась. В дверях стояла бабушка, опираясь на трость. Один и Тор терлись о ее лодыжки, тихонько мурлыча.

— Вот вы где.

С тростью или нет, бабушка не была дряхлой старухой. Она отличалась крепким телосложением и выносливостью. Бабушка выросла на ферме. Она до сих пор готовила все вручную на дровяной печи, выращивала зимний сад и до инсульта сама колола дрова.

Вряд ли бы вы захотели попасть под удар бабушки.

Квинн быстро села. Она вытерла мокрое лицо тыльной стороной ладони. Она не любила, когда люди видели ее слезы, даже бабушка.

Локи прыгнул на кровать и просунул голову под руки Майло, умоляя погладить его. Майло крепко сжал его.

От напряженного выражения бабушкиного лица по позвоночнику пробежал холодок. Квинн быстро поднялась на ноги.

— В чем дело? Что случилось?

Квинн

День десятый

Майло соскользнул с кровати вслед за Квинн.

— Что происходит?

— Только что приходил мальчик Джареда Тейлора, стучался во все двери. — Бабушкины ореховые глаза блестели. — Они поймали их. Монстров, которые это сделали.

Квинн затихла.

— Суперинтендант распорядилась устроить публичную казнь.

— Что? — Квинн сглотнула. Ужас сковывал ее внутренности. Она не могла собраться с мыслями, не могла собрать воедино бабушкины слова. — Никакой тюрьмы? Никакого ареста и суда?

— Горожане требуют мести. Я думаю, они наконец-то приходят в себя и начинают понимать новый порядок вещей. — Лицо бабушки выглядело бледным и изможденным. Сеть морщин покрывала ее напряженные черты. — Не могу сказать, что я их виню. Ни капельки.

Воспоминания пронзили разум Квинн. Крики и выстрелы. Кровь повсюду. Маленькая девочка, выкрикивающая ее имя. Измученное выражение лица ее матери, дикие, отчаянные глаза.

Во рту пересохло.

— Я должна пойти. Я должна увидеть это.

— Тогда иди.

— А как же я? — спросил Майло. — Я хочу с тобой.

Квинн присела на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ним. В груди было так тесно, что трудно стало дышать. Пульс гулко отдавался в ушах. Ей нужно быть там. Ей нужно попасть туда прямо сейчас.

— Ты будешь в безопасности с бабушкой. Я вернусь, обещаю. Я скоро вернусь.

Майло отступил назад и бросил на Квинн тоскливый взгляд, как маленький потерявшийся щенок.

— Твои джедайские фокусы на меня не действуют, Мелкий. — Она встала и вытащила перчатки из карманов куртки. Ее руки дрожали. — С тобой все будет в порядке.

— Я собираюсь делать ведра для какашек, — сказала бабушка совершенно серьезно. — Ты удивишься, какой прекрасный туалет можно сделать из ведра, опилок, ножниц, клейкой ленты и нескольких аквапалок, взятых с летнего склада в подвале. Веришь или нет, но мы получим за них хорошую цену. Мне бы не помешала помощь, парень. Нет смысла валяться без дела, когда столько всего нужно сделать.

— Ведра для какашек, Майло, — с деланным весельем проговорила Квинн. — Подумай о том, как это может быть увлекательно.

Он кивнул, дрожащая улыбка подергивала уголки его губ.

— Хорошо. Может быть.

— Никаких «может быть»! — сурово проговорила бабушка. — Я не шутила, когда сказала, что мне нужна твоя помощь. Кроме того, своим помощникам я плачу сэндвичами с арахисовым маслом. Два печенья, намазанные арахисовым маслом, прижатые друг к другу. Не уверена, что ты сможешь выдержать такой уровень арахисового масла.

Его маленькая улыбка расцвела.

— Я справлюсь.

Толстый Один потерся о ноги Майло, его хвост торчал прямо вверх. Майло поднял его, и кот боднул головой подбородок Майло.

— Его сумка с лекарствами на кухне. Если я не вернусь…

Бабушка отмахнулась от нее.

— Мы с Майло разберемся с этим. Проваливай отсюда.

Квинн быстро обняла Майло, сказала бабушке «спасибо» и поспешила на кухню. Она схватила ключи от грузовика с крючка у задней двери и выбежала из дома, стараясь не хлопать дверью.

Хрустящий холодный воздух ударил ее как пощечина. Послеполуденное солнце почти не добавляло тепла. Голые деревья оставались неподвижными и безмолвными, толстые кучи снега прилипли к их ветвям. Откуда-то донеслось карканье ворона.

Она не потрудилась прикрыть лицо шарфом, когда забиралась в «Оранж Джулиус». Еще раньше Квинн соскребла лед и снег с лобового стекла. Двигатель взревел, и она включила обогрев на максимум.

Она старалась не думать о том, что может ее ожидать. Квинн вообще старалась ни о чем не думать.

Меньше чем через десять минут она уже оказалась на месте. Отдаленные крики и вопли, доносились снаружи сквозь гул двигателя «Джулиуса». Десятки голосов. Может быть, сотни. Они звучали гневно. Как от толпы зрителей или бунтовщиков.

Скопище народа появилось впереди нее.

Сотни людей заблокировали центр главной улицы. Вместо нее она свернула на одну из задних дорог через квартал, чтобы попасть в переулок за рядом заведений.

Церковь Кроссвей находилась в северной части главной улицы. Квинн не хотела ее видеть. Она знала, что не сможет справиться с цунами ужасных воспоминаний. Не сейчас.

Она притормозила, проезжая мимо прачечной и азиатского бистро. Ей хватило ума припарковать «Оранж Джулиус» за огромным зеленым мусорным контейнером на парковке для сотрудников прачечной.

Нет причин оставлять его на виду, чтобы соблазнять всех, кому нужен транспорт — а это почти все жители города.

Звуки толпы становились все громче.

Квинн быстро вышла из грузовика, заперла его и положила ключи в карман. Она топала по снегу в сторону главной улицы. Снег между зданиями уже утоптали десятки ног.

Окна хозяйственного магазина забили досками. Осколки стекла блестели на снегу под каждым окном. Кто-то взломал дверь. На кирпичных стенах банка нацарапаны грубые граффити — «К черту FEMA», «Свиньи должны умереть», «Убить всех».

Масса тел заслонила ей вид на главную улицу. Люди стояли спиной к ней.

Ее кровь бурлила, кожа пылала и покалывала. Квинн уже не чувствовала холода.

Она сделала глубокий вдох и вошла в толпу. Холодный воздух вонял потом, немытыми телами и выхлопными газами. Несколько человек надушились одеколоном и духами, чтобы замаскировать запах своего тела. Тяжелый химический смрад обжег ее ноздри и ужалил горло.

Квинн закашлялась, зажала нос и протиснулась вперед. Толкаясь и пихаясь локтями, она пробивалась вперед, пока не оказалась прямо напротив здания мэрии.

Снегоуборочная машина расчистила дорогу два дня назад. Четыре дюйма снега покрывали улицу, но сугробы высотой в несколько футов завалили тротуары.

Несколько сотен человек выстроились по обеим сторонам улицы перед зданием мэрии. Люди теснились перед сугробами вдоль обочины или стояли на насыпанных курганах.

Толпа впала в неистовство. Все злились, кричали и дико озирались. Некоторые хватали камни и пустые пивные бутылки. Другие потрясали кулаками.