Лин нахмурился:

— Вы хотите передать Шамбалу мне? Но ведь этот самый Конклав Огня меня ни в грош не ставит!

— Именно! — радостно подтвердил дядя и снова похлопал Лина по плечу. — Так и есть, мальчик мой! Они-то, идиоты, думают, что я тебя распекать сюда пришел. И когда ты ночью придешь для ритуала привязки, никто не смекнет, решат, будто я продолжаю свирепствовать и усмирять. И когда попробуют устроить-таки переворот, никто не подумает брать тебя или Сонг в заложники, и уж тем более нападать! И Шамбала останется в сохранности!

Звучало настолько бредово, что Лин собрался отказаться, но вспомнил обозленных стариков перед кабинетом утром и кивнул.

— Отлично, мой мальчик! Просто превосходно! Уводи детей домой и потом сразу в мой дворец. Нужно будет все подготовить как следует. Кстати, почему ты притащил сюда близнецов?

— После ритуала призыва Сонг долго мучала бессонница, а сегодня под утро она наконец-то заснула. Решил дать ей отдохнуть и заодно проверить здоровье мальчиков. Кажется, им передалась тревожность, заполонившая Шамбалу.

— Это ты хорошо придумал. Да и у Сонг вскоре будет много других забот… Давай-ка я пришлю тебе пару нянюшек Чжана. Он давно вырос из всего этого сюсюкания, но жена никого не хотела увольнять. А тут и им работа, и вам свобода. В общем, я их сейчас же отправлю, а тебя жду как можно скорее. Договорились?

— Хорошо, — кивнул Лин и зачем-то обернулся к Мину, словно ожидал новое страшное пророчество, но мальчик играл с братом в стеклянные шарики и не обращал на взрослых никакого внимания.

О том, что дядя вел себя странно, Лин подумал, лишь подходя к дому. Но развиться до выводов мысль не успела — в метре от дверей стоял Джиро Абэ и о чем-то говорил с Сонг. Жена первой поняла, что их поймали, и поспешила скрыться, Джиро нахмурившись смотрел ей вслед, как будто Лина для него не существовало, как и правил приличия. И захотелось тоже их нарушить, подойти к наглецу, схватить за края кимоно…

Злость вкупе с тяжелым днем и бессонной ночью затуманила разум, и Лин не заметил, как Мин вырвал ручонку и со всех ног побежал к ненавистному Абэ.

— Дядя Джиро! Дядя Джиро! Я ее видел! Она прилетала!

— Кто? — в его удивлении была хорошая доля страха, даже показалось, что Джиро собирался отступить от несущегося к нему ребенка, но в последний миг сдержался.

— Куроагэха, — останавливаясь пробормотал мальчик. На его лице читалось горькое разочарование. — Вы говорили, что как увижу, сказать вам.

Джиро нахмурился. Подоспевший Лин покровительственно положил ладонь на плечо сына, словно его кто-то собирался обидеть. Ничего не понимающий Кун сильнее сжал его руку, другой уцепился за брата.

— Что за ерунду про бабочек ты внушаешь моему ребенку? — гневно спросил Лин, но его проигнорировали.

Опустившись перед Мином на корточки, Джиро мягко, словно мальчика надо было уговаривать, спросил:

— Где ты видел куроагэха?

— Дома… Они к маме прилетали, когда ей не спалось… Много…

Джиро поднялся в одно мгновение, словно пружина, и еще больше нахмурившись посмотрел туда, где совсем недавно скрылась Сонг.

— Не смей, — прошипел сквозь зубы Лин, не надеясь быть услышанным, но Абэ вдруг опомнился и смутился.

— О нет, — он закачал головой, усиливая отрицание, как нашкодивший подросток. — Это не то… Помните, в тот день Сонг рунами вызвала у мальчиков приступ? Она хотела, чтобы я своим внутренним взором просчитал того, кто проклял Мина.

— Ну и как? — желая пристыдить, спросил Лин. — Просчитали?

— Да… Не уверен, что…

— И кто?

— Кто? — Джиро бросил странный взгляд на мальчиков, напуганных разговором взрослых и оттого жавшихся друг к другу. — Один другого.

Вскоре все так быстро закрутилось, наматывая на ось мироздания такие события, что слова Джиро были просто обречены раствориться в забытьи. А Лин, сам в это забытье окунувшийся и едва в нем не оставшийся, еще в тот вечер не хотел помнить их, как и разговаривать с Сонг, что о чернокрылых бабочках с непроизносимым японским названием, что о спровоцированном приступе, который наверняка повлек за собой все остальные. Конечно, он понимал необходимость во всем разобраться, но в рабочем кабинете стояла коробка с чудотворной сомой, защищенная рунами, а дядя Вейж прислал сообщением, что неплохо бы поторопиться.

Сожаление пришло много позже, можно сказать, пару жизней спустя, когда он вновь увидел мальчишек. Младшего, чьими устами говорила сама река, и старшего, призвавшего Изначальное Пламя, чтобы защитить брата от Гармо Дайджеру, того самого Гармо Дайджеру, которого сам Лин немного побаивался, даже став Верховным Творцом. Векш сгорел без остатка, и спаливший его огонь поселился в голове Лина, пульсируя ненавистной обрывочной фразой, ставшей вдруг до жути понятной.

Один другого.

Один проклял другого. И проклятие связало их жизни крепче родственных уз и вопреки карме швыряло друг к другу, обрекая всякий раз на несчастливый финал.

Если бы Лин тогда запомнил слова Джиро! Если бы придал им значение! У него за столько лет нашелся бы ответ, как разомкнуть эти цепи. Но тогда он поспешил исполнить волю Верховного Творца, а потом соловел от обретенной мощи, купался в подозрениях и ненависти, чтобы в итоге пролить невинную кровь и кормить ею чудовище, которое в ином мире почему-то величали богиней.

Ритуал привязки творца к месту силы использовался лишь в Шамбале, потому как другие территории обладали одинаковым магическим потенциалом. Тот, кого «привязывали» к месту силы, получал себе ее огромный резерв, который не мог использовать полностью, зато малой части из дозволенного хватало с лихвой. Дядя Вейж ни за что бы не расстался с ней добровольно, видимо, и впрямь опасался провокаций со стороны Конклава Огня и других кланов, а на Лина, никогда бы его не предавшего, никто бы не подумал как о преемнике. И потом, он без раздумий вернет нежданный дар обратно, стоит лишь попросить об этом.

Сам Лин считал так же, пока не окунулся в потоки Шамбалы и не растворился в их мощи, наполняющей душу неописуемым восторгом. Исчезли тревога за близнецов и боль, пульсирующая в висках от недосыпа. Пропала бесследно тень отца, стоявшая за каждым его действием. Яркой вспышкой истлела злость на мать, которую Лин в глубине души винил за все свои беды и неприятности. Выцвело в ноль раздражение из-за присутствия в Шамбале Конклава Огня. Рассыпалось речным илом преклонение перед дядей и его семьей. Ничего не осталось.

Он не знал, сколько плавал в этих умиротворяющих водах, но когда открыл глаза, над Шамбалой в синем небе без единого облака висел желтый круг солнца. Его блики нещадно слепили глаза, и сам того не осознавая, Лин призвал грозовые тучи, чтобы они скрыли светило до поры до времени, позволив вернуться в сон. Короткий стук в двери и веселый голос дяди Вейжа оборвал все надежды на корню, хотя было сиюминутное желание и его, как и солнце, убрать с глаз долой. Но нечто внутри Лина подсказало, что с этим представителем бога Огня также легко не получится, а потому лучше не испытывать удачу.

Лин сел на кровати и хмуро оглядел роскошную комнату — во дворце Верховного других не водилось, ну, разве что у прислуги, куда Хранителя Ключа Воды и теперь еще Владельца Шамбалы даже в худые годы не определили бы. Впрочем, здесь и прислуга жила куда лучше обычных людей, по крайней мере, большинства из них. Они никогда и никому так тепло не улыбались, как только что вошедшая за дядей девушка с подносом полным яств. От этой улыбки по сердцу хлестнуло вдруг застарелой ненавистью, гниющей там еще со времен босоного детства в Гуанчжоу, отчего захотелось уничтожить всех прежних обидчиков, их потомков и весь остальной люд. Сейчас он мог это сделать!

Но новообретенная сила хлыстнула изнутри по всем чувствам сразу, и Лин согнулся пополам, изрыгая из себя темный сгусток. Как будто некто, стоящий за нынешним могуществом, решил указать ему место. Или проучить. Или?.. Он присмотрелся к пятну на одеяле. Не кровь, потому что черное маслянистое пятно при всем желании не могло быть кровью, и пахло иначе, как будто горьким и кислым одновременно. Но что тогда, если не она? Воспаления и некрозы выглядят иначе, и запах у них скорее приторный и тошнотворный. Его, конечно, стошнило, только…