Барбару не любили в крыле участниц. Сначала потому что не воспринимали всерьёз, поддразнивали за возраст и статус вдовы. Позже — потому что она стала привлекать всё больше внимания кронпринца и других мужчин, и её начали считать главной соперницей, недостойной этого статуса.

В Барбаре не было ничего воинственного. Она была мягкой, слабой, говорила тихо, вела себя почти незаметно и не враждовала ни с кем. Самое агрессивное, на что она была способна, — это то, как она вздрагивала и шарахалась, стоило мне приблизиться.

Если об этом действительно докладывали Его Высочеству, то, наверняка, его сердце разрывалось от сострадания к моей бывшей подруге. Наверняка он не понимал, чем она заслужила такую участь, и желал защитить её.

Я, Аделаида, Барбара — те, кто не устраивает Её Величество королеву Хонору и приближённых высокородных женщин. Но кто же входит в их тайный список фавориток, в их «семёрку»?

Кора — без сомнения. Именно мой конфликт с ней вызвал гнев королевы. Лианна — тоже. И, скорее всего, Селина, что всегда была рядом с Корой. Кто ещё? Илва, Мелва? Их семьи имели вес в совете. Оставалось определить ещё двух.

— Нет, не волнуюсь, — я покачала головой. — Ты же сама говорила, что он вежлив со всеми.

Волновалась я совсем по другой причине, связанной с Геленой де Рокфельт, Леонардом и тем, что произошло в их поместье в Старом Хадаре.

Взволнованная матушка нашла меня утром после ночи, проведённой рядом с Его Высочеством, и не находила себе места. В руках у неё была моя одежда — та самая, что я сбросила во время оборота. Она сказала, будто слышала от других, что я неожиданно обернулась и убежала. Эти слова на миг успокоили меня, но уже через секунду она протянула письмо.

— Это от графини… она просила меня не открывать его, и я не сделала этого, — произнесла она, вкладывая конверт в мои ладони и обхватывая их своими руками. — Разве не чудесно, дочка? Графиня наконец признала нас, да ещё и с такой высокородной гостьей. Мы будем всегда желанны в её доме!

— Мама… — я сузила глаза. — Королева и графиня воздействовали на меня с помощью запрещённого ритуала, стремясь окончательно уничтожить мою репутацию. Леонард был готов взять меня, даже если бы я сказала «нет», потому что он был не в себе… И это организовала графиня. Мне пришлось выпрыгнуть из окна, и если бы я этого не сделала — роду Валаре пришёл бы конец.

Для матушки это оказалось настолько неожиданным, что она прижала ладони к губам и неверяще покачала головой.

— Я не знаю, любишь ли ты меня или только ту идеализированную версию будущего, которую сама выстроила в своей голове, не спросив ни разу, что сделает счастливой меня. Если ты ещё раз примешь приглашение… этой женщины или кого-либо из приближённых королевы Хоноры — я выйду из рода. Сама. Я не позволю ей больше разрушать мою жизнь, и лучше проживу жизнью низкородной.

— Не говори так, Мио, я…

Я не дослушала. Встала и ушла, чувствуя, что не испытываю никаких эмоций. Произошедшее в поместье окончательно сломало что-то во мне.

Столько лет я держалась за свою семью, до последнего, веря, что это всё, что у меня есть, не видя, что я взвалила на себя все их проблемы и позволяла так с собой обращаться. Постоянно прощала их, постоянно находила оправдание, повторяя, что без меня они не справятся.

Но если они этого не ценят — какой во всём смысл? Мама не желала счастья мне, она желала определенной версии жизни аристократки, в которой сама была воспитана, не понимая, что это сделает меня глубоко несчастной.

В коридоре я раскрыла письмо и всмотрелась в идеально выведенные на пергаменте буквы.

«Не думаете же вы, что того, что вы убежали, оказалось достаточно? У нас есть все ваши разговоры, все ваши стоны, мы подготовили отпечатки звука и памяти на которых отчетливо видна вся степень вашего падения. Всё это будет обнародовано на следующем объявлении результатов испытания Отбора, если вы не выполните мои требования. Проиграйте, сделайте так, чтобы проиграли Барбара и Аделаида, и исчезните из столицы и из нашей жизни, и никогда больше не появляйтесь в поле моего зрения. В дополнение к демонстрации на объявлении результатов испытания, я отправлю отпечатки памяти и звука во все газеты Левардии, чтобы они могли продемонстрировать главную шлюху этого королевства».

— Мио? — голос Аделаиды вырвал меня из воспоминаний. — Ты очень бледная, ты собираешься готовиться? Кроме тебя, у него сегодня ещё свидания с Арисой.

Я не собиралась готовиться, я вообще не собиралась идти на это свидание, и уже написала Его Высочеству об отказе, сославшись на здоровье, потому что сейчас у меня были совсем другие заботы.

Последствия нового скандала трудно было даже вообразить — в этот раз меня обнаружили полуголой в объятиях Леонарда при том, что я больше не была его невестой. Мало того, я была невестой кронпринца. Об этом раструбят все газеты, и вся Левардия будет обсуждать новый скандал годами. Можно и не думать об образовании в приличном месте, замужестве, новой работе или работе во дворце.

— Я не пойду, плохо себя чувствую. Так что если встретишь Арису, можешь ей передать.

— Принести тебе что-нибудь? Почему бы тебе не поспать? — взволновалась Аделаида, и от благодарности у меня потеплело в груди.

— Спасибо, всё хорошо, я направлюсь к целителю, — покачала я головой.

— Хорошо, отдыхай. Кстати, о тебе спрашивал лорд Александер, он прибыл только вчера.

Ни к какому целителю я не направлялась. Вместо этого я шла в библиотеку, пользуясь своим статусом личного ритуалиста. Я не сомневалась в том, что Его Высочество вмешается в ситуацию, но это может произойти слишком поздно — по крайней мере, его власть всё ещё была ограничена, пока он не станет формально королём. Я даже не знала, какие у него планы.

Кроме того… я не хотела, чтобы он, желая разобраться, отослал куда-нибудь Гелену де Рокфельт «по делам», как сделал с лордом Мартеном Галем и пропавшим бароном Эскларом.

Она не отделается так просто. Я желала этой женщине публичного падения — и у меня был план.

Я начала с унизительного, полного жалости письма, где я извинилась за возвращение во дворец, молила графиню пощадить меня и клялась, что я уступлю в следующем испытании и исчезну навсегда.

Союзников у меня особо не было. Зато было нечто, способное помочь во множестве ритуалов и с охранной магией, что стояла на поместье де Рокфельтов и на личных вещах графини. А именно — кровавые клочки одежды, застрявшие на моих когтях в тот момент, когда я оттолкнула Леонарда.

Оставалось только узнать, где именно графиня могла прятать настолько скандальные и настолько губительные для меня отпечатки памяти.

И помощь обнаружилась там, где я совсем её не ожидала — вместе с невероятной информацией о прошлом графини… и моём.

Экономку де Рокфельтов, что обнаружила меня вместе с голым Леонардом семь лет назад, я заметила совершенно случайно и удивилась тому, что теперь она выполняла совсем не ту роль, что ей когда-то доверили в этом высоком роду.

Нет, на этот раз она, чуть посвистывая, подметала полы в одном из коридоров, одетая в куда более простую одежду, и я поразилась, поняв, насколько трудной, должно быть, была её жизнь. На сухом лице залегли морщины, кожа выглядела обветренной, болезненной, словно она проводила много времени на улице.

— Вы… — она заметила меня издалека и замолчала, продолжая подметать пол недовольно, зло.

А ведь будучи служанкой, она обязана была обращаться ко мне с куда большим уважением, всё же я аристократка и участница Отбора. Но в этом тоне я увидела нечто важное — она была крайне недовольна своим положением.

В коридоре повисла тяжёлая, гнетущая тишина, нарушаемая только скребками веника по мрамору, и я наслаждалась каждой секундой этого напряжения, зная, как, наверное, оно действует на бывшую экономку.