С этими словами я встала и ушла, полностью понимая, насколько жестоки были мои слова. Если даже сейчас они не вправят Барбаре голову, то всё для неё потеряно.

Днём, после трёх часов сна, в мои новые покои вошли без стука, и мне не нужно было даже поднимать голову, чтобы понять, кто это был.

— Выспалась? — хрипло усмехнулся Каэлис, пока я с трудом поднимала голову, думая про себя, что стучаться его явно не учили.

Хотя, наверное, я и не ожидала этого. А если бы захотела — всегда могла попросить.

— Ты спал хотя бы минуту? — сонно спросила я, не понимая, как он вообще держится на ногах после всего. Если вдуматься, он не спал уже много дней — готовился к суду, разгребал его последствия, провёл со мной всё это время на балу — идеально собранный, внимательный, сосредоточенный, идеальный будущий монарх.

Не отходящий от меня почти ни на шаг.

— У меня есть несколько часов, и я готов говорить — теперь, когда мы можем.

Я только хмыкнула.

— Немного поздно, не находишь?

Постель прогнулась под его весом, и я вдохнула полной грудью его запах… только для того, чтобы ничего не почувствовать. Повернула голову вбок и потянулась рукой к широкой мужской ладони.

— Эти несколько часов показались мне вечностью, — тихо произнёс он. — В моей голове ты уже моя, и я могу быть рядом с тобой столько, сколько захочу. Жить в одних покоях, а не пробираться тайными путями.

Он будто читал мои мысли, и от этого в груди вспыхнуло жаркое, расползающееся по телу чувство, ударяющее в голову тёплой, счастливой, дурной влюблённостью, эйфорией.

Но потом его рука исчезла, он отстранился, и я растерянно подняла голову.

— Я принёс тетрадь — записать все твои идеи, мысли, мечты. А ты запомнишь мои… хотя, если хочешь, можешь тоже записать. Я обещал прийти к тебе после суда, и ни разу не говорил, что тот разговор отменён.

Каэлис обернулся, когда понял, что я молчу. А я… просто любовалась им — открыто, не находя слов.

— Мио.

В голосе прозвучали знакомые властные нотки.

— О поездке в Домариэль…

— Зачем она тебе? Для получения полной квалификации? Ты можешь учиться в любой академии Левардии, деньги не проблема, можешь начинать хоть завтра… Хотя нет, сначала тебя должны короновать, чтобы получить доступ к казне. Эта поездка в твоём новом статусе возможна, но крайне затруднительна, — Каэлис явно готовился к этому разговору.

Как и к последнему балу, когда его слова сумели разрушить всё моё сопротивление.

— Да, для полной квалификации, — подтвердила я. — А вообще, было бы неплохо, если бы в Левардии существовала хоть какая-то бесплатная система полного обучения для талантливых магов. Столько таланта пропадает…

— Вот, это уже верное направление мыслей, — довольно улыбнулся Каэлис. — Ты и сама не представляешь, сколько сможешь изменить, если действительно возьмёшься.

— Теперь твоя очередь, — попросила я.

— Ребёнок в первый год. Чем раньше, тем лучше, — Каэлис смотрел мне прямо в глаза, ясно осознавая, насколько серьёзно то, что он говорит, и я сглотнула, выпрямляясь и окончательно просыпаясь.

Я не знала, действительно ли он этого хотел, или говорил потому, что от него этого ждала Левардия, и его желания давно слились с нуждами и планами королевства. Мне хотелось верить, что он сам этого хотел. Что думал о том, каким станет отцом, о том, чему он может научить своих детей.

Неловко кивнула, только сейчас осознав, насколько непростым окажется этот разговор.

— Ты всё ещё носишь тот артефакт из Ваага? — я выбралась из-под одеяла, в одной ночной рубашке, и начала медленно двигаться к Каэлису, который, наклонив голову, следил за каждым моим движением.

Молча, позволяя мне делать то, что я хочу. Приблизиться к нему, сесть вплотную.

Пропустить руки сквозь его волосы, дотянуться до шеи… Найти свой ответ.

— И буду носить, пока мы не поженимся, — произнёс он тихо, наклоняясь ко мне.

Я подняла к нему лицо, внимательно разглядывая мужчину напротив, позволяя пальцам скользить по крепким плечам, по ключицам, по гладко выбритому подбородку, по горлу…

— У нас всё было неправильно, Мио, всегда. Ни формальных ухаживаний, ни свиданий, ни мучительного ожидания. И я хочу, чтобы хоть что-то у нас было как положено, по правилам, как требует протокол.

Как же Каэлис любил этот протокол. И как же хотел делать всё правильно — быть тем королём Левардии, которым гордились бы и народ, и близкие.

— Если ты этого хочешь, — прошептала я в ответ, улыбнувшись.

Свадьбы мы не дождались.

Хотя очень старались.

Центральный собор Сороны очень долго готовили к церемонии — пилили новые помосты, натягивали тяжёлые бархатные ткани, натирали до блеска золочёные украшения внутри. Снаружи, на площади, возводили трибуны для знати, а вдоль мостовой уже тянулись торговые ряды — купцы начали съезжаться больше двух месяцев назад.

Вся дорога от дворца до собора фактически была перекрыта — каждый знал, что именно там пройдёт процессия.

В день коронации город гудел с раннего утра: ремесленники в который раз укрепляли арки с гербами, гвардейцы выстраивали кордоны, гонцы беспрестанно сновали между дворцом и собором. Казалось, каждый житель Левардии вносил свою лепту — плели венки, готовили самодельные помосты для тех, кто не поместится у дороги, портнихи и шляпницы работали без устали, создавая наряды для зажиточных горожан.

Мой наряд на этот день стоил, наверное, столько же, сколько весь бюджет поместья Валаре за сто лет, но иначе было нельзя. Он оказался дороже даже свадебного, хотя тогда мне казалось, что подобное невозможно.

Платье было соткано из тончайшего красного шёлка, расшитого вручную жемчугом, драгоценностями и золотыми нитями — словно сама ткань рождала свет. Шлейф тянулся на десятки метров позади, и нести его будут девочки из самых знатных домов, а в высоком стоячем вороте угадывались очертания арок центрального собора.

Каэлис хотел, чтобы всё прошло безупречно. Он мечтал, чтобы народ видел свою королеву, чтобы полюбил её, оберегал. Он отчаянно стремился установить более тесную связь с подданными. Пусть он и не показывал этого открыто, но верил, что практика отсылки наследника в другое королевство ослабляет монархию, подтачивает власть следующего правителя, и всё, что до сих пор спасало Левардию — это отсутствие серьёзной угрозы.

Но эти времена давно ушли. Отношения с Вааргом становились всё напряжённее, несмотря на то что соглашения, достигнутые в графстве Роузглен, формально оставались в силе. Правление Арно Николаса отличалось расслабленностью, и мы прозевали становление сильного соседа, не гнушающегося пользоваться кровавыми ритуалами и опасной магией. Всё это дополнялось физической мощью, превосходившей силу большинства левардийских оборотней.

Теперь Ваарг знал, что Тавиен был особенным — благодаря глупости Зеновии Николетты, которая, похоже, никогда не простит себе этого шага. Она понимала, что те, кто удерживал Тавиена, сотрудничали с Вааргом, но не догадывалась, что за ними стоит кто-то из местной аристократии, считая, что, как и многие, разбойники просто использовали запрещённые артефакты.

Я знала, что впереди нас ждёт очень трудное время, и никак не могла позволить Каэлису проходить через это в одиночестве. Союзников у него почти не осталось, и нам отчаянно следовало держаться за каждого из них.

— Ваше Величество, желаете молока? — спросила одна из служанок, и мне захотелось покусать её за этот вопрос.

Каэлис приставил ко мне целую свору служащих, главной задачей которых было следить за тем, чтобы я не волновалась — ни о чём. С каждым днём они раздражали меня всё сильнее, хотя я понимала, что они просто выполняют приказ.

Нет, они не мешали мне действовать, наоборот, всячески помогали, готовые принести что угодно, лишь бы я нашла себе дело, иногда даже подбрасывали идеи. Но их было слишком много, они старались услужить изо всех сил, выглядели при этом чрезмерно старательными, и каждые пять минут предлагали мне молока.