— Миолина, пожалуйста… — кронпринц, несмотря на удар, выглядел неожиданно спокойным и серьёзным. Он смотрел на меня так, будто пытался убедить.

— Лорд Галь рассказал мне…

— И вы поверили ему?! — перебила я, с трудом сглатывая болезненный комок обиды. — Что бы он ни сказал — вы поверили, даже не спросив меня сначала? Несмотря на то, что не он, а я работаю с вами всё это время, и вы смогли узнать меня!

А вот теперь я ясно читала ответ в его глазах. И этот ответ разрушал что-то светлое во мне — то, о существовании чего я до сих пор не знала.

Обида душила, как и ярость.

— Я не виню вас. Ваша жизнь была тяжёлой, и вы слишком красивы — на свою беду, — в его взгляде теплилась почти жалость.

— Мне не нужна ваша жалость! — прошипела я. — Между мной и ним ничего не было, никогда! С самого первого дня, как я появилась здесь, он преследовал меня, но Меррин всегда защищала своих работников. Да и как он мог узнать меня только сейчас, если бы между нами действительно что-то было?

От одной только мысли, что Каэлис Арно решил, будто я отдаю своё тело за какие-то услуги или даже деньги — не только лорду Галю, но и «другим мужчинам» — подташнивало.

— Я не была ни с кем, кроме Леонарда… и вас. Я готова на многое ради выживания, но не на это, — произнесла я, глядя ему прямо в глаза, чувствуя, как в уголках моих собирается влага, и ненавидя себя за то, что оправдываюсь. И за то, что хочу выглядеть в его глазах лучше.

Глупое, жалкое сердце.

Но больше всего убивало молчание. Будто он взвешивал, стоит ли верить.

— А знаете что? — произнесла я, пытаясь задушить слезы злостью. — Это вовсе не ваше дело. Даже если бы я была с десятками мужчин — это никак не влияло бы на мою работу. Я не просила ни помощи, ни жалости!

Пусть скажет хоть что нибудь!

Хотелось ударить его ещё раз — лишь бы не видеть этот всепонимающий, будто всё прощающий взгляд.

— Можно я удалюсь? Я здесь больше не нужна до конца вечера, — выговорила я, осознавая, что не способна оставаться рядом с ним ни секунды.

Боль и обида сжигали изнутри, и даже злость больше не спасала. В этот миг мне казалось, что если он увидел во мне только красивую, но сломленную женщину — ту, которой можно воспользоваться, потому что у неё больше нет выбора, — то к нормальным рабочим отношениям нам уже не вернуться.

— Конечно, леди Валаре, — глухо произнёс кронпринц. — Мы поговорим завтра утром.

Я поспешно вышла из комнаты, а затем и из игрового дома, чувствуя, как из последних сил сдерживаюсь, чтобы не расплакаться прямо здесь.

Рука горела.

Вторая пощёчина за один час — а ведь я считала себя сдержанной, верила, что до такого меня невозможно довести.

Трудно было принять, что человек, к которому я потянулась, которого впервые после Леонарда увидела именно как мужчину, — увидел во мне женщину, способную… почти торговать своим телом.

Собирался ли он предложить мне то же самое?

Я ведь ни на что не надеялась. Не строила никаких иллюзий, не видела даже призрачного общего будущего.

Вытерев дорожку слёз, я вызвала возницу и направилась к себе, злясь и на принца, и — ещё больше — на себя. Нельзя поддаваться слабости. Слабые, эмоциональные и отчаянные люди допускают ошибки.

Я надеялась, что в моих покоях никого не окажется, но ошибалась — там были все, включая обеих кузин. Камилла стояла в центре комнаты и оживлённо о чём-то рассказывала, явно наслаждаясь ролью победительницы своего испытания.

Моего появления никто не заметил.

— В следующий раз, когда кто-либо из вас решит прийти в мои покои, я ожидаю, что вы сначала спросите об этом, — твёрдо произнесла я. — А не будете приходить так, будто живёте здесь.

— Как ты можешь так говорить, дочка? — всплеснула руками мать, по всей видимости, не понимая моего состояния. — Посмотри на Имира — он помогает и всегда в хорошем настроении. Зачем же ты так, даже не поздоровалась?

— Вот тогда и живите в покоях брата, раз он во всём лучше меня, — усмехнулась я и прошла в спальню.

Оказавшись внутри, без сил опустилась на кровать. Что будет завтра, во время утреннего разговора? Останется ли у меня работа? Я должна, обязана отсечь все чувства!

Моё внимание привлёк свёрнутый лист бумаги, лежащий под дверью — похоже, его туда протолкнула мать, не открывая.

Как и всегда, письмо было от барона Эсклара. Но на этот раз я решила его открыть.

«Леди Валаре,

Я долго не писал вам, понимая, что вы не собираетесь отвечать на мои письма. Я также старался не досаждать вам своим присутствием и взглядами — насколько мог, учитывая мои чувства.

Я глубоко сожалею о своём предложении и той оранжевой ленте, что вручил вам при всех. Очевидно, это оскорбило вас — настолько, что вы не ответили ни на одно моё письмо после бала.

Последние месяцы я не находил покоя — ни в еде, ни во сне — думая о том, насколько Леонард и мужчины вроде него разрушили вашу жизнь. Я вижу, как вы стараетесь, как у вас почти нет выходных, и лишь догадываюсь, что вы стремитесь к независимости.

Я не в силах изменить прошлое, но могу попытаться повлиять на ваше будущее. Пожалуйста, встретьтесь со мной. Я хотел бы предложить вам компенсацию за неудобства, которые, в том числе, и я вам причинил. А также — познакомить вас с профессором из Соронской Академии, который способен дать вам надежду на тот путь, то будущее, к которому вы похоже стремитесь.

Кроме того, мне хотелось бы обсудить с вами особенность вдовствующей виконтессы Барбары ле Гуинн, которую я недавно заметил. Я знаю, что когда-то вы были подругами, и, возможно, вы уже в курсе. Но эта особенность не даёт мне покоя уже несколько дней.

Искренне ваш,

Барон Рено Эсклар»

Я отложила письмо в сторону, потирая виски. Что происходит с Барбарой — честно говоря, мне было безразлично. Я не собиралась узнавать подробности её жизни через третьих лиц — только лично.

Но что касается остального...

Если бы он написал мне такое письмо в самый первый день, ещё во дворце, вместо той несчастной ленты, я, возможно, и встретилась бы с ним.

А сейчас, после разговора с кронпринцем...

Какова цена его одолжения? Даже если сейчас он ничего не попросит — не изменится ли это в будущем?

Матушка верила, что когда-то, семь лет назад, барон Эсклар был влюблён в меня. Но теперь я понимала, что это было неправдой. Как и то, что Лео был влюблён.

Они не знали меня.

Они говорили о чувствах почти сразу — как по шаблону ухаживаний, заведённому в среде аристократов. Они выбрали меня из-за внешности и потому, что тогда я считалась «подходящей» невестой. К настоящей любви или влюблённости это не имело ни малейшего отношения.

Как там сказал Его Высочество?

«Вы были прокляты с рождения. Этим магнетизмом, этой красотой, которую каждый мужчина стремится присвоить, проведя с вами лишь немного времени».

Интересно… если бы у меня не было этой красоты — как бы сложилась моя жизнь и жизнь моей семьи? Была бы я замужем за менее родовитым, но порядочным аристократом, который помог бы роду Валаре справиться с долгами?..

Глупо об этом думать.

Я точно так же виновата в произошедшем, как и Леонард.

С утра я чувствовала себя разбитой, но готовой бороться. В моих покоях, кроме спящей матушки, никого не было, но вот куча одежды и личные вещи кузин, равно как и Имира, по-прежнему валялись повсюду.

Его Высочество ожидал меня к девяти — и я шла к нему, волнуясь сильнее, чем в самый первый день службы. Сердце билось слишком быстро, ладони вспотели, и я вытерла их о юбку своего свободного бесформенного наряда, который я постепенно начинала ненавидеть.

Я постучала в дверь кабинета Его Высочества, который либо не спал, либо просыпался с первыми лучами, трижды — точно так же, как каждое утро.