Её бледные губы дрожали, как и всё её тело, так сильно, что я испугалась — она вот-вот упадёт.

— Это правда? Про арест его имущества? — и в голосе столько надежды…

На то, что он скажет что «это неправда», что убедит её, что всё наладится. Он — глава рода, тот, в кого она верила больше всего.

— Да… — тихо ответил побледневший Имир. — Но это всего лишь временное недоразумение…

— Ты не видел эти шахты! Что, если они вовсе не существуют? Что, если тебе опять наврали, пообещав золотые горы, как обычно, а ты купился, наплевав на всех вокруг?

— Это не так, Мио! И я глава рода, не разговаривай так со мной!

— Ты не глава, ты — посмешище, — откровенно ответила я. — Слабак и трус, мечтающий о деньгах, причем быстро, так, чтобы не нужно было самому ничего делать, не нужно было работать. Ты продаешь воздух! Ты видел эти шахты? Хоть бы отпечаток памяти? Видел процесс добычи золота, как его превращали в деньги, видел шахтеров? Хоть кто-нибудь видел их среди сотен твоих людей, о которых ты говоришь? Ответь!

Имир молчал.

Но именно это молчание и было его ответом.

Он не видел шахты, не видел работников.

— Не смей так разговаривать со мной, — прошипел он в который раз.

— Мио, не разговаривай так с братом! Он — глава рода, он заботится о нас, — прошептала матушка, словно мечтая, чтобы этот ужасный разговор наконец закончился.

— Как ты можешь верить ему, мама? Хоть одно его дело закончилось успешно? Хоть одно? Сколько их было?! Десятки, и каждый раз в лучшем случае мы оставались ни с чем, а в худшем — влезали в новые долги. Я пять лет платила за поместье а он два месяца, но ты вновь выбираешь его! При том что такого, как сейчас, еще не было никогда. Как ты можешь доверять ему, если он подводил меня и тебя снова и снова, из года в год? Что дальше? Люди, которых он обвел вокруг пальца, пойдут и изобьют Агнету только потому, что она с нами? Сожгут поместье?

От ужаса мама прижала кулачки к губам и посмотрела на меня, понимая, что то, что я описывала, вполне может стать нашим будущим.

— Мио, он выплачивал нам! Если шахты не существуют, откуда, по-твоему, он мог брать деньги?! — Имир не собирался сдаваться. Он, похоже, сам не мог принять, что и это его дело прогорело.

Он горел от ярости. Собирался отстаивать свою веру до конца, до последнего делать вид, что у него есть план, что он знает, что делает, что он — глава рода не только на словах.

Ненавидел ли он меня, избитую, в этот момент? Чувствовал ли себя виноватым?

Потому что я ненавидела его.

— Я не знаю! Может, из денег тех, кого вы приводили, я слышала разговоры об этом на улице, где всех уговаривали вложиться. А может, у него была какая-то заначка. В любом случае настоящих денег от тебя он получил куда больше, чем выплатил, не так ли?!

— Я не знаю! Может, из денег тех, кого вы приводили, я слышала разговоры об этом на улице, где всех уговаривали вложиться. А может, у него была какая-то заначка. В любом случае настоящих денег от тебя он получил куда больше, чем выплатил, не так ли?!

Имир побледнел, и это его молчание стало ответом на все мои вопросы. Синие, такие же, как у меня, глаза бегали из стороны в сторону, пока он, по-видимому, пытался вспомнить, сколько вложили остальные и сколько получили.

— Что ты подписал с ним? — спросила я. — Какие бумаги? Покажи мне! — я сделала шаг вперед, едва удерживаясь от желания заслонить матушку, на которую Имир всё время смотрел, наверняка надеясь на привычную поддержку, которую она всегда ему оказывала.

Она была на его стороне в каждом споре, в каждом конфликте, которых у меня с братом было несметное количество.

— Имир!

— Я не подписывал с ним бумаги! Только собирался, но он выплачивал мне, и видеть проценты от моих вложений было куда надежнее, чем подписывать какие-то бумажки.

В ответ я только истерично рассмеялась, покачав головой.

— Его имущество арестовано, но никаких доказательств, что ты работал с ним, нет. А значит, если его деньги и вернут пострадавшим, тебя среди них не будет! И ты правда думаешь, что если эти несуществующие шахты каким-то образом заработают, он станет платить тебе, а не выкупать своё поместье?

Матушка, услышав это, схватилась за голову и снова заплакала — последняя надежда покинула её в этот момент.

— Не ведите себя так! Я сделал это ради вас! — крикнул на меня Имир.

— Ради себя! Потому что ты слишком ленив, чтобы заниматься настоящей работой, и слишком честолюбив, чтобы получать мизерные, по твоему мнению, деньги, которые получают все остальные! — как только он снова открыл рот, я тут же перебила его. — Ты кричишь на ту, кого избили, избили из-за тебя! Пока ты утешал свою девицу и её родственников, меня калечили за твоей дверью. Я звала на помощь без остановки, но гвардеец с первого этажа прибежал быстрее, чем ты, находящийся за дверью! Глава рода? Жалкий трус, слабак и лентяй!

Я не выдержала и сорвалась в полноценную истерику, выплескивая всю обиду, что копилась во мне все эти годы.

— Мио-о-о, — жалобно, почти беззвучно простонала мама, бросившись ко мне и крепко обняв своим тонким телом. Я почувствовала, как сильно она дрожала.

Я не обняла её в ответ.

— Не втягивай в это леди Вал Миррос.

— О нет, молчать я не буду, — горько рассмеялась я и, наконец, попыталась оценить, смогу ли надавить на него. — Я скажу ей и её отцу всё как есть: что Мелву, если она сблизится с тобой, изобьют или даже убьют. Что ты за всю свою жизнь заплатил за поместье лишь два раза. Что ты не защитил мою честь и не защитишь её. Может быть, я расскажу об этом ей прямо сейчас.

Насколько сильно он заинтересован в Мелве? И сколько продлится эта влюбленность?

Мама вздрогнула, однако я смотрела только на Имира. На то, как в его глазах загорелся самый настоящий ужас.

И почему-то этот ужас ранил меня сильнее всего, хотя я и собиралась его использовать. Имира не задело то, что меня избили. Не задело, что у нас могут отобрать поместье, что пострадают другие. Но его по-настоящему испугала мысль, что он потеряет прекрасную леди Мелву Вал Миррос.

— Это гордость нашего рода, Мио, ты действительно хочешь её уничтожить? Если она узнает, то и другие тоже, подумай о нашем будущем!

Почти никто из аристократов не знал, насколько бедственно положение рода Валаре, и что наше поместье почти развалено. После моего скандала нас отлучили от двора и столицы, кроме, конечно, отца.

— Ты глава рода, именно ты должен думать о нашем будущем, но почему-то тебя это не заботит. Ты хочешь, чтобы я защищала твою честь, при том что ты никогда не сделал ничего, чтобы защитить мою…

Всё. Больше никакой слабости.

— Нам нужно срочно уведомить Агнету. Её жизни угрожает опасность. И кузин.

Я взглянула на свои руки — когти всё никак не исчезали, и это вызвало у меня кривую ухмылку. Опять искать кронпринца? Пить его кровь?

— Не говори леди Вал Миррос, — повторил Имир, и я нарочито неверяще подняла на него глаза, чувствуя, как в крови поднимается горячая волна адреналина.

Получается…

— Я говорю тебе о жизни моей, мамы и Агнеты, а ты думаешь о том, что леди Вал Миррос начнёт о тебе плохо думать? Серьёзно?

— Да! Я… изменюсь, найду способ зарабатывать деньги, честным трудом, пусть и не такого размера.

Он прекрасно знал, о чём я мечтала. О стабильности, о том, чтобы мне не приходилось ждать удара в спину от собственной семьи.

— Я не верю ни одному твоему слову, Имир. Ты ни разу не имел настоящей работы, ни разу не сделал ничего честно.

Я уже собиралась вновь напомнить про Мелву, но у Имира внезапно появилась новая, куда более пугающая идея.

— Всё ещё может быть нормально, Мио. Леонард де Рокфельт связался со мной недавно, он хотел обсудить некие планы, — с каждым словом голос брата креп, обретал уверенность. — Мне кажется, он попросит твоей руки. Это восстановит твою репутацию, и союз с такой семьёй позволит нам медленно выйти из… всех долгов.