Разрешение тайны смерти графа Арвеллара не удовлетворило никого.

Не было заговора против короля. Не было даже намерения убить графа. Не оказалось безжалостного убийцы — только молодая женщина, совершившая глупость. Только трагическое стечение обстоятельств.

Если бы не влажность и духота — зелье не превратилось бы в яд, вступив в реакцию с компонентами сигары. Если бы Артур Перрин, влюблённый в Эдель Николетту, надлежащим образом исполнял свои обязанности — Ян Арвеллар почувствовал бы подвох. Если бы сигары дошли до настоящего адресата, Его Величества, яд не подействовал бы на него, льва.

Даже если бы… если бы эти сигары поступили в страну легально, не через чёрный рынок, и маги Левардии успели бы изучить их и выдать рекомендации…

Ответ оказался куда проще, чем ожидал кто-либо из нас… Как и говорил Николас Хаул.

— Все посторонние должны покинуть зал Совета, — приказал Его Величество. И прежде всего это касалось меня. Я бросила последний взгляд на Каэлиса, но он даже не смотрел на меня, не отрывая глаз от Зеновии.

Я покинула зал, почему-то ощущая, что король теперь может быть даже более благосклонен к Аделаиде, чем к Зеновии. Аделаида не представляла угрозы для короны и, скорее всего, будет преданна из страха. Если бы она не была аристократкой за такое её могли бы приговорить к смертной казни. Но теперь, вероятнее всего, её отошлют в монастырь…

— Не так далеко, леди Валаре. На допрос, — Эларио де Рокфельт остановил меня, и я тяжело вздохнула, прекрасно зная и без него, что меня так просто не отпустят.

— К лорду Вал Мирросу? Тогда попросите его хотя бы дать мне еды и молока, а не как в прошлый раз.

Мой допрос продолжался много часов — до раннего рассвета, выжимая из меня последние силы. Ни о каком разговоре с Каэлисом не могло быть и речи, он наверняка был слишком занят, так как королевская семья оказалась совершенно не готова к такой правде. Как теперь выглядит вертикаль власти, силы в совете?

Лорд Вал-Миррос по какой-то причине терпеть меня не мог и отчаянно надеялся, что я действительно покрывала Аделаиду, намеренно скрывая правду как можно дольше. Раз за разом он спрашивал, почему я так долго молчала, и всякий раз, когда я отвечала, что сама даже не узнала, а лишь заподозрила правду сегодня, и немедленно пришла к королю, он неизменно произносил:

— Как удобно.

Так и хотелось ему треснуть.

Он припоминал, что мы с Аделаидой общались в Академии, хоть и не были подругами, и что сблизились уже здесь, на Отборе. Спрашивал, осознаю ли я, какие силы были брошены на поиск убийцы графа, что в столицу вызвали сотни новых гвардейцев, что охрана короля была усилена в десять раз?

Он просто не верил, что всё могло совпасть в один день, и будто пытался убедить меня в этом, пока я, не выдержав, не сорвалась и не напомнила, что это именно я пришла к двери зала Совета, и что всё это время помогала расследованию — и Николасу Хаулу, и Его Высочеству.

Тогда он, наконец, отстал, предварительно записав с моих слов содержание разговора с профессором Роувилем. О личных мнениях профессора я говорить отказалась, заявив, что если ему так интересно — пусть спросит у самого профессора. К делу это не имеет никакого отношения.

Создавалось впечатление, будто ему платили за то, сколько он продержит меня в допросной.

Позже мне удалось поспать несколько часов, но с утра на меня всё равно смотрела бледная девица, похожая на умертвие. А снаружи уже ждал посыльный — с крохотной посылкой.

Внутри лежала одна тонкая склянка крови, и… больше ничего. Записки, на которую я надеялась, не оказалось. Тогда я окончательно приняла, что разговора с Каэлисом не будет. Но он всё же передал эту склянку — чтобы я быстрее восстановилась.

Сожаление о несостоявшемся разговоре ощущалось глухо, потому что все эмоции словно закончились там, на суде, в зале Совета.

— Леди Валаре! — в дверь громко постучали во второй раз, как раз когда я думала, что пора бы найти матушку и кузин, и начинать готовиться к балу. — Вас вызывает лорд Крамберг.

Неужели?..

— Он что-нибудь передал? — спросила я, уже догадываясь об ответе.

— Д… да, — куда тише пробормотал посыльный. — Леди Монтрас ещё не вернулась…

Бедная Кора — две ночи в образе обезумевшей тигрицы в лесу. Куда только смотрели организаторы.

Рядом с лесом, там, где позавчера проходило испытание, собралось множество гвардейцев, а также вся семья Монтрас, включая неожиданно плачущую ледяную графиню. Граф же, напротив, казался жёстким, непримиримым и даже немного деспотичным.

— Вы! — леди Монтрас, увидев меня, рванула вперёд, но остановилась в нескольких шагах, поняв, что отступать я не собираюсь. Напротив, я сузила глаза, наблюдая за женщиной, привыкшей ощущать себя победительницей. — Это из-за вас! С тех пор, как вы попали на Отбор, вы уничтожили репутацию Коры! Другие девушки перестали её поддерживать, и всё это время она не находила себе места!

На самом деле, женщина была сильно расстроена, хотя и пыталась спрятать это за гневом.

— Ваша дочь сама уничтожила свою репутацию среди участниц Отбора. А проблемы со зверем у неё, судя по всему, давно, потому что она не обернулась ещё на самом первом испытании, — ответила я резко, без тени пиетета. Не хотелось тратить время на эти бессмысленные разборки, и, признаться, меня уже начинало утомлять, что все вокруг упорно винили меня в собственных неудачах. — Я здесь добровольно, могу и уйти! Но понимаю, что вы расстроены и сами не отдаёте отчёта в том, что говорите.

А ведь графиня присутствовала при моих извинениях перед Геленой де Рокфельт. Как многое с тех пор изменилось…

— Да как… — судя по всему, она не находила слов и растерянно оглянулась на мужа в поисках поддержки, но тот не отреагировал. Он продолжал смотреть в сторону леса — зло, требовательно.

Я впервые подумала, что он мог быть довольно жёстким отцом для Коры.

— Господин Аретта, давайте приступим, — обратилась я к специалисту, стоявшему рядом.

Тот уже держал наготове знакомое зелье усиления феромона, хотя мне передали, что концентрация в этот раз намного слабее, чем та, что использовалась при поимке Тавиена.

Когда я поднесла флакон к губам, меня внезапно пронзила страшная мысль. А что, если внутри — отрава?

Я знала слишком много о королевской семье.

Знакомое зелье обожгло горло, и мне тут же стало жарко. Почему я так часто сначала делаю, а только потом думаю?

— Мы подготовили для вас мирную кобылу, леди Валаре. Рядом с вами постоянно будут пять гвардейцев. И, разумеется, я.

В руках Аликс Аретта держал небольшую трубочку с дротиком, и я поняла, что на его кончике наверняка было успокаивающее зелье для Коры. Варварство какое-то.

— Разве мы не можем просто передвигаться вместе с графом Монтрас? Он мог бы воздействовать на Кору, приказать ей подчиниться — как глава семьи, старший по крови и сильнейший зверь?

Специалист лишь бросил нечитаемый взгляд на графа, который не сдвинулся с места, но ничего не ответил.

Бальный зал сиял под мягким золотым светом тысяч свечей, отражённых в зеркалах и гладком мраморе пола. Под расписными сводами медленно скользили придворные в парче и бархате. У дальней стены тянулась возвышенная королевская линия — несколько широких кресел из тёмного дерева, окованных серебром, предназначенных для всей семьи.

Но сама королевская семья находилась не там. Окружённые гвардейцами на значительном расстоянии, они встречали участниц Отбора у подножия лестницы, с которой мы спускались — одна за другой, под громогласные объявления лорда Крамберга.

И сегодня я была первой.

Я спускалась вниз в платье неожиданно насыщенно-бордового цвета, с мягким блеском плотной парчи. Лиф подчёркивал линию плеч и был украшен тонкой вышивкой в виде изящных завитков. Высокая талия перехватывалась узкой лентой, а лёгкие рукава до локтя собирались в мягкую волну. Юбка ниспадала гладкими складками, чуть колышась при каждом шаге и переливаясь глубокими, почти винными оттенками в свете свечей.