Регенерация кронпринца действовала безупречно — кожа частично покрывала металл, сидящий в открытой ране, придавая артефакту особенно жуткий вид.

— Мио…

Сделав глубокий вдох, я потянулась пальцами к артефакту и начала вытаскивать его, сразу замечая, как рана обильно кровоточит, как тёплая густая кровь заливает мои ладони, стекает по его шее, по позвоночнику… Он не издал ни звука. От ужаса происходящего, осознания, какую боль я приношу, в животе всё сильнее сжималось, к горлу подступала тошнота, в голове начинало кружиться, но я не отпускала — тянула, ковыряла.

Пока кусок металла, усеянный изнутри шипами, наконец не оказался в моих руках.

Я отбросила его в сторону, чувствуя, как меня всю трясет, а феромон Его Высочества тут же усилился.

А уже в следующую секунду всё вокруг заслонила его мощная фигура.

Потому что Его Высочество развернулся, схватил меня за подбородок и впился в губы. Жадно, безумно, словно он хотел не оставить от меня ничего.

Каэлис Арно из Великого Дома Грейдис

Девушка под ним слабо трепыхалась, хотя это началось не сразу. Сначала она отвечала — горячо, отчаянно, но недолго, куда меньше, чем ему хотелось. А потом начала сопротивляться.

Мио никогда не сопротивляласьтакпод ним.

Она никогда не была неподвижной, нет, она всегда участвовала наравне, а иногда ему казалось, что она даже пыталась отобрать лидерство.

Несмотря на то что он чувствовал её сопротивление, он просто не мог остановиться. Кусал, метил до покраснения кожи влажными поцелуями, почти рычал, желая поглотить, не веря, что наконец способен испытать весь калейдоскоп чувств и эмоций, доступных им обоим.

Каэлис отдал бы сейчас всё, чтобы Мио чувствовала хотя бы десятую долю того, что ощущал он. Трепетная, влажная, крохотная, вкусная, прямо под ним — осознание того, что он завоевал её, что добился, что она принадлежала ему, било в голову волнами эйфории, усиливая желание и подводя к самому краю. Больно. Слишком остро.

— Отпусти её, — хриплый голос Тавиена пробивался сквозь толщу воды, не вызывая никакой реакции у обезумевшего кронпринца. — Она не хочет.

Не хочет…

Мысль мелькнула на краю сознания и тут же растаяла. Каэлис лизал её шею, почти как зверь. Впрочем, почему «почти»? Он чувствовал её запах, знал, насколько она возбуждена, как пропитана соками, как ожидает, сжимается… для него.

Так близко… На ней был только этот мешок, а на нём — ничего, и она ясно ощущала, что он на грани.

— Отпусти её! — теперь в голосе Тавиена звучал настоящий ужас, будто он не верил, что всё это происходит у него на глазах.

Сам виноват… Не стоило открывать рот, пытаясь впечатлить…

Каэлис не успел додумать эту мысль — боль пронзила его справа. Тяжело дыша, он встряхнул головой, но тяга к Миолине оказалась сильнее. Облизнув губы, он снова потянулся к её губам — уже замученным, болезненно вспухшим.

Больно!

— Что… — хрипло выдохнул он, приподнимаясь.

Это дало Миолине драгоценные секунды, чтобы выскользнуть из-под него.

Она тяжело дышала, буквально исходя возбуждением, которое, несомненно, ощущал и проклятый Тавиен. Эта мысль, как и боль от того, что Миолина больше не была в его руках, заставила Каэлиса издать низкий, рвущийся из груди рык. Пальцы провели по каменному полу, оставляя на нём глубокие царапины от неконтролируемого частичного превращения.

— Я не хочу! — громко сказала она.

— Я же чувствую…

— Я не животное, — в её синих, бездонных глазах стояла настоящая боль. Сколько раз он уже причинил её?

В боку Каэлиса торчала острая щепка, которую девушка, в отчаянии, успела вонзить в него, пока он сходил с ума. И теперь эта щепка казалась единственным, что удерживало его в сознании. Поднимаясь, он воткнул её глубже, зная, что во Время Зова, как только он вытащит её, регенерация тут же начнёт затягивать рану.

— Да. Ты не животное, — прошептал он, не отрывая от неё пожирающего взгляда. — Извини.

Он дал ей слово, что больше никогда между ними не будет близости под воздействием.

Собственные чувства совсем недавно казались бредовыми. Завоевал её? Неужели он действительно верил в это лишь потому, что она была под ним?

Мио не принадлежала никому, кроме себя.

— Я расчищу путь. Не приближайтесь ко мне, — он надеялся, что крови их похитителей окажется достаточно, чтобы насытить его внутреннего зверя. — Ждите здесь.

— Вы не можете идти один! — Миолина сделала шаг вперёд, и он, положив руку на щепку, всё ещё торчавшую из его бока, схватил её за подбородок и поцеловал — глубоко, жадно, прижимаясь к ней всем телом.

— Думай сейчас о себе, Мио, — произнёс он, словно давая понять, что альтернатива у неё всего одна — близость с ним, прямо сейчас. — И подбери артефакт. После того как я вернусь, ты установишь его мне снова.

Полюбовавшись на наполненное ужасом, прекрасное и упрямое лицо, он в последний раз поцеловал её — на этот раз коротко и нежно, наслаждаясь каждой секундой. Здесь не было стен дворца, не было Отбора, не было политики. Только мужчина и женщина, и звери, не способные оторваться друг от друга.

Затем Каэлис развернулся, вынул щепку из бока и почувствовал, что боль почти исчезла. Обращение заняло всего несколько секунд, и он поспешил удалиться от Мио, чтобы найти первую жертву — того незадачливого разбойника, что оставил своего совсем юного подельника с ними.

О том, что его состояние ухудшается, он понял тогда, когда застал Мио с этим щенком Леонардом в одном кабинете. Она не сопротивлялась и не оскорбляла его. Нет, она казалась слабой, беззащитной, той, кто нуждается в помощи.

В тот момент она была с Леонардом такой, какой никогда не была с Каэлисом. А он уже много месяцев желал, чтобы она сама пришла к нему, чтобы просила, чтобы он мог участвовать в её жизни.

Он не знал, как удержался тогда и не убил Леонарда. Несмотря на то, что запахи в Зимнем дворце глушились, магия оказалась недостаточно сильной, и он ощущал возбуждение де Рокфельта.

Неужели Мио не понимает, что Леонард не знает её как человека? Что его уязвлённое самолюбие не позволяет ему забыть о ней, что он видит в ней лишь добычу?

Как можно доверять тому, кто уничтожил её, уничтожил репутацию невинной девушки, доверившейся ему? И после этого хвастался своим «достижением», рисуясь перед юным Левином Хэлбрандом и утверждая, что участницы Отбора — вовсе не такие невинные скромницы, какими кажутся.

Всё, чего Каэлис хотел в тот миг, когда застал Миолину и Леонарда вдвоём, — повалить её на пол прямо там и взять на глазах у её бывшего жениха. Брать так долго, пока она не взмолится о пощаде, пока не будет стонать его имя, вновь и вновь достигая вершины, показывая этому щенку де Рокфельту, кому она принадлежит на самом деле.

Больные, ненормальные чувства. Точно такие же, как и сейчас, рядом с Тавиеном.

Похоже, его Время Зова продлится от силы ещё пару десятков дней, и изначально комиссия планировала завершить Отбор к этому сроку, рассчитывая, что он почти сразу женится и обеспечит наследника или наследницу Левардии. У него просто не оставалось выбора, кроме как раздобыть запрещённый в Левардии артефакт, подавляющий зверя.

Ваарг издавна славился кровавыми артефактами и ритуалами, и хотя границу тщательно проверяли, запрещённые предметы всё же время от времени проникали внутрь.

Этот артефакт помогал ему видеть мир яснее, не сходить с ума от инстинктов.

И он поразился тому, насколько зол оказался без влияния звериной природы — от одного лишь факта, что Мио и Леонард пропали вместе в следующую ночь.

Она вернулась в павильон участниц Отбора только под утро — усталая, растрёпанная и… невероятно довольная. Пахнувшая Леонардом. Почти счастливая.

В его чувствах в те дни не было ничего звериного. Только боль человека, мужчины, осознавшего, что потерял свою женщину. И горькое разочарование — оттого, что она снова поддалась на красивые слова и обманчивую внешность, на лживые обещания.