— Агнета!
— Миледи? — старенькая женщина с частично покрытой головой и седыми кудряшками показалась из-за двери. — Как же так, почему вы не предупредили? Милорд говорил, что вы прибудете только через десятку, а сам он будет занят…
— Мне пришлось приехать раньше, — я кивнула извозчику, и тот, кряхтя, выбрался из повозки, разгружая мои немногочисленные вещи. — С Имиром я поговорю позже. Надеюсь, он сможет прибыть чуть раньше запланированного срока в следующем месяце.
— Он передал мне деньги, миледи. Много денег — на хозяйство! И даже сообщил ростовщикам, что вернёт весь долг в этом году! — в голосе Агнеты звучали радость и недоверие, а мне захотелось схватится за голову.
Как он мог?! И знала ли об этом матушка?
— Я поговорю с ними, выясню условия ежемесячных выплат. Мы не можем обещать невозможного — я даже не знаю, как Имир зарабатывает эти деньги!
Я села на простую, потрёпанную временем деревянную скамью, осматривая чистое, но полупустое помещение, которое когда-то считалось «парадной» частью поместья.
Мы даже принимали здесь гостей — и со временем перестали замечать, насколько убогим и скромным стало наше жилище. Возможно, потому что нас самих уже давно никуда не приглашали. Все знали, что я — нежеланная персона в столице, а отец и Имир, занимая деньги у людей и не возвращая их, настроили против себя даже тех, кого мой скандал совсем не интересовал.
— Вам нужно больше общаться с милордом, вы всё же семья… с самого детства оба такие упрямые, но ведь цель у вас одна, — заметила Агнета.
Цель — действительно одна. А вот пути к ней — разные. И до недавнего времени Имир ни разу сам не оплатил содержание поместья.
— Я собираюсь отправиться к месту силы, Агнета.
— Сначала поешьте! Я приготовлю вам ужин, да проветрю вашу комнату, — засуетилась она, а я улыбнулась ей тепло, с благодарностью. — Дайте мне час, пока вы можете посидеть в гостиной.
— Не нужно, я не устала. Пожалуй, отправлюсь в деревню — я тоже привезла немного денег. Может, удастся нанять кого-нибудь, чтобы подстригли газоны или починили крышу, пока я здесь.
— Неужели для рода Валаре наконец наступили светлые дни! И у вас, и у милорда всё налаживается, даже письма стали приходить от благородных господ с приглашениями!
Я удивлённо подняла брови и решила непременно проверить почту — узнать, кто из соседей изменил своё мнение о нас только потому, что у меня появилась престижная должность, а Имир стал мелькать при дворе.
— А вы надолго, миледи?
— Дня на четыре. Я должна вернуться до следующего испытания Отбора.
При мысли о словах Его Высочества — о том, что он собирается ускорить отбор и срочно найти жену — сердце сжала глухая, плотная боль. А ещё — злость на саму себя. За то, что не замечала собственных чувств и осознала их только тогда, когда он предположил, будто я могу торговать телом за услуги.
Неважно.
Всё будет хорошо, я ещё поборюсь. А расстроенные чувства… так мне не привыкать.
— Тогда, наверное, лучше крышу починить. Трава всё равно отрастёт через десятку, а я сама повыдёргиваю, что смогу, — Агнета развела сухие, натруженные руки, и моё сердце пронзила острая признательность за то, что она не покинула нас, когда всё пошло прахом.
Хотя сама она говорила, что ей просто некуда было идти.
* * *
Место силы рода Валаре.
Точнее, место силы чёрных пантер Дженн-Беа — обширного региона на западе Левардии. И пока именно род Валаре считался главным, хотя, разумеется, Марлэи попытаются оспорить это право, если мы не сможем продолжать платить за поместье.
Хуже всего было то, что отец не обратился к своему брату, не попросил помощи, побоявшись, что Валаре утратят главенство. Вместо этого он занял деньги у ростовщиков, тесно связанных с Торговой Гильдией в Авалане — ближайшем крупном городе.
Они давали деньги под огромные проценты, и за все эти годы мы почти ничего не выплатили — лишь едва покрывали сами проценты. Спорить и вступать с ними в конфликт было крайне опасно — у ростовщиков имелась собственная, хорошо вооружённая частная армия, готовая собирать долги силой, если потребуется.
Место силы располагалось глубоко под землёй, в кургане, куда вели грубые, скользкие ступени, на которых мы не раз срывались вниз в дождливые дни. Проход был узким и, признаться, пугающим. В детстве Имир не раз шутил, что если я буду плохо себя вести, меня оставят там — неудивительно, что даже когда мы повзрослели у нас никак не складывались отношения.
Внутри курган был выложен древним чёрным камнем, местами отполированным до блеска. Тяжёлый запах сырости и железа веками не выветривался, а в воздухе ощущалось плотное, вязкое напряжение.
Я считала, что здесь когда-то был проведён древний, могущественный обряд, но при этом я не видела ни одной нити магии. Однако чем ещё объяснить, что каждый, кто не принадлежал к чёрным пантерам Дженн-Беа, стремился покинуть это место как можно скорее? А многим и вовсе становилось плохо.
В центре располагался круглый колодец — массивные чёрные каменные плиты, над которыми возвышался механизм для набора воды и плошка. Совсем крохотная — лишь на один глоток.
Тут же, на каменной плите, лежал кинжал.
Система проста: мы делились с колодцем своей кровью, а после могли выпить его воду. Так мы поддерживали силу этого места из поколения в поколение, а вода укрепляла нашего зверя и позволяла ему проснуться…
Я вспомнила, как, едва мне исполнилось двадцать четыре, я молилась и пила воду из колодца почти каждый день, надеясь, что моя пантера наконец пробудится. Я просто не могла поверить, что этого до сих пор не произошло — ничто ведь не предвещало обратного. Но, несмотря на то что колодец принимал мою кровь, мой зверь так и не проснулся.
А потом я сдалась. Признала свою неполноценность.
В этот раз я быстро сделала надрез — не тем кинжалом, что лежал здесь, а своим собственным, из дорожного чемоданчика. Капли с мягким плеском упали на чёрную гладь воды, которую я не видела, а только слышала. Стены кургана еле слышно загудели, как и камни в колодце — знак того, что место силы приняло моё подношение.
В сущности, этого было достаточно. Пить воду не обязательно — для меня это всё равно ничего не меняет.
Но…
В последнее время я ощущала странные, нарастающие перемены внутри. Теряла сознание. Даже впала в то безумие ночью, когда, утратив контроль, набросилась на кронпринца — а он на меня.
Поэтому, с гулко стучащим сердцем, я опустила вниз маленькую плошку для воды и, вытащив её, долго смотрела на прозрачную, чистую жидкость — несмотря на то, что в неё за столетия было пролито столько крови, и этот обряд проводился бесчисленное множество раз.
Резкий глоток.
И… ничего.
Я хмыкнула, посмеявшись над собственной наивной надеждой — в таком-то возрасте — и направилась к выходу.
Но не успела сделать и двух шагов, как горло резко перехватило — так, что я не могла вдохнуть, и перед глазами стремительно потемнело. Покачнувшись, я рухнула на холодный каменный пол.
* * *
Голова болела так, будто мой череп раскололи надвое, и я застонала, открывая глаза, с запоздалой мыслью о том, что в последнее время подозрительно часто получаю травмы.
Кронпринца, готового отправить меня в лазарет вместе со слугами — или же вынести на руках, — здесь не было.
— Проклятье, — выдохнула я, с трудом поднимаясь, чувствуя, как всё перед глазами плывёт. Но когда зрение прояснилось, растерянность только усилилась.
Камни вокруг были испещрены царапинами, страшными и глубокими, которые… затягивались прямо на глазах, и я в ужасе взглянула на свои ладони.
Ничего. Ни следа, означающего, что когти могли бы прорваться наружу, всё та же тонкая кожа, всё те же ухоженные, коротко подстриженные ногти.
Что здесь произошло?
Я была без сознания, похоже, много часов — небо уже стемнело, и курган в этом мраке казался особенно зловещим. Мне хотелось только умыться, переодеться и оказаться в тёплой постели, даже есть не хотелось.