— Язык ему вытащи… — назидательно произнес Вульфер. — Ему язык, поди, глотку закрыл…

«Значит, мы выплыли? Пусть не рыбы, не тюлени, а все же сумели… — устало соображал новгородец. Мысли разбегались, как муравьи из потревоженного муравейника, и собрать их вместе казалось непосильной работой. — Викинги, конечно, люди к воде привычные, а Вульфер-то каков! Не скажешь, что старик…»

— Во! Хорошо! Теперь дави его коленкой! — распоряжался Гуннар.

Послышалось бульканье, словно кого-то вытошнило. Вратко догадался, что это спасают Димитрия. Через силу новгородец открыл глаза. И снова прищурился от яркого ослепительного света, резанувшего не хуже острого ножа.

«Это после мрака пещер, — догадался он. — Надо по чуть-чуть…»

Парень попытался смотреть из-под ресниц, и на это раз у него получилось.

Сперва он увидел затянутое облаками небо. Длинные, багровые снизу и синевато-серые сверху полосы и гряды не давали возможности разглядеть синеву.

«Небо на закате красное, к непогоде».

Самую малость повернув голову, Вратко разглядел широкую спину Олафа. Куртка хёрда промокла и блестела, но он не замечал холода, заботливо поддерживая голову брата Димитрия. Гуннар перекинул херсонита через колено и двумя ладонями давил ему на спину. С каждым нажатием изо рта монаха вытекала тоненькая струйка пенистой воды.

— Будет жить! — с торжеством в голосе крякнул кормщик. — Как там одноглазый, сакс?

— Плох! — ответил Вульфер.

Его Вратко не видел, но догадался, что оборотень возится с нахлебавшимся воды Нехтой.

— Дышит хоть?

— Да еле-еле… В гроб кладут краше.

— Ты бы с тюленями поговорил… А, сакс? Может, помогут?

— Может, и помогут… — уверенности у Вульфера не хватало. Это было слышно сразу.

Вратко хотел приподняться, чтобы посмотреть, что же делают его друзья, но это усилие отняло у него последние силы. Глаза закрылись, и новгородец погрузился в тяжелое забытье.

Проснувшись, словен увидел низкий потолок и похолодел. На краткий миг ему показалось, что побег из пещеры приснился или привиделся наяву. Но потом парень почувствовал приятное касание меха к голому телу, разглядел глиняную кружку в изголовье низкой лавки. Еще через мгновение пальцы выпростанной из-под одеяла руки коснулись оскепища. Гладко отполированная деревяшка стала за время блуждания в подземельях такой родной, как будто Вратко не расставался с ней всю жизнь.

Ну, раз не отняли оружие, значит, у друзей. Не в плену, а в гостях.

Новгородец огляделся по сторонам. Лавка, стоявшая у противоположной стены оказалась пуста, хотя и застелена меховым покрывалом.

Выходит, он тут валяется в то время как его друзья уже на ногах?

«Вставай немедленно, ворлок неудачливый!»

Вратко хотел было вскочить, но, вспомнив о своей последней попытке пошевелиться, вначале прислушался к собственному телу — не подведет ли?

Мышцы на руках и ногах болели при малейшем движении. Так бывает после тяжелой и непривычной работы, но обычно проходит через пару дней.

А вот боль под правой лопаткой — это, скорее всего, следствие драки с ужасом глубин. Или сражения в развалинах аббатства Стринешальх? Тогда пикт тоже неплохо приложил его спиной о камни. А колено? Вратко попробовал пошевелить левой ногой… Получалось не очень. Кажется, колено опухло. Суметь бы на ноги встать. Ко всему прочему болели левые плечо и локоть. Да и на животе, похоже, налился здоровенный синяк. Это не считая рассеченной брови, которая отозвалась, как только он слегка приподнял голову.

Да уж… Отлеживаться и отлеживаться после тех приключений, которые выпали на его долю.

Несколько долгих мгновений Вратко колебался: остаться ли нежиться под теплым одеялом или все-таки встать и разузнать, где он и что с его друзьями? В конце концов он выругал себя, обозвав дряхлой развалиной и бессовестным лентяем, и осторожно сполз с лежанки.

Почему-то словен нисколько не удивился, когда обнаружил свою одежку, высушенную и даже, кажется, кое-где заштопанную, на земляном полу около лавки. Неторопливо, чтобы не причинять себе лишней боли, оделся. Сунул ноги в сапоги.

Из-под полога, завешивающего вход, пробивался дневной свет. Не слишком яркий, но чего еще ждать от середины осени? После битвы у Стэмфордабрюгьера небо над Англией затянуло дождевыми облаками. А скоро и снег пойдет.

Опираясь на копье Ассал, Вратко медленно выбрался на свежий воздух.

Впереди, сколько видел глаз, простиралось море. Грязно-зеленое, осеннее, испещренное желтоватой пеной волн, набегающих на скалистый берег. Серое с синевой небо смыкалось с водой вдоль линии окоема.

Над гребнями волн парили чайки. Большие, с серебристо-серыми спинками и острыми крыльями. Их пронзительные, тоскливые крики отражались от вздымающихся за спиной у новгородца скал, которые окружали серповидную бухточку не больше версты в ширину.

Внизу у полосы прибоя кипела жизнь.

Еще никогда в жизни словен не видел такого странного поселения.

Нет, на первый взгляд все обычно. Так себе, рыбацкая деревушка. На длинных жердях сушились сети. Отдельно развешанные рыбины вялились на солнце и ветру. Женщины копошились у растянутых на колышках шкур: скоблили, вычищали, натирали золой… Некоторые расположились с плетеными корзинами на прибрежных камнях. Словно ждали рыбаков с уловом. Только лодок не было нигде поблизости. Не было их на берегу. Не мелькали в море паруса. Зато целая орава мелких тюленей плескалась в обрушивающихся на берег волнах. Ныряли, выпрыгивали, плюхались обратно. Ну, чистая ребятня! Время от времени они подплывали и бросали в руки сидевших на скалах женщин раковины, комки бурых водорослей, а когда и блестящую рыбешку.

«Вот они, роаны, — догадался Вратко. — Плавают, видно, молодые. На берегу — взрослые. А мужчины племени, должно быть, где-то на рыбалке или охоте. Или как они это занятие называют?»

Целый поселок оборотней!

Парень с интересом смотрел, ожидая увидеть в роанах какие-то особенности, которые позволили бы раз и навсегда сказать: это не люди. Искал и не находил. Росточком люди-тюлени, правда, не вышли. Ну, так и динни ши, верные слуги королевы Маб, не великаны. В отличие от подземельщиков обитатели побережья казались смуглыми — ветер и солнце продубили кожу даже молоденьких женщин. Старухи были вообще темнокожими, подобно купцам, приезжавшим в Новгород из далеких южных городов Дамаска, Мосула и Тебриза. Тонкая кость и чуть раскосые глаза. Волосы черные и вьются. Не в кудряшки, как у новорожденных ягнят, а падают волнами, как у пиктов.

Как у Рианны…

Сколько дней он уже не видел ее?

Десять или двенадцать? А кажется, будто бы год. Или больше.

«Ладно! К чему терзаться? Будем живы — свидимся. А нет, так и думать не о чем…»

Вратко тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. И увидел машущего рукой Олафа. Светловолосый викинг возился у костра вместе с оборотнем. Язычки пламени жадно лизали дно котелка, а Вульфер сосредоточенно сыпал в варево какую-то сушеную травку из мешочка. Не иначе здесь уже раздобыл — старый запас сакса вряд ли пережил купание в подземном озере.

Услышав негромкое покашливание из-за спины, словен обернулся и увидел сидящего прямо на земле Димитрия. Херсонит подслеповато щурился против солнца. На его коленях лежала раскрытая книга. Та самая, найденная в друидском схороне.

— Проснулся? — улыбнулся монах.

— Ага! — кивнул Вратко. — Ты тоже, я вижу.

— И я тоже. С жизнью прощался, честно признаюсь. Думал: не выплыву. Но ничего. Господь не оставил раба своего.

Херсонит перекрестился. Вратко последовал его примеру. Он после знакомства с отцом Бернаром начал испытывать отвращение к христианским символам, но почему-то общение с греком заставило парня взглянуть на религию и служащих ей людей совсем по-другому.

— На холодной земле сидишь, брат Димитрий, — помолчав, проговорил словен. — Простудишься, не приведи Господь.

— А! — легко отмахнулся грек. — Я шкуру подстелил. Садись рядом, я подвинусь…