Торир подрубил ноги рыцарскому коню, который кубарем покатился, ломая кости седоку и разбрасывая коваными копытами норвежцев.

Олаф, отбиваясь сразу от трех хускарлов, отступал шаг за шагом, но Гуннар, вынырнув из-под руки здоровяка, выбросил копье на всю длину, вонзая наконечник под щит. Сакс опрокинулся, помешав своему же соратнику поднять меч, и клинок Олафа отправил его к праотцам. Или в Вальхаллу? Или в рай? Куда там попадают погибшие на поле брани саксы?

— Еще! Еще давай! — кричала Мария. Ее глаза горели, русая прядь выбилась из-под шапки, упав на глаза. — Давай же, Вратко!

— Дави их, Подарок Ньёрда! — рычал Асмунд. — Наша берет!

А Рианна попросту визжала что-то на своем языке. То ли от страха, то ли от восторга.

— О-о-один! — протяжно проревел крепкий полуседой викинг в разодранной рубахе и бросился вперед, нанося удары топором направо и налево. Глаза его горели огнем безумия.

— Вальхалла! — поддержали его четверо товарищей, выстраиваясь по боками впавшего в боевой раж собрата наподобие фюлькинга — излюбленного боевого построения северян.

— Хёрды, вперед! — Хевдинг Торир воздел над головой лезвие секиры, призывая соплеменников сплотиться вокруг него.

Викинги пошли в атаку, отбрасывая растерявшихся воинов Гарольда.

Вратко показалось, что он видит бороду датчанина Лосси и крушащий саксов огромный топор.

— Давай же… — теребила новгородца Мария.

— Да… Сейчас, — кивнул парень.

Будто удар неведомого кулака пришелся Вратко под дых. Он охнул, прикусил язык. Тут же на плечи навалилась тяжесть, виски сдавило тугим обручем, а в ушах зазвонили колокола.

— Ты что? — Королевна тряхнула его. — Эй, Вратко, ты чего?

Парень хотел ответить, пояснить хоть что-нибудь, если только тут можно что-то объяснить, но язык не повиновался. Вместо слов изо рта вырвалось малопонятное мычание. Голос Харальдовны пробивался будто сквозь обмотанную вокруг головы толстую дерюгу.

— Вратко, что с тобой?

— Подарок, ты что, ранен? — издалека донеслись слова Асмунда.

Словен почувствовал, как земля уходит из-под ног. Будто во сне, четко, но замедленно он увидел, как в прореху, образовавшуюся в строе, когда обрадованные викинги погнались за отшатнувшимися саксами, ворвался отряд рыцарей человек пятьдесят. Хирдманы Харальда бросились на перехват. «Опустошитель земель» плыл над ними, темным росчерком выделяясь на бледно-голубом небе с напоминавшими чаячий помет потеками облаков.

Конунг шел в первых рядах. Его меч играл ослепительными отблесками на солнце.

Боевой порыв рыцарей увяз в непреклонной решимости дружинников, будто телега на весенней дороге. Звуков боя Вратко не слышал, но видел, как скалят желтые зубы кони, заваливающиеся под ударами топоров, как сплющиваются шлемы, трескаются щиты, падают залитые кровью люди.

Само собой, английские воины не сдавались за здорово живешь. Они щедро оплачивали смерти соратников ударами мечей и топоров, топтали викингов конями. Но ярость и боевой задор, помноженные на опыт десятков сражений, позволял лишенным доспеха норвежцам разменивать жизни один к одному с окольчуженными, одетыми в шлемы врагами.

И вдруг…

Неудержимо рубивший саксов Харальд Суровый выронил меч и, зажимая пальцами древко стрелы, торчащее из горла, опрокинулся на спину. Хирдманы немедленно сомкнулись над его телом в живую стену.

Пронзительный крик Марии вонзился словену в уши, разрушая наваждение. Но он не мог оторвать взгляда от схватки, кипевшей вокруг «Опустошителя земель». На помощь саксам пришла еще добрая сотня бойцов. Урманы бились с отчаянной решимостью обреченных. Викинг, удерживавший знамя, шатался, истекая кровью. Вратко вспомнил его имя. Фрирек из Хардангерфьорда. Могучий боец. Поначалу он умудрялся удерживать знамя одной рукой, а второй рубиться с рыцарями, но потом схватился за древко двумя руками.

Викинги вокруг «Опустошителя земель» падали один за другим, но уже нагромоздили вокруг целый вал лошадиных и человеческих тел. Они погибли бы все, если бы не коротышка граф Тостиг, ударивший по рыцарям сбоку. Порядки саксов смешались, кони толкались, лягали друг дружку, вцеплялись зубами в незащищенные доспехом шеи соседствующих скакунов.

После ожесточенной рубки воинов Гарольда отбросили. Вслед за гудением боевого рога они отступили шагов на триста и остановились. В жаркий день нелегко сражаться без передышки.

Викинги вновь составили стену из щитов.

Мария порывалась искать тело отца, но появившийся откуда ни возьмись Хродгейр остановил ее.

— Не надо, дроттинг. Я понимаю, как тебе тяжело. Крепись. Ты попрощаешься с отцом после боя. Незачем всем знать, что ты здесь.

Королевна, несмотря на катящиеся по щекам слезы, кивнула. Дочь знаменитого конунга обладала мудростью, достойной ее отца. По-разному могли викинги принять известие, что она с ними рядом. Кто-то мог воодушевиться и забыть о ранах и усталости, а кто-то мог счесть присутствие прорицательницы, о которой многие говорили, мол, не от мира сего, дурным предзнаменованием.

Харальда Сигурдассона по прозвищу Суровый вытащили из-под груды тел. Его рубаха пропиталась кровью — не поймешь: своей или чужой. Саксонская стрела пробила конунгу горло. Он уже не дышал.

Тостиг приказал заменить израненного знаменосца, а после сомкнуть крепче ряды.

Круг, образованный щитами, изрядно уменьшился. Но никто из викингов не думал о сдаче в плен или бегстве. Да что там говорить, сбежать они могли раньше, как только увидели английское войско. Без доспехов, налегке… Почему бы не побегать? Саксы не угнались бы за ними. Но гордость северных воинов, непобедимых, наводящих ужас на все прибрежья от финских земель до мавританских, взяла верх. Убегать? Никогда! А теперь уже поздно. Остается одно — умереть с честью и, что тоже очень важно, забрать с собой как можно больше врагов.

Над полем боя повисла тишина.

Только хриплое дыхание усталых воинов да стоны раненых.

Саксы не спешили атаковать. Отдыхали. Их кони устало опускали головы. Некоторые рыцари спешились, и оруженосцы повели скакунов к Дервенту.

«Вот глупые… — отрешенно подумал Вратко. — Так же и запалить коней недолго… — И тут же возмущенно оборвал себя. — Конунг погиб, рать на грани поражения, а ты о чем думаешь?»

— Я должна подойти к отцу… — безразлично проговорила Мария.

— Подойдем, дроттинг, после боя, — заверил ее Хродгейр.

Она кивнула. Со вздохом произнесла:

— А Олаф остался у кораблей.

— Брат твой отомстит за отца, дроттинг. Уверен, они с Эйстейном Торбергсоном уже спешат к нам на подмогу.

Тем временем Вратко размышлял о том, что вызвало его внезапное недомогание. И не мог найти ответа. Усталость? Незарубцевавшаяся рана? Вряд ли… От этого не теряют дар речи.

У тела Харальда собрались ярлы. Видно, решали, кто теперь возглавит войско. Граф Тостиг, с головой, обмотанной окровавленной тряпкой, что-то горячо доказывал длиннобородому ярлу Гудбранду из Согнефьорда. Рядом спорили ярл Сигни и исландец Магнус из Годорда.

— Годвинссон именитее каждого из нашего войска, — обронил подошедший Торир Злая Секира. — Ему по праву и быть во главе.

Хродгейр соглашался, особо не прислушиваясь к словам хевдинга. Черный Скальд думал о чем-то своем.

Наконец ярлы договорились. С достоинством поклонились коротышке-графу, признавая его верховенство. А к телу конунга подошли сказители.

Худощавый седой Арнор Скальд Ярлов. Высокий и широкоплечий Тьодольв-исландец. Халли Челнок не появился. Неужели погиб или тяжело ранен?

— Пойдем и мы, — сказал Хродгейр, обращаясь к Вратко. — А ты, дроттинг, прости. Побудь с Асмундом. Слишком многие тебя в лицо знают… — шепнул он королевне так, чтобы хевдинг не услышал.