Вратко подумал и кивнул. Что за малый народец такой? Коротышки, что ли, навроде пиктов? Или еще мельче?

— А хочешь узнать?

— Хочу. Только сперва мне к своим надо. Хродгейру рассказать о заговоре.

— Быстро для тебя, русича, викинги своими стали… — многозначительно ухмыльнулся старик.

Новгородец снова ощутил нахлынувшую обиду. Проверяет его Вульфер, не иначе. Хочет узнать, стоит ли перед спасенным мальчишкой всю душу выворачивать?

— Я с ними хлеб вместе ел и пиво пил, — твердо ответил парень. — Хродгейр со своими дружинниками мне жизнь спасли, когда я тонул в море Варяжском. И сражался я с ними вместе против ярлов Эдвина и Моркара.

Старик посерьезнел.

— Ты зря думаешь, что я с большой любовью отношусь к графу Нортумбрии или его шайр-ривам. И большинству земледельцев Англии наплевать, кто будет стричь с них шерсть. Какой бы король ни уселся в Лондоне, на йоркширских холмах все так же будет сменяться зима и лето, будут ягниться овцы и колоситься ячмень. И мне нравится, Вратко, что ты верен дружбе. Не часто встретишь подобное в наше время. — Он хлопнул ладонью по колену. — Я отведу тебя к твоим друзьям. Если сможешь встать, конечно.

— Я смогу! — Новгородец приподнялся на локтях и чуть не упал. В глазах потемнело, раненое плечо отозвалось острой болью.

— Сможешь. Но не сегодня. Завтра.

— Почему завтра? Нужно сегодня…

— Кому будет лучше, если ты упадешь по дороге? Я слишком стар, чтобы нести тебя.

«Сюда же дотащил», — подумал Вратко, но вслух сказал:

— Я не упаду.

— Конечно не упадешь. Если сегодня поешь и поспишь.

— Ладно, — вздохнул парень. — Завтра так завтра. Ты, уважаемый Вульфер, говорил: завтра тинг?

— Да. Завтра тинг. Норвежцы в Йорк пойдут. Я тебя на дорогу выведу. Но сам к ним не пойду. Уж уволь. Правильно, Шалун? — Старик почесал пса за ухом. Мохнатый кобель тихонько тявкнул, словно соглашаясь с хозяином. — А теперь держи горшок. И ложку. А потом еще молока попьешь.

Вратко зачерпнул из теплого горшка. Вкусно. Корешки какие-то, кусочки мяса. Похоже, крольчатина.

— Вот так, жуй, хольмгардец. И глотай. А я расскажу тебе о Волшебной стране.

— О чем? — Вратко едва не поперхнулся.

— О Волшебной стране. Ты третьего дня в беспамятстве был… — Старик хитро посмотрел на парня, но тот не стал возражать. Пускай думает, что он ничего не видел и не помнит.

Но провести Вульфера оказалось не так просто. Он вновь прищурился:

— Я сразу понял, что ты не простой человек. Иначе гилли ду не стал бы с бэньши спорить. Не с руки ему это. Бэньши злопамятные. Отомстят обязательно. Ты поправь меня, если я ошибусь… Знаешь ты или нет. А может быть, не знаешь наверняка, но догадываешься… Мы, люди, не одни на этой земле живем. Рядом с нами много всяких тварей обретается. Иные — зверье обычное: кони и коровы, собаки и кошки, олени и волки. Опять же, птицы, рыбы, гады всяческие — пауки, черви, змеи… А есть жители Волшебной страны. Что за страна такая и где она, не спрашивай, объяснить не смогу все равно. Она вроде бы и рядом с нами, и далеко. Есть люди, всю жизнь живут, а о ней не узнают никогда. А есть люди, которым дано. Зато малый народец, так люди жителей Волшебной страны кличут, может туда-сюда ходить, сколько ему вздумается. Есть среди них добрые. Они людям помогают. И по хозяйству…

— Это как наши домовые, что ли? — довольно невежливо перебил Вратко.

— Откуда ж мне знать, кто такие ваши домовые?

— Ну, это вроде человечка. Лохматый и малорослый. За печью в избе живет. Если хозяева к нему с уважением, то и он помогает. А если обидят чем, горшки побить может. А то и в тесто пауков накидать.

— О! — улыбнулся Вульфер. — И у вас малый народец есть, оказывается. Так я и думал. Они везде есть. Только люди их по-разному называют. Мы, к примеру, помощников зовем брауни. А валлийцы говорят — бубах. Кто прав? Не знаю…

— А еще овинник есть. И банник, и хлевник, и дворовой… А в лесу — леший. В болоте — кикимора. В поле — полевики с полевицами. А в омуте водяной сидит.

— Вот видишь! — Старик просиял. — Понял ты, о чем я говорю! Может, и не надо больше рассказывать? Ты и так все знаешь.

— Рассказывай, рассказывай! — Вратко заскреб ложкой по донышку горшка. — Ты прости, почтенный Вульфер, если я тебя обидел. Перебил, влез без спросу…

— Не переживай. Я не в обиде. — Хозяин передал словену вторую кружку молока. — Наш малый народец тоже и в лесу, и в реке, и в море живет. Вот и гилли ду — все больше в березовых рощах обитает. Если кто в лесу заблудился — вывести может, голодному — грибы да ягоды найти… Тебе, вот, помог тоже. Тех из малого народца, кто к людям с добром подходит, мы зовем Благим Двором. А есть еще и Неблагий Двор. Те вредят. Кто по мелочи — молоко скислит или порчу на соты пчелиные напустит. А кто-то и напугать до смерти может. Или задушить. Или кровь выпить… Вот бэньши, они как раз из таких.

— Дозволишь спросить?

— Спрашивай.

— Бэньши… Какие они из себя?

— Они на старух похожи. Высокие, худые, волосы спутанные по плечам…

— Пальцы как у ястреба, — продолжил Вратко.

— Точно. Когтистые. Плачут в ночи. Смерть предвещают. Но если кто-то из людей им на пути попадется, загрызут.

— А кому они смерть предвещают? — Словен передернулся, вспомнив ночную плакальщицу.

— Да кто ж заранее узнать может? Это потом, когда умрет кто-то, припоминать начинают: слышали ли бэньши?

— И что?

— Чаще выходит, что слышали.

— И той ночью… Ну, когда ты меня подобрал…

— А как же. Врать не буду, про других людей не скажу, а я слышал. Долго кричала. Страшно. Очень уж голосистая попалась. Я, признаться, думал, не договорятся в Йорке. Тогда была бы великая сеча. Викинги на стены полезли бы, а крепость в Йорке на совесть сделанная. Многие погибли бы… Теперь не знаю, что и думать.

— Может, на тинге что приключится? — несмело предположил Вратко и прикусил язык. Не хватало еще накаркать.

— Не хотелось бы, — покачал головой старик. — Но что-то будет… Это я точно знаю — не один десяток лет тут живу. Она орала, орала, а потом замолкла. Мы с Шалуном высунулись поглядеть, что да как. А тут и гилли ду бежит… Позвал нас…

— И ты за ним вот так запросто пошел?

— А чего мне его бояться? Говорю же тебе — давно тут живу, привык уже.

Словену показалось, что его собеседник чего-то недоговаривает. Не врет, нет. Искренность старика сомнений не вызывала. Но правду ведь можно не до конца говорить. Ну, да и ладно! Лишь бы завтра добраться до Хродгейра помог. А там попрощаемся и вовек больше не свидимся.

— А кроме этого… гилли ду… ты кого-то еще видел на берегу? — осторожно поинтересовался парень.

— Нет. А ты кого-то видел?

— А с чего ты взял?

— Ты не спросил бы просто так. Неужто с бэньши столкнулся?

— Верно. Столкнулся. Думал — все… Конец мне пришел. Страшная — ужас. Лежу, обмираю. А не помолиться сил нет, не перекреститься.

— А! — отмахнулся Вульфер. — Все равно не помогло бы. Это все монахи-святоши выдумали. Мол, нечисть крестного знамения боится. Как бы не так. Некоторые не любят. От них можно на пеньке укрыться, если на нем три креста вырезаны. А другим наплевать. Хоть весь святой водой облейся.

— А еще три пса были. Здоровущие! Мне по пояс, пожалуй. Черные, мохнатые. Они-то бэньши и прогнали. А гилли ду у них вроде как за старшего был. За ватажника.

— О! Вот как! — прищелкнул языком Вульфер. — Ну, парень, если раньше я и сомневался, то теперь точно знаю — не простой ты человек. Видно, в Волшебной стране интерес к тебе имеется. — Он замолчал, явно размышляя о чем-то своем. Потер залысину. Покачал головой.

Шалун улегся и, умостив голову на вытянутых лапах, не спускал карих глаз с новгородца.

— Так что это за псы? — устав ждать, напомнил о себе Вратко.

— А? Псы? Это — боуги.

— Чего?

— Ну, боуги и боуги… Как тебе объяснить-то? Они вроде как и не сильно к людям добры. Иногда могут просто насмеяться и попугать в шутку. А иной раз и злобный норов показывают. Оборотни. Могут псами черными быть, могут баранами или телятами. Только тем и отличить от скотины можно, что глаза у них большие, круглые и в темноте желтым светятся. На человека боуги любит сзади на плечи запрыгнуть и глаза ему пальцами прикрыть. А пальцы у них холодные… Бр-р-р… — Вульфер напоказ вздрогнул.