Около очага, сложенного из угловатых камней, стоял стол, опирающийся на прочные ножки-пеньки. На столешнице красовались три или четыре горшка, закопченных снизу, стопка глиняных мисок, высокий кувшин. Под крышей висели снасти — охотничьи и рыболовные. Кое-что из них Вратко узнал — они не отличались от тех, что используют на Руси, а вот назначение других осталось загадкой.

У очага, спиной к словену, сидел хозяин, одетый в меховую безрукавку.

Невысокий, сухой и сутулый. Седые, мягкие волосы топорщились вокруг блестящей лысины. Вратко сразу вспомнил Сигурда и его плешь, вызывавшую немало шуточек в дружине Хродгейра.

Новгородец поискал глазами собак. Не нашел и решил, что они не приучены сидеть в доме днем. А день заявлял о себе светом, пробивающимся даже через мутный бычий пузырь, который затягивал окно-бойницу.

Вратко попробовал пошевелить раненым плечом. Почувствовал тугую повязку. Значит, стрелу вытащили.

Это хорошо. Есть надежда, что хозяин дома — не враг.

Парень чуть не обругал себя самыми черными словами. Мог бы, так и по лбу кулаком приложил бы.

Это же надо! Его спасли, перевязали раны, уложили в хозяйскую постель — другой в доме все равно не было, а он подвох ищет! Надо поблагодарить спасителя, а там и прощаться. Чем скорее к своим выберешься, тем лучше.

Вратко несмело кашлянул.

Сидящий у огня живо обернулся. Его лицо оказалось сморщенным, как печеное яблоко, и докрасна загорелым.

— Очнулся наконец! — говорил он по-саксонски, и Вратко хорошо его понял.

— Где я? Кто ты? — спросил парень, удивляясь слабости собственного голоса.

— А что тебя интересует больше? — усмехнулся старик.

— Как я сюда попал?

— Ох, как много вопросов ты задаешь! — покачал головой хозяин. Поднялся, подхватил березовый чурбачок, на котором сидел, подошел к лавке, занятой новгородцем. Уселся рядом. — Может, мне тоже хочется тебя расспросить? А ты не даешь и слово вставить. Как мне быть?

Вратко подумал, что уж чего-чего, а молчаливостью хозяин не отличается. На одно его слово три своих находит. Но вслух сказал:

— Давай по очереди.

— Что по очереди? — прищурился старик.

— Спрашивать по очереди.

— А! Хорошо придумал. А поесть ты не хочешь?

Словен прислушался к себе. В животе урчало. Наверное, поесть стоит.

— Хочу.

— Молоко будешь?

— Буду.

— Годится! — Похоже, гостеприимный хозяин радовался любой мелочи. Он вскочил, легкой походкой, не вяжущейся с его сединами и сутулой спиной, подошел к столу. Плеснул из кувшина в глиняную кружку. Сунул ее Вратко в руки.

— Пей! Козье!

Можно подумать, без его пояснений трудно догадаться. Запах козьего молока ни с чем не спутаешь. Признаться честно, Вратко его не любил. Но с детства верил в целебность — и мать, и бабка приучили, чуть что, пить парное молоко, надоенное у криворогой и вздорной Зорьки.

Только после первых двух глотков парень понял, что проголодался зверски. Сколько же дней он провалялся в беспамятстве?

— Кто первый спрашивает? — подмигнул старик, принимая кружку.

— Давай, ты.

— О! Уважаешь седины? Мне это нравится.

Он присел, утвердил локти на коленях:

— Начнем, пожалуй. Как тебя зовут?

— Вратко.

— Странное имя. Я такого не слышал никогда.

— Я родился далеко отсюда.

— И где же?

— В Новгороде. Урманы называют его Хольмгард.

— О! И правда далеко! — Старик причмокнул. — А землю, откуда ты родом, викинги называют Гардарикой?

— Да.

— Очень интересно. Но я задал уже два вопроса. Твоя очередь.

— Спасибо. Как тебя зовут, почтенный?

— Ох, какой ты вежливый, Вратко из Хольмгарда. Называй меня… — Он задумался на мгновение: — Называй меня Вульфером.

— Почему ты так говоришь, Вульфер? Это не твое настоящее имя?

— Настоящее. Сейчас настоящее. Но я сменил много имен.

— Понял. Спасибо. Твоя очередь.

— И спрошу… Как ты оказался в Англии?

— Приплыл. С войском Харальда Сурового.

— О! Интересно. Можно мне вопрос вне очереди?

— Изволь.

— Кто стрелял в тебя?

— Люди из дружины хевдинга Модольва Кетильсона.

— Не удержусь, спрошу еще. У этого хевдинга имя, обычное для северянина. Он разве не служит Харальду Сигурдассону?

— Прикидывается, что служит, — честно ответил Вратко. — А на самом деле я не знаю, кому он служит. Но подозреваю, что Вильгельму Нормандскому.

— Очень интересно! — покивал старик-хозяин. — И почему же они в тебя стреляли?

Вратко помедлил совсем немного, прикидывая, стоит ли раскрывать всю душу перед въедливым, хотя и вроде бы благожелательным старичком? Вульфер тотчас же обратил внимание на заминку:

— Не хочешь — не говори. У нас свободная беседа. Не допрос ведь.

— Спасибо, — кивнул новгородец. — Теперь могу я спрашивать?

— Если хочешь.

— Какой сегодня день? — Все-таки ему очень хотелось узнать, сколько он пролежал в хижине.

— Через пять дней — Святой Михаил.

— Что?! — Вратко попытался подняться. Три дня прошло с того злополучного похода за водой. Три дня… Да его уже и искать бросили. Похоронили, небось, давно… — Войско норвежского конунга еще здесь?

— Куда ж ему деться? — рассмеялся старик. — Судят-рядят с городом Йорком — на каких условиях горожане признают владычество Харальда. На завтра назначен тинг. Будут решать. Но, я думаю, жители не станут противиться предложению конунга. Худой мир лучше доброй ссоры. Согласятся на все его обещания, выдадут заложников… Помощи-то ждать неоткуда. Где Гарольд Годвинссон? Один Господь ведает.

— А ты откуда все это знаешь? Уж прости мое любопытство…

— А чего же мне не знать? Не в лесу живу.

— А где?

— На опушке! — Вульфер показал на удивление ровные и белые зубы. Прямо как у двадцатилетнего.

— Нет, правда…

— А я и не думал врать. На опушке стоит моя хижина. На излучине Уза. Впереди река, позади лес. С голоду не помрешь. Рыбу ловлю — в Йорк вожу на рынок. Кролика в силок словлю — сам съедаю. Собаку вот кормлю…

Будто бы в подтверждение его слов, в дверь поскреблись. Заискивающее поскуливание яснее ясного дало понять — собаку только вспомни, а она уже на порог.

Хозяин поднялся и толкнул дверь. Вратко удивился — на Руси старались делать двери открывающимися внутрь дома, а не то снегом привалит, вовек не выберешься, так и пропадешь от голода. Здесь же обильных снегов, по всей видимости, не знали.

Пес вбежал, радостно виляя хвостом.

Словен, ожидавший увидеть ночных спасителей, черных, как смоль, лохматых и устрашающе огромных, удивился. Сторож Вульфера ростом едва достигал колена. Кудлатый и вислоухий. Хвост бубликом. Шерсть грязно-белая с забавным черным пятном на спине, наподобие седла.

— Что, Шалун, нагулялся? — Старик потрепал пса по загривку. — Ложись, отдыхай…

— А где?.. — начал Вратко, но смолк, не желая выглядеть дураком — вдруг давешнее приключение на берегу реки ему привиделось?

— Что?

— Да нет, ничего…

— Нет, ты спросить что-то хотел. Спрашивай, не стесняйся. Хоть и моя очередь, но уступлю, так и быть. Не вижу разве, что тебя от любопытства распирает?

Парень набрал воздуха побольше и начал:

— Ты, почтенный Вульфер, где меня нашел?

— На бережку. Голова на суше, а ноги в воде. Сапог ты парень потерял… жалко, хороший сапог…

— Да ну его! — отмахнулся новгородец. — Рядом со мной никаких следов не было? Или, может, видел ты кого? Или что-то?

— О! Вот ты о чем! — Старик рассмеялся, вновь хвастая отличными зубами. — Как же мне не видеть, когда гилли ду меня привел?

— Кто?

— Гилли ду.

— Что за зверь?

— О! Да ведь ты же ничего не знаешь про малый народец! Вот и видно сразу, Вратко из Хольмгарда, что издалека ты прибыл на землю Англии.

— Ну так расскажи… Чего зазря смеяться? — Словен даже обиделся слегка, хотя виду не показал. Не пристало гостю выказывать обиду на хозяина.

— Да я не смеюсь, — уловил его чувства Вульфер. — Ты ведь правда не знаешь о малом народце ничего?