Тостигу удалось сохранить не более пятидесяти кораблей и меньше полутора тысяч воинов. Слишком мало, чтобы противостоять королю Гарольду Годвинссону, но войску норвежцев подобная прибавка лишней не показалась.

Тут же к ним присоединились скотты под предводительством своего ярла — Ангуса Ретивого. Полторы сотни на четырех кораблях. Все же Шотландия — край горцев, а не мореходов.

Благословляя богов за попутный ветер, флот Харальда устремился к землям Кливленда.

Таков был замысел вождей. Вначале отнять у Гарольда Годвинссона Нортумбрию, закрепиться, усилить свое войско дружинами танов, среди которых наверняка найдутся желающие перейти на сторону победителей, а потом двинуться на юг, к Лондону.

Новых слухов о стягивающихся в Байе силах Вильгельма Нормандского давно не было. Если ему удалось собрать хотя бы пятьсот кораблей — количество вполне вероятное, — если принять во внимание славу нормандского герцога, его мудрость, хитрость и удачливость, то борьба с ним предстоит очень тяжелая.

Хродгейр, правда, несколько раз высказывал мысль, что северный ветер, попутный норвежцам, должен отгонять нормандские корабли от берегов Англии. Это вселяло хоть какую-то надежду. Пока что Вильгельм вел себя как союзник Харальда — держал силы английского короля в постоянном напряжении и приковывал внимание Лондона к южному побережью. Но что будет через месяц, другой? Если успеть занять несколько городов и заручиться поддержкой саксонской знати (а они побегут присягать, стоит только показать мощь и удачу норвежского оружия, и в этом никто не сомневался), то нормандцев можно не бояться. Рыцарская конница, составляющая основу их войска, бесполезна при штурме крепостей, хотя в полевом сражении представляет нешуточную угрозу.

Вступала в свои права осень. Шел уже шестой день месяца вересня, который на Руси был еще известен как хмурень и ревун. Это означало — жди дождей, холодных ветров, непогоды. Раскиснет земля, заштормит море. А там недалеко и до позимника, несущего первый снег и заморозки.

Все дни, проведенные в пути от Оркнейских островов до берегов Нортумбрии, дружина Хродгейра хранила тайну, вырвись которая на свободу, не сносить многим головы. Но хирдманы Черного Скальда с радостью отдали бы жизнь за своего вождя, так что молчание давалось им легко.

На «Слейпнире», переодевшись в мужское платье, отправилась в путешествие Мария Харальдсдоттир. Как ей удалось усыпить бдительность Елизаветы, Вратко не знал и даже догадок строить не брался. Возможно, норвежская королева знала о намерении дочери и дала молчаливое согласие. Думала, что та использует способности предугадывать будущее во благо. Когда придет пора или предвидение покажет достаточно значимое событие. Пускай для этого и придется открыться отцу. Ну, что поделать? Поругается, конечно, — суровый нрав Харальда известен всем, — а потом простит: не будет же он держать зла на собственное дитя? В любом случае, назад не отправит — слишком далеко.

Пока что Мария Харальдовна ничего не предсказывала, не прибегала ни к гаданию на рунах, ни к вязальному крючку, ни к какой бы то ни было другой ворожбе. Она много и в охотку разговаривала с найденной в Скара Бра девочкой. Учила ее урманской речи и сама училась ее странному наречию. Вратко, имевший особую, неистребимую тягу к познанию чужих языков, не пропускал ни одного урока. Запоминал незнакомые слова, пытался самостоятельно говорить.

По мере того как налаживалось взаимопонимание, они все больше и больше узнавали о судьбе народа, жившего в Скара Бра.

Чумазая девчонка, когда Мария отмыла ее и подарила чистую полотняную одежду, оказалась, можно даже сказать, хорошенькой. Темно-рыжие, волнистые волосы. Немного раскосые, зеленые глаза. Высокие скулы. Вот росток подкачал… Хотя среди своих родичей она, пожалуй, могла считаться высокой — макушка ее возвышалась над плечом Вратко. Поняв, что зла ей не желают, девочка назвала свое имя — Рии-ах-нак. Означало оно в переводе на доступную речь ни много ни мало — «королева». Марии Харальдовне показалось трудным выговаривать подобное звукосочетание. Имя упростили до Рианна.

Племя, к которому принадлежала Рианна, прозывалось пиктами. Вернее, такое название дали им римляне, захватившие земли Англии много столетий тому назад.

Разные народности жили в те годы на острове. Бритты и скотты, иберны и готы. Но самое яростное сопротивление завоевателям оказали именно пикты. Да, они не отличались бычьей силой воинов, но были многочисленны и упорны, преданны своим вождям и богам. Не случайно римляне построили Адрианнов вал — крепостную стену, перегораживающую остров Британию от моря до моря, укрепленную мощными фортами, в которых постоянно жили гарнизоны воинов, набираемых из числа умелых и воинственных варваров. Рианна рассказала, что некогда была еще одна стена — Антонинова, не менее мощная и прочная, чем Адрианнова, но расположенная гораздо севернее. На земли, лежащие к северу от вала Адрианна, Рим уже не посягал, стараясь защитить покой и мирный труд поселенцев по южную сторону.

Многочисленные орды пиктов и скоттов, приплывавших с острова Эрин и заселявших север Британии, постоянно теребили римлян набегами. Только несколько десятков лет, после ужасающей по жестокости расправы Септимия Севера, обезглавившего сотню племенных вождей, захваченных им в плен, сохранялось спокойствие. А после война разгорелась с новой силой. Тогда еще короли пиктов выступали в союзе со скоттами и готами.

Спустя столетия непрерывных войн пикты переиграли самих себя. Лучшие воины погибали, не оставив потомков. Племена слабели, в них угасал боевой дух, некому было передавать боевое искусство предков, истощалась сила волхвов, даже сами люди становились мельче, тоньше в кости, стало рождаться много младенцев с уродствами: криворукие и кривоногие, со звериным прикусом, слабоумные… Некогда многочисленный народ, заставлявший трепетать великую южную империю, вырождался.

Этим не преминули воспользоваться соседствующие скотты и подчинившиеся римлянам бритты. И вот уже воинственным пиктам пришлось защищаться. Они сражались, чтобы выжить. Один из последних пиктских королей — Бриде, сын Маэлкона, — воевал с королевством Дал Риада, которое основали скотты при попустительстве, а может быть, и по наущению бриттов на исконно пиктских землях. С юга наседали бритты, чье королевство Стратклайд набирало все больше и больше силы по мере того, как слабели пикты. В то же время англы, вторгшиеся в Британию, обосновались на Бамбургской скале и основали свое королевство, ныне именуемое Нортумбрией.

С тех лет начался закат великого пиктского союза племен. Враги оказались не только сильнее, но и хитрее, дальновиднее. Их жрецы и друиды легче приспосабливались к веяниям нового времени.

Обескровленные пикты решили уйти. Те, кто имел достаточно силы воли, чтобы распрощаться с родными холмами и долинами, уплыли на острова. Оркнейские и Гебридские острова дали им временный приют и передышку. Другие скрылись в подземных укрывищах. Они стали народом вечной Ночи, народом тени, покидая убежища лишь при свете Ночной Владычицы, Волчьего Солнышка. Тогда они собирались в разбросанных то здесь, то там кромлехах, просили прощения и поддержки у богов.

Боги молчали. Они словно бы забыли неразумных, заблудших детей.

Не разверзался Аннун, чтобы поглотить обидчиков и притеснителей.

Последней каплей оказались викинги, появившиеся на Оркнеях, и монахи, служители Белого Бога, хлынувшие с юга Англии. Первые занимали все пригодные для жизни места, не задумываясь об их прежних обитателях. Вторые посягнули на самое святое — на веру, на корни и саму суть существования народа.

Но пикты не роптали. Они уже свыклись со своей долей. Как сказал один из последних великих вождей, чьего имени боялся пресыщенный Рим, Калгак: «Мы наиболее отдаленные обитатели земли, последние из свободных, были защищены нашей удаленностью и неизвестностью, окружающей наше имя… За нами нет народов, ничего, кроме волн и скал».

Последние из свободных людей. Они не принимали новых богов и не желали им поклоняться, упорно сохраняя верность отвернувшимся от них покровителям.