– А потом твой форт взяли бы штурмом…
– А меня решили бы принести в жертву Золотому Вепрю.
Жоррес рассмеялся. Запрокинул голову, стукнулся затылком о столб:
– Три тысячи огненных демонов! Слушай, старик! Да, ты, голый, к тебе обращаюсь!
Ведающий Грозу склонил голову к плечу, забавно пошевелил седыми бровями.
– Скажи, голый, твоему Вепрю и правда нужно копченое мясо?
Дроу оскалился.
– Вы очень хорошо ведете себя, – сказал он, приближаясь на несколько шагов. – Я не верил, что жалкие людишки, мягкотелые и нескладные, могут презирать смерть так же, как дети Вечного Леса…
– Ну, спасибо за теплые слова! – воскликнул Жоррес. – По всей видимости, отменять казнь ты не станешь? Даже испытывая к нам уважение.
– Само собой… – Жрец пожал сухонькими плечами. – Зачем отбирать у вас возможность оставаться сильными до конца?
– Ну, спасибо… – вмешался Кир. – Извини, что не могу склониться в почтительном поклоне.
– Извиняю. – Невозмутимости Ведающего Грозу оставалось только завидовать. – Золотой Вепрь будет доволен вами.
– Нет, эта сушеная лягушка еще издевается! – проговорил Жоррес, выворачивая голову так, чтобы видеть Кира. – Нам твое извинение, голый…
– Заткните ему рот, – вздохнув, распорядился верховный жрец. – Я не хочу слушать мяуканье низших существ…
«Не получилось, – подумал тьялец, наблюдая, как двое остроухих вприпрыжку бросились к дель Прано и принялись заталкивать ему в рот что-то похожее на кусок гнилой шкуры. – Конечно, он хотел оскорбить его. А для чего? Понятное дело, чтобы нас убили быстро. Жаль, что старикашку не прошибешь. Жертва любимой свинке для него дороже всего».
Наконец приготовления закончились. Каждого из пленников окружала внушительная куча дров и хвороста, но не прямо под ногами, а чуть-чуть в отдалении. Правильно. Чтоб помучались немножко во славу золотого истукана. Наверное, злобному горбатому кабану в радость не столько дым от сгорающей жертвы, сколько ее страдания, взлетающие к небу. Сверху на хворосте лежали еловые и сосновые лапы, кое-где виднелись ветки можжевельника.
Трое жрецов помоложе – у них лица еще не сморщились, как сушеная слива – уселись у подножия сваленного в кучу топлива, каждый около своей жертвы. Они вытащили из-под одеяний маленькие луки, куски коры, палочки. Кир впервые видел, как добывают огонь дикие племена. Интересно: насколько он помнил, Белый совершенно запросто управлялся с кремнем и огнивом. Да и остроухие, которые везли их в капище, кажется, тоже высекали искры, чиркая камушками. Во всяком случае, он не помнил, чтобы кто-либо из них горбился со старинными приспособлениями. Может быть, огонь для жертвенника нужно обязательно добывать с помощью дерева? Ну, заморочка у жрецов такая… Во всякой религии бывает. Ведь далеко не любой обряд, привычный жрецам Триединого, можно объяснить логикой обычного человека.
Пока молодой человек рассуждал, каждый карлик обмотал палочку послабленной тетивой лука, после вставил ее в лунку, заранее проделанную в толстой коре. В то же отверстие каждый кинул по щепотке сухого мха и, легко придерживая палочку пальцами, другой рукой начал двигать лук туда-сюда. Следует отдать должное остроухим жрецам – тоненькие струйки дыма появились почти одновременно. Тогда они осторожно раздули тлеющий мох, а от него разожгли смолистые лучины. Еще несколько мгновений, и костры разгорелись.
Клубы густого дыма хлынули в горло и нос. Тьялец закашлялся. Он еще не ощущал жара, но вполне мог представить, как пламя охватывает вначале ноги до колен, потом поднимается выше. Неторопливое и безжалостное. Ему все равно что пожирать: дерево так дерево; плоть так плоть…
Глухо завыл Вензольо. Он кричал на тяжелой, надрывной ноте, но звуки его голоса заглушались тряпкой. Выходило что-то похожее на рев матерого оленя в осеннюю пору.
Жрецы отошли подальше от костров, застыли, выстроившись в линию. Дюжина морщинистых, седых карликов, бесстрастно наблюдающих за убийством. Ведающий Грозу, скрестив мосластые предплечья на груди, стоял чуть впереди соплеменников. Подняв лицо к бездонному небу, он громко и четко провозглашал:
– Отец наш, податель жизни, защитник всего живого, что родилось, выросло и живет в Вечном Лесу, на склонах Великих гор… – Кир понимал почти все, но к охваченному предчувствием близкой и неминуемой смерти сознанию слова прорывались с трудом, как легкая конница через строй щитоносной пехоты. – Ты даешь нам орешник и тис, чтобы делать луки; оленей и косматых быков, чтобы делать жилища; острый рог и крепкий камень, чтобы делать топоры и стрелы, ножи и палицы. Ты даешь нам пищу и кров, владыка всего земного! Прими эту жертву! Они хорошо сражались! Они сильны духом и крепки телом! Они отдадут тебе частицу своей силы…
Приступ кашля заставил Кира забиться на столбе, обвисая на прочных кожаных ремешках. К аромату сгорающих смолистых поленьев и тонкому дымку от можжевеловых веточек прибавилась вонь паленой шерсти. Боли пока не было, но ужас сжал сердце костлявыми пальцами. Будто огненный клубок завелся внутри, пониже грудины. Закрутился, рванулся вверх к горлу.
Поленья лопались, плевались искрами. Одна из них укусила за ногу, пробравшись в прореху штанов, словно шальной комар.
Кир выгнулся, упираясь затылком в обугленный столб. Перед лицом кисейным занавесом заметалась оранжевая завеса пламени. Затрещала кожа на скулах, съежились волосы бороды, отросшей с осени, запеклось раскаленным кляпом дыхание.
– А-а-а-а!!!
Тысячи искринок облепили тело Кирсьена. Злыми червячками вгрызлись в кожу. Будто маленькие раскаленные иголочки.
Сцепив зубы до хруста, Кир зарычал, завыл, замотал головой вправо-влево.
Так вот ты какая, смерть!
Он переставал существовать. Превращался в огненный смерч, в огненный шар, во вспышку, в промелькнувшую на небосклоне комету, в горящий восход, в пламя заката, в солнечный диск, в коптящий жар очага…
Ведающий Грозу отшатнулся, но успел выбросить перед собой пальцы, сложенные в охранный знак. Средний костер, где должен был сейчас сгорать чернобородый пленник, обладатель насмешливого взгляда, вдруг взметнулся к небу пламенным столбом. Младшие жрецы шарахнулись, ощутив на лицах жгучее дыхание смерти. Один, кажется, споткнулся и упал в снег.
А пламя костра закружилось воронкой, прянуло в стороны, накрывая, будто горная лавина, соседние столбы с привязанными жертвами, докатилось до статуи Золотого Вепря, помедлило как бы в нерешительности, а потом накрыло божество. Переплетаясь бесчисленными языками, поползло на жрецов. В дрожании огня Ведающему Грозу почудился алчный и зловещий оскал.
Верховный жрец нахмурился. Неужели среди людей оказался волшебник?
Нет, не может быть. В Сасандре не осталось чародеев. Вымерли, как косули в долгую, снежную зиму, когда морозы чередуются с оттепелями. А уж тем более волшебник, обладающий подобной мощью, не станет бродить по северным землям Империи с риском попасть в руки дроу. Маг, способный учинить такое безобразие, обычно путешествовал под охраной, да и не дался бы он. Скорее сжег бы, превратил в горстку пепла всех напавших на него воинов. И еще один довод против… Ни один из троих принесенных в жертву людей не выглядел старше тридцати лет, а ведь всем известно: овладение чародейскими навыками – длительный труд и требует упорства на протяжении долгих циклов. Сам Ведающий Грозу считал, что освоил в должной мере волшбу лишь к окончанию десятого цикла.
Так кто же скрывается в языках бушующего пламени?
Возможно, просто самородок, не знающий цены своему таланту? Не обученный… Хотя и силищи немереной.
Ну, тут уж мы посмотрим, кто кого… Опытный воин всегда одолеет в поединке подростка, даже если тот на голову выше и вдвое шире в плечах.
Ведающий Грозу вскинул руки над головой и с усилием двинул их вперед. Возник прозрачный купол, прикрывший не только старшего жреца, но и его помощников. Волны пламени разбились об эту преграду, озадаченно помедлили, а потом полезли выше и по сторонам – искать слабину или обходной путь. Старый карлик напрягся так, что задрожали сухие плечи, и растянул защиту от края до края поляны.
