В общем, очень-очень странная компания. Разбойники? Вряд ли. Все-таки слишком открыто путешествуют, не боятся ни стражи, ни армии. Наемники? Может быть. Вполне похоже. Возможно, направляются туда же, куда и он. Если Мастер был прав и дело пойдет, как он предсказывал, то пункты вербовки должны привлекать большое количество охотников послужить Империи за хорошую мзду.

– Поместимся, – просто сказал бывший гвардеец. – В тесноте, да не в обиде.

Седобородый одобрительно кивнул. Воительница хмыкнула и сморщила тонкий нос.

– Чего изволите заказывать, господа? – вмешался фра Морелло, который устал стоять в бездействии.

– Всего и побольше, толстяк! – ухмыльнулся коротышка с «воловьим языком» и ткнул пальцем хозяина мансиона в живот. – И не боись, денежка у нас водится!

Морелло поспешно удалился, а наемники принялись рассаживаться за столом. Великан с двуручным мечом, седобородый воин с фальчионом и женщина расположились напротив Кира, коротышка уселся по правую руку от молодого человека, а дроу – по левую.

Седобородый сделал знак, отгоняющий нечисть, и, чинно опустив руки на столешницу, зашептал слова молитвы. Костлявый верзила последовал его примеру. Женщина-воин отвела глаза, а дроу зевнул напоказ, даже не прикрыв рот ладонью. На мгновение мелькнули желтые, длинные, как у коня, зубы. Чтобы не показаться слишком любопытным, Кир уткнулся носом в тарелку.

– В Камату? – пожилой боец, скорее всего, руководил пятеркой, а потому заговорил первым.

– В Вельзу, – честно отвечал Кирсьен.

– Не один хрен? – осклабилась воительница.

Кир не нашелся с ответом, а потому пожал плечами и решительно принялся за куриную ногу, и тут коротышка решительно схватил его кувшин, заглянул внутрь.

– И что у нас нынче пьют? – Не дожидаясь разрешения, наемник опрокинул содержимое кувшина себе в рот. Поболтал вино во рту, скривился, плюнул. – Что за дерьмо?

Несколько капель попали молодому человеку на рукав. Кулаки сжались сами собой, но он огромным усилием воли сдержался – бессмысленно затевать драку против пятерых одновременно. Да и корд не лучшее оружие против меча или протазана.

– Забери! – наглый коротышка с размаху опустил кувшин перед Киром, зацепив при этом край миски. Обглоданные кости вместе с почти не тронутой ляжкой взлетели, рассыпались по столу.

Кир посмотрел по сторонам. Седобородый хранил непроницаемое выражение, верзила хмурился, женщина откровенно усмехалась.

– Это был мой каплун, – медленно проговорил молодой человек, сжимая кувшин.

– Да пошел ты… – небрежно отмахнулся наемник. – Будут тут…

Хрясь!

Кувшин врезался лысоватому в лоб, разлетевшись на черепки. Один из них острым краем рассек кожу над бровью. Хлынула кровь.

Не теряя времени, Кир вскочил, выхватывая левой рукой корд.

Верзила, не вставая, вытянул длиннющую руку. Стальные пальцы обхватили голову молодого человека, пригибая его к столу. Одновременно, демонстрируя слаженность, наработанную участием во многих потасовках, дроу вцепился Киру в запястье, выкручивая кисть.

В зале пронзительно завизжала женщина.

– Господа! Что происходит, господа? – воскликнул кто-то – должно быть, выпускник университета, привыкший по-столичному уважать закон и порядок.

Тьялец рванулся, пытаясь освободиться, дрыгнул ногой, больно ударившись о скамейку.

– Тише, малыш, порежешься, – дрожащим голосом из-за с трудом сдерживаемого смеха проговорила воительница. Острие ее «яйцереза» впилось в шею Кирсьена чуть-чуть пониже уха.

А дроу сноровисто выворачивал и выворачивал корд из пальцев бывшего гвардейца.

Как отвратительно чувствовать себя беспомощным! И хотел бы, а не посопротивляешься – вмиг еще одну улыбку нарисуют, от уха до уха.

Наконец рукоять корда выскользнула из обессилевших пальцев.

– Отпустите его, – тут же проговорил седобородый.

Кир выпрямился. К их столу спешил запыхавшийся фра Морелло.

– Господа, господа, здесь приличное заведение! – борясь с одышкой, воскликнул он.

– А ты посмотри, добрый человек, что он сделал с нашим товарищем! – ответила женщина, поигрывая ножом. – В приличном заведении таких разве обслуживают?

Морелло растерялся, забормотал:

– Но с виду он вполне благопристойный юноша…

– А посуду бьет! – покачала головой женщина-воин.

Кир бросил быстрый взгляд на карапуза. Кровь хлестала у него из рассеченной брови, заливая глаз, стекая по щеке на бригантин, где расплывалась уродливым пятном. Рана, бесспорно, болезненная, но никакой опасности для жизни не представляющая.

– Он меня оскорбил, – угрюмо бросил молодой человек.

– А разве оскорбление – повод бить по голове? – наигранно возмутилась женщина.

– В некоторых случая – да.

– Но мы же не дикарье из Окраины, – проговорил седобородый. – Оскорбление, возможно, смывается кровью, но не в кабацкой потасовке.

– Золотые слова, господин! – поддакнул Морелло. – Только у меня не какой-то кабак, а приличная харчевня!

– Кто бы спорил? – пожал плечами наемник. – Успокойся, добрый хозяин, ни имуществу, ни честному имени твоего мансиона ущерб нанесен не будет. А мы продолжим… Если ты, малыш, счел себя оскорбленным, то можешь вызвать обидчика на поединок.

– Иногда шелудивого кота следует поучить палкой, – твердо отвечал Кирсьен.

Коротышка зарычал и схватился за булаву.

– Тихо, Мелкий! Остынь! – тоном, не терпящим возражений, прикрикнул на него предводитель.

Женщина рассмеялась, запрокинув голову.

– Хорошо сказано, – задумчиво проговорил седобородый. – Речь не простого наемника, но человека, понимающего толк в благородстве.

– Хорошо, хоть кто-то за этим столом толк в благородстве понимает! – дерзко, решив, что терять больше нечего, сказал Кир.

– Ах ты, мальчишка! Нет, каков наглец! – восхитилась женщина.

Дроу пробурчал что-то невразумительное на своем птичьем языке. Наемник с рассеченной бровью зашипел от злости, сжимая кулаки. Полное спокойствие сохранили только предводитель и боец с двуручником.

– Значит, ты осмеливаешься утверждать, воины из банды[48] Кулака ничего не смыслят в воинской чести? – медленно, раздельно и как бы удивленно проговорил седобородый.

– Я не знаю, кто такой Кулак…

– Кулак – это я! – Старший наемник поднял правую руку, затянутую в перчатку. В самом деле – всем кулакам кулак. Никакого желания знакомиться с ним поближе.

– Хорошо. Тогда отвечу тебе, как предводителю. У меня не было возможности убедиться в достоинствах и недостатках всех бойцов из твоего отряда, но честь одного из них не стоит и гнутой медной монеты. Есть ли необходимость указывать, кого именно? – Кир говорил и чувствовал, как к нему возвращается утраченное было холодное спокойствие. Они хотят навязать ему дуэль? Что называется, напугали ежика голым задом. От дуэли он никогда не бегал в гвардии, не побежит и сейчас. Пускай вызывают…

Кулак задумчиво потеребил бороду:

– Значит, мой друг Мелкий, по-твоему, не соблюдает законов воинской чести? Так-так… Я вижу, малыш, ты напыжился, как петух перед боем. Значит, прикидываешь, что придется помериться силами с Мелким. Или со мной думаешь?

– Ты меня не оскорблял, – мотнул головой Кирсьен.

– Зато ты оскорбил меня, нехорошо отзываясь о моем подчиненном… Но я не из обидчивых. Значит, ты не откажешься от поединка с Мелким?

– Не откажусь! К чему лишние слова? Я готов хоть сейчас. Вот только… – Кир несколько смущенно развел руками, хлопнул себя по поясу. Мол, меча нет, а корд твои люди отобрали. Вернее, нелюдь, но какая, в сущности, разница? Главное, что отобрали.

– Я понял, – кивнул предводитель. – Тяжелые дни у каждого случаются. Без оружия. – Серые глаза наемника глянули неожиданно насмешливо, словно предчувствуя скорую забаву. – Помнится мне, кто-то говорил, что шелудивого кота следует поучить палкой?

– Говорил, – не стал отрицать очевидное молодой человек.