Их не связывали никакие чувства. Ни нежно-романтические, ни похоть. Коло отличался брезгливостью — грязная, вечно пьяная женщина никогда не могла его заинтересовать. Тем более несколькими годами спустя он увлёкся Офрой. Её синие глаза и локоны цвета колосьев спелой пшеницы могли разбить чьё угодно сердце. К тому же, уж кого-кого, а уроженку Терганы — маленького прибрежного городка в десятке лиг к северу от столицы — нельзя было назвать беззащитной. Она прекрасно управлялась с прямыми кинжалами, играла, как многие женщины веером, кривым айа-багаанским, вполне сносно стреляла из лёгкого арбалета. Мечтала тоже стать наёмным убийцей. Правда, хладнокровия и выдержки для этого у неё не хватало. Но Коло учил Офру всему, что знал сам — бесшумно вскрывать любые запоры, взбираться по отвесной стене без верёвки и крюка, сбивать со следа любую погоню. Он рассказал ей о ядах столько, что высоколобые алхимики Аркайла, наподобие нескладёхи Прозеро, отдали бы полжизни за право сидеть рядом и слушать… А с Мейиной он просто болтал. Тер-веризка обладала удивительной для женщин особенностью — слушать молча и не перебивать. Кроме того, она слушала везде — в толпе на рынке и на улице, в харчевне и в забегаловке, где покупала отвратное вино, но дешёвое вино. Новости потом пересказывала Коло.

Через полгода дружбы, убийца понял, что благодаря Мейине бережёт уйму времени, которое раньше беззастенчиво тратил на сбор сведений и новостей. Он начал ей понемногу платить, негласно произведя в осведомители. И ещё давал денег, чтобы тер-веризка сняла и поддерживала в жилом состоянии несколько комнат в разных концах Аркайла. Их Коло использовал, как волк запасные лёжки.

В жизни самой Мейины сотрудничество с одним из лучших наёмных убийц города не поменяло ничего. Ну, разве что вместо дешёвое пойла пристрастилась к кевинальским и вирулийским винам из тех, что хранят в погребе и к столу выносят не стерев слоя пыли с паутиной. Пьяница и неряха, совершенно нечувствительная к отвратительным запахам, не замечающая хрустящих под ногами мокриц привыкла к той жизни, которая ей нровилась. Как ни старался Коло перебороть её лень, победы достичь не мог. Временным успехом он считал уже то, что для него всегда имелась отдельная чистая постель, выстиранное полотенце и воду для умывания и бриться ему наливали не из того же кувшина, где до того хранилось скисшее молоко для блинов. И, само собой, в каждом «логове» его ждал запас чистой одежды. Разной — побогаче и победнее, с вышивкой на унсальский манер и чопорное лоддское платье. Он мог изображать кого угодно, чтобы оставаться незамеченным в городе.

По-быстрому сменив грязные и латанные-перелатанные рубаху и штаны на новые, Коло с наслаждением принялся плескать в лицо водой из медного тазика. В дороге он сильно запылился, к тому же от клея, удерживающего бороду, подбородок и щёку начинали зудеть.

— Пить будешь? — поинтересовалась Мейина.

— Кружка у тебя мытая?

— Мытая.

— Точно?

— Твоя отдельно стоит, я из неё не пью. Наливать?

— Погоди.

Наёмный убийца взял кружку с полки, провёл внутри пальцем. Пыль. Всё та же пыль, которой могло быть гораздо меньше, если бы пьяница удосуживалась бы вытирать её, мыть полы и хотя бы изредка проветривать жильё.

Сполоснул кружку чистой водой. Поставил на стол.

— Что сегодня пьёшь?

— Льенское.

— По-моему, оно слишком сладкое.

— Зато лекари советуют его для улучшения крови.

— Ты ходишь по лекарям? Хочешь прожить подольше?

— Я? Нет… В мыслях не было. Жизнь — всего лишь предбанник к вечному посмертию.

— А откуда же…

— Ильса. Соседка. Она меня встретила вчера у колодца. Долго рассказывала, как ходит по знахарям.

— И ты решила задуматься о здоровье?

— Нет. Я решила всем говорить, что пью вино ради здоровья.

— Разумно.

— А главное, удобно. Теперь никто не посмеет сказать, что я — пьяница. Напротив, я больная женщина, а вино мне нужно для поправки здоровья.

— Блестяще! — рассмеялся Коло. Налил себе на два пальца вина. Пригубил. — Неплохо. Сколько «башенок» за бутылку отдаёшь?

— Больше, чем оно того стоит.

— Глубокомысленно. Что нынче нового в Аркайле? Чем дышат властьимущие? О чём говорит чернь, когда наливается дешёвым пойлом? Чего ждут? Чего боятся?

— Всё по-прежнему. Славят герцогиню. Ругают Кларину. Сетуют на цены. Бурчат, что подати растут. Но виноваты в это совсем не Дома Серебряного Барса и Чёрного Единорога…

— А кто же? — усмехнулся Коло. — Постой! Не говори! Дай, я угадаю. Неужели, Кларина?

— Она самая. А так же её папенька. Ну, и до кучи — все жители Вожерона и окрестностей. Хотя есть мнение, что главная вина лежит на его светлости Валлио Семнадцатом.

— Ай-яй-яй… Что ты говоришь?

— А ты как думал? — Мейина одним глотком опустошила свою кружку. Долила ещё. — Оказывается, это он подбил Кларину на бунт. Он решил усадить на трон… Как же они атм говорили? А! Марионетку! Не знаю, что это…

— Кукла такая. Её дёргают за верёвочки, а она шевелится. В Аркайле такие не в чести, а вот в Вирулии целые представления разыгрывают на городских праздниках.

— Во как! Ну, значит, марионетку посадить. И захватить таким образом власть в Аркайле. А когда не получилось, то решил заграбастать хотя бы земли двух Домов.

— Не лишено правдоподобности. На границе Аркайла с Кевиналом ещё триста лет назад болотный демон бы сломал ногу, если бы вздумал точно установить, какой крови в жителях больше. Это уж дедушки Валлион ихнего и нашего Лазаля сговорились сохранять границы между державами. Почему бы кевинальскому великому герцогу не передумать под шумок. Но ведь он войска не ввёл.

— Говорят, что ввёл.

— Говорят, что кур доят. Здесь в Аркайле любое враньё за чистую монету примут, лишь бы о Кевинале плохо говорилось. Я там совсем недалеко был. за линию кордонов, правда, не стал рваться, но с людьми потолковал. Нет там кевинальских войск.

— Это ты знаешь.

— Теперь и ты.

— Думаешь, я это пойду рассказывать к собору Святого Кельцвеция? Как бы не так… Не хватало, чтобы меня отправили в подземелье.

— К прану Гвену?

— Да какой там пран Гвен?! Он же исчез куда-то.

— Как так исчез? — Рука Коло, протянутая за бутылкой, застыла в воздухе. — Куда?

— Через несколько дней после того, как Мариза герцогиней стала, пропал. Будто и не было вовсе. Об этом шумели… Ну, как бывает… Пошумели, пошумели и успокоились. Всё. Другой пран теперь тайным сыском управляет.

— Вот дела… И кто же?

— Пран Дилль альт Туррас из Дома Чёрного Единорога.

— Ясно Младшая ветвь. Кто бы мог подумать?! Этот худосочный старикашка с хохолком на голове… А я-то, грешный. Считал, что пран Гвен не справляется. И как, Мейина, тебе кажется — справляется пран Дилль? Не говорят в народе, сколько заговоров ему удалось раскрыть?

— Насчёт заговоров, не знаю, но в замке его ценят. Благодаря его непрестанным заботам Дом Охряного Змея никогда уже никогда не будет прежним. И его вассальные дома тоже.

— Лютует?

— Не то слово. Месяц ещё не закончился, как он отправил в подземелье самых влиятельных пранов из Домов, друживших с «охряными змеями».

— За инакомыслие?

— Чего? Ты по-простому скажи.

— Ну, неугодные они стали, да?

— Это точно. Неугодные. Братцев Шэна и Льюка альт Кайнов замордовали совсем, говорят, в подвалы под Башней отправили, а оттуда мало кто живой выходит. Прана Леаха, правда, в почётном заточении.

— Ну, как-никак, матушка Маризы, — кивнул Коло.

— И дворян поменьше хватают почём зря. Нескольким уже шпаги над головой переломили. Парочку обезглавили…

— Ну, да. Дел у нового начальника тайного сыска невпроворот теперь. Я так и думал. Плохо жилось раньше в Аркайле, зато теперь — счастье и благоденствие. Услуги гильдии востребованы?

— Откуда же мне знать? Это ты в совет вхож был. А я только слухи ловлю.

— Ты их замечательно ловишь. Если бы соглядатаи прана Гвена так ловили, я бы уже полгода, как в петле качался бы. Давай, признавайся.