Нор-Лисс, хитрый старик из Дома Чёрной Мурены, действовал не так напористо, как король, но исподволь завладел вниманием менестреля. Ланс и помыслить не мог, что магию можно использовать не только для создания мелодий. На самом деле, учёные Браккары и музыканты остального мира пользовались одними подходами, очень близкими магическими посылами и лишь немного отличающимися ухватками. Например, для осветления витражного и оконного стекла требовалось выгнать из расплава воздушные пузырьки. Во всём мире это делали так — давали стеклу остыть, потом разбивали кусок, выбирали самые светлые осколки снова плавили. Браккарцы же силой магии, похожей приложением на ту, с помощью которой играли на флейте, просто поднимали пузырьки из расплавленного стекла вверх. В итоге выходило, что чище и прозрачнее стекла не делал никто. Это же касалось и многого другого — закалки стали, обжига кирпичей, осветления полотна. Ланс всё ломал себе голову — зачем он нужен прану Нор-Лиссу, какую выгоду главный учёный или маг, это уж как кому нравится называть, хочет получить от общения с ним, менестрелем?

До сих пор головоломка не желала складываться, хоть ежедневно открывалось всё больше и больше её кусочков. Но альт Грегор не торопился. Зачем торопиться, если в своём времени ты всё равно не волен. Уплыть с Браккары по собственному желанию не получится, как ни старайся. Уж лучше ходить, любоваться миногами. Ну или беседовать с местными принцессами. Чего от него хочет Ирелла? До сегодняшнего дня она не удостоила его ни единым словом.

— Ваше высочество? — Ланс поклонился и изобразил на лице заинтересованность, смешанную спочтительностью. — Чем могу служить?

— Служить? — Принцесса скривила губы. — Зачем мне служба пьяницы, гуляки и убийцы?

— Ваше высочество… — Растерялся менестрель, не ожидавший подобной отповеди от дочери браккарского короля. — Кто вам наплёл про меня? Что за клевета?!

— Я с трудом удержалась, чтобы не толкнуть вас в спину! — не замечая его возражения, продолжала Ирелла. — Пусть бы миноги избавили мир от такого ничтожества, как вы, Ланс альт Грегор!

— Ваше высочество! — Ланс слегка возвысил голос, понимая, что речь рассерженной девушки может быть бесконечной. — Чем я прогневил вас? Если я и пьянствовал, то далеко-далеко, за много миль от Браккары! Если гулял, волочился за юбками, то это было очень давно! А убивать… Да, я убивал. Но все благородные праны убивают на войне или на дуэлях. Кто не способен убить, тот очень быстро сам лишается жизни.

— А вам доводилось терять человека, которого любишь? — Ирелла едва сдерживала рыдания.

«Этого ещё только не хватало, — подумал альт Грегор. — Сейчас закатит истерику, и попробуй потом докажи, что это не ты довёл до слёз дочь короля…»

— Не так давно погиб мой друг, которого я знал почти тридцать лет. Поверьте, мне было очень тяжело перенести эту утрату.

— Друг? — Она непонимающе округлила глаза. — Вы хотите сказать, что…

Тут уж настал черёд пугаться Лансу.

— Нет-нет… — Он взмахнул руками. — Просто друг! Он погиб из-за меня.

— А умирал ли кто-то, кого вы любили? Понимаете, любили!

Менестрель ненадолго задумался — а вдруг, и правда, было? Но нет, ни одна интрижка не заканчивалась смертью хорошенькой праны. Осталось лишь поблагодарить за это Вседержителя.

— К счастью, нет, ваше высочество.

— Но вы убивали тех, кто дорог другим!

— Вполне возможно, что убивал. Меня оправдывает лишь то, что и они пытались убить меня… — Попытался оправдаться Ланс.

Но Ирелла его не слушала:

— Вы убили Ак-Карра тер Веррона!

— Убил, но и что с… — И тут до менестреля дошло. Кстати он припомнил слова короля о желании Ак-Нарта обвенчать сына с одной из принцесс. И на что намекала Дар-Вилла, а именно — молодой забияка-художник пользовался благосклонностью у дочерей Ак-Орра. — Скажите, ваше высочество, вы любили его?

— Какое ваше дело, Ланс альт Грегор! — Она вскинула подбородок, но тут же кивнула. — Больше жизни. А вы убили его.

Ну, что тут возразишь? Как оправдаешься? Это для менестреля Ак-Карр — наглый мальчишка, оскорбивший его на глазах у Реналлы, а потом жульничавший во время дуэли до первой крови. А для неё он талантливый художник, интересный собеседник, прекрасный фехтовальщик… И вообще — человек, с которым не страшно связать судьбу. Было не страшно. До тех пор, пока старинная шпага Ланса альт Грегора не пробила ему горла во внутреннем дворике герцогского замка. Таким он и останется в её памяти. Навсегда. Весёлым, добрым, честным. А если бы Ак-Карр выжил в той дуэли, а потомм бывший посланник «додавил» бы короля и породнил Дом Жемчужного Нарвала и Дом Белой Акулы, то, прожив долгую жизнь в счастливом браке со своим избранником, она узнала бы заодно, что благородные праны бывают склочными и жадными, частенько напиваются, проигрываются в пух и в прах в кости или карты, волочатся за чужими жёнами, даже когда своя не утратила привлекательности, попадают в опалу за пустяковые проступки, уходят на войну и там гибнут или, того хуже, остаются калеками, за которыми нужно ухаживать до самой смерти, выполняя мелкие прихоти и капризы.

— Я весьма сожалею, ваше высочество. Если бы жизнь можно было прожить заново, я попробовал бы как-то избежать ссоры с праном Ак-Карром. Пусть даже и ценой потери собственной чести. Я, правда, сожалею…

— Что мне ваши сожаления? Жизнь невозможно повернуть вспять, как не повернуть вспять реку. — Ирелла на миг отвернулась, вздохнула. — Впрочем, зачем я всё это вам говорю? Вам же всё равно. Вы будете жить. Пить вино, смеяться, играть на скрипке и виоле… А его больше нет. — Не слушая возражения, принцесса продолжала. — Я так любила его, что хотела покончить с жизнью. Хотя и понимаю, что это страшный грех! Вот! — Она поддёрнула кружевной рукав — на белой коже выделялись три грубых неровных шрама поперёк запястья. — Спасли! И долго держали привязанной к кровати, а наш духовник с утра до вечера читал мне Священное Писание и толковал его, борясь за мою душу, которую мне было тогда не жаль… Я согласна была угодить в Преисподнюю с единственным условием — чтобы встретиться там с Ак-Карром.

— Я понимаю вас, ваше высочество, — тихо проговорил менестрель. Его сердце щемило он осознания непоправимости некоторых поступков, которые ему довелось совершить. Да, ты убиваешь врага — в бою или на дуэли, но ты не задумываешься, оставляешь ли ты вдовой его молодую жену, сиротами детей, обездолишь ли родителей, лишаешь ли надежды на счастье любящую его девушку? Может, те из пранов, кто принимает постриг в зрелом возрасте, приходит самостоятельно к таким же выводам? Им становится нестерпимо тяжело жить в миру, который устроен просто и жестоко — если ты не причиняешь вред окружающим, то окружающие радостно возьмутся за тебя. Лишь в монастыре, в тишине и прохладе кельи можно достичь истинно умиротворения и согласия с окружающей «натурой», если пользоваться философскими постулатами фра Бокко дан Чиго из Лотрана.

— Да что вы можете понимать? — С горечью возразила дочь короля. — Разве вы любили когда-либо по-настоящему?!

Настал черёд менестреля возмутиться. Он невольно сжал кулаки.

— Любил ли я? Да, ваше высочество! Я и сейчас люблю! И не на миг не забываю её облик!

— Почему же вы здесь, а не с той, кого любите?

— Потому что так распорядилась судьба и Вседержитель. Я знаю, что нам никогда не быть вместе. Но это не значит, что моё чувство делается слабее!

— Не быть вместе?

— Да. Она замужем и счастлива в браке. У неё чудесный сын. Почему я должен в угоду своему счастью разрушать её мир?

— Вы осознаёте, что вам никогда не быть вместе, и так спокойно об этом рассуждаете?

— А что мне остаётся?

Ирелла покачала головой. Ланс вдруг подумал, что эта маленькая принцесса, которой вряд ли исполнилось больше восемнадцати лет, гораздо умнее и сильнее, чем кажется на первый взгляд. Пожалуй, из трёх дочерей его величества Ак-Орра тер Шейла именно она больше других достойна принять бразды правления королевством из рук отца. Если, конечно, на Браккаре принято передавать престол по женской линии. Да, возможно, она слишком порывиста, но она милосердна и склонна понимать горе других людей. Ведь зачем-то же решила подойти и поговорить с ним, хотя могла просто подстроить гибель или увечье заезжего гостя. Ну, положим, о том, чтобы столкнуть его в садок с миногами, она просто так сболтнула, сгоряча. Не маленькая, должна понимать, что это не акулы, сразу не проглотят и взрослый сильный мужчина вполне способен выбраться на сушу, отделавшись лёгкими укусами. А вот приказать слуге подсыпать какой-нибудь отравы ему в яичницу, это запросто. Или даже не просить, подсыпать собственноручно, чтобы месть показалась более сладкой. Могла? Могла. Однако не сделала. Стоит, слушает, пытается разобраться в мотивах его поступков, хотя и продолжает его ненавидеть. Это заметно по брезгливо опущенным уголкам рта, прищуру серых глаз и подёргиванию пальцев, теребящих кружевной манжет.