Аркебузиру, вскинувшему к плечу приклад, сержант посулил засунуть ствол в задницу, не спиливая мушки, а всем, кто не затушит фитили прямо сейчас, выбить зубы. После посовещался с ближайшими соратниками — такими же ветеранами — и выбросил белый флаг. Таким образом, и укрепление Аледе, формально не подчинявшееся Дому Сапфирного Солнца, стало форпостом баронессы Кларины на севере.
Дальше жизнь в мятежной провинции пошла своим чередом. Крестьяне выходили на покос, поселянки собирали землянику на полянах, лесорубы валили деревья, а углежоги готовили уголь на продажу. Ну, разве что на всех дорогах появились сколоченные из прочных жердей «рогатки», преграждавшие путь и купеческим телегам и кавалькадам благородных пранов, а возле них — суровые и сосредоточенные солдаты с нашивками в виде «сапфирного солнца» или «бирюзовой черепахи», проверявшие и людей и грузы.
Злые языки поговаривали, что всех тропок не перекрыть и, если регентша Леаха захочет подослать наёмного убийцу, то он легко найдёт дорогу к замку Кларины. Да и отряд хорошо обученных воинов сумел бы пробраться окольными тропами и уничтожить заговорщиков в их, как говорится, логове. Но, верные герцогу Айдену отряды не получали никаких распоряжений. Аркайл молчал. То ли гонцы не добрались ещё до столицы, то ли правители никак не могли определиться — какие же меры принимать?
Истории были известны разные случаи подавления мятежей. Ну, например, восстание в Лодде, которое переросло в жестокую войну «всех против всех» и закончилось сменой государственного строя и всех жизненных ценностей в державе. Но можно вспомнить и мятеж в Унсале в позапрошлом веке. Северное воеводство, славившееся на весь мир поставками строевого леса для корабелов, заявило, что недовольно податями, которыми их обложил король. Прапрадедушка нынешнего Ронжара любил, как говорили в простонародье, «закладывать за воротник». Когда в столицу пришли первые известия о недовольствах, он был в запое. Первый министр по унсальским законам не мог принимать решение об отправке войск, поэтому придворные долго ждали — когда же его величество просветлеет разумом настолько, что сможет отдать чёткий и недвусмысленный приказ. За это время праны, возглавившие восстание, переругались меду собой. Одного закололи на дуэли, второй плюнул на всё и уехал, прихватив общую казну в Вирулию, а оставшимся двоим ничего не оставалось, как явиться ко двору и просить прощения. Таким образом, бунт улёгся сам собой. Любой человек, знакомый с историей двенадцати держав мог припомнить целый ворох подобных случаев.
Но правители Аркайла пока молчали. Не давали команды верным войскам начинать боевые действия. Солдаты только проверяли путешественников и купцов с особым пристрастием, зачастую вымогая немалую мзду с каждой телеги.
С появлением Роты Стальных Котов дела у баронессы Кларины и её отца пошли веселее. Кондотьер Жерон альт Деррен пользовался заслуженной славой и его имя привлекло под знамёна мятежников не меньше дюжины мелкопоместных пранов только в первую неделю.
В ратуше Вожерона дали бал, на который, кроме местного дворянства пригласили офицеров из Роты. В сводчатой танцевальной зале царило приподнятой настроение. Старики, выстроившись по-над стенкой, в сотый раз перемывали кости Дому Охряного Змея и братьям альт Кайнам. Молодёжь рвалась в драку. Обсуждали свою удаль и отвагу, хвастались друг перед другом и, самое главное, перед юными и хорошеньким пранами. Каждый рассказывал, скольких врагов он намерен наколоть на шпагу, если они только сунутся сюда.
Лейтенант Сергио ходил с кубком вина и хмурым лицом, что позволяло ему избежать излишне фамильярных излияний дружбы со стороны местных вояк, большинство из которых не нюхали пороха, а сражались только на дуэлях до первой крови и потом выставляли напоказ лёгкий шрам на предплечье. Война казалась молодым и горячим пранам увлекательной игрой, дающей возможность прославиться и завоевать любовь представительниц прекрасного пола. Кто-то видел в грядущих сражениях своё продвижение по службе. Умудрился ведь не самый умный и не самый отважный юнец Этуан альт Рутена стать главнокомандующим. Правда, он из баронского рода. Но война часто стирает сословные разграничения и поднимает до вершин успеха не самых знатных, зато напористых и верных своему делу.
Лейтенант с грустью смотрел на молодых пранов из Вожерона. Ему даже не приходилось заставлять себя хмуриться. Брови сползались к переносице сами собой. Сколько из них погибнет, когда начнётся настоящая война? Погибнет по глупости, пренебрегая укрытием или неистово ввязываясь в схватку с превосходящими силами противника, попив гнилой водички и съев несвежего мяса. Погибнет вынужденно, ведь, если начнётся настоящая война, щадить не будут никого. А сколько останется калеками, лишившись руки, ноги или глаза? Уж лучше бы сразу головы… Сколько простолюдинов расстанется с жизнью? Этих уж точно никто никогда не считал. И совершенно напрасно, как полагал Сергио, ведь на любой войне успех сражения зависит от стойкости пикинеров и меткости аркебузиров, чем от отваги командиров. И умрут крестьяне. По глупой случайности, всё больше. Или из-за куража кого-то из солдат. Или из-за болезни, голода, пожара… Главное, что они не вспашут поле и не засеют его пшеницей, некому будет ухаживать за виноградниками, никто не уберёт урожай яблок или слив. Опустеют сёла. Тогда уж и выжившим благородным дворянам придётся не сладко.
Странное дело, но кроме лейтенанта Сергио альт Табаска об этом никто, похоже, не задумывался.
Капитан Жерон с головой погрузился в беседу с Клеаном альт Баррасом — они недолюбливали друг друга, но вынужденно мирились с необходимостью решать сообща задачи военного и державного свойства. Без Роты Стальных Котов надежды отца Кларины на успех затеянной им авантюры растаяли бы, словно выброшенная прибоем на красноватый песок медуза. А он, в свою очередь, обеспечивал кондотьеру солидный заработок и сытую жизнь почти без забот, если, конечно, братья альт Кайны не вторгнутся всей силой в южную провинцию. Но и сражений наёмники не боялись. Не любили, это да… Но не боялись. Да, сражения — лишний расход сил и средств, которого лучше избежать. Зато доля выживших наёмников возрастает. Чем больше погибло, тем лучше.
Баронесса Кларина собрала вокруг себя стайку молодых и не очень пранов, которые наперебой упражнялись в остроумии, выступая важно, будто голуби-сизари. Каждый надел лучшие одежды. Васильковые, пурпурные, алые, шафранные камзолы сверкали гербами Домов, выполненными самоцветной пылью, золотой, серебряной и бронзовой — самой модной в этом году — нитью. Слуги расстарались вовсю, начистив до блеска высокие голенища и пряжки, украшавшие сапоги. Сергио прикрыл ладонью усы, пряча улыбку. Именитые вирулийские праны любили держать в загородных особняках павлинов — крупных птиц, привозимых с южного материка. Самцы павлины щеголяли разноцветными перьями и при виде самок распускали веером огромные хвосты, переливающиеся всеми цветами радуги. Когда одновременно начинали красоваться пять шесть павлинов, даже самые толстокожие зрители приходили в восторги начинали хлопать в ладоши, как дети. Здесь же хотелось не аплодировать а в голос хохотать над глупостью и напыщенностью аркайлских пранов.
Но уж кому-кому, а баронессе окружавшая её толпа не мешала. Она наслаждалась вниманием пранов, слушала комплименты, шутила, замирая в ожидании подобострастного смеха, играла веером, то раскрывая его и пряча лицо, то складывая и ударяя по руке кого-либо из поклонников, кто особо отличился метким словом или своевременной ужимкой. Признаться честно, ею трудно было не залюбоваться. Высокая и стройная, с тонкой талией, не испорченной недавней беременностью и родами. Высокие скулы, алые губи и синие, словно самые дорогие сапфиры, глаза. Сегодня она надела тёмно-зелёное платье из тонкого сукна с длинными разрезами на подоле, сквозь которые проглядывала лимонно-жёлтая нижняя юбка. Маленький вырез у горла едва-едва открывал ключицы, накрахмаленный кружевной воротник, поднимался лучами, слегка извивающимися, как на гербе её Дома. Из чёрных, как вороново крыло, волос служанки соорудили высокую причёску, представлявшую собой сложное переплетение прядей, скреплённых серебряными заколками и обручем с одним единственным сапфиром над бровями. Неотразима, как сказали бы большинство пранов от Карросских гор до Айа-Багаана, а их жёны, улыбаясь в глаза, наговорили бы за спиной баронессы много нелестного, причём отчасти не погрешили бы против истины, но лишь отчасти.
