Пран Нор-Лисс подпрыгивающей походкой подошёл к вытертой до блеска плите и, кряхтя, присел. Жестом пригласил менестреля присоединиться.

Ланс сел, закинул ногу за ногу, будто невзначай глянул в воду. Он помнил бассейны, выложенные мозаичной плиткой, на Айа-Багаане. Там всегда плавали разноцветные рыбки. То сбивались в стаи, то рассыпались. Забавно хватали ртами крошки, которые сыпали им скучающие придворные. Подспудно он ожидал увидеть нечто подобное. Но открывшееся зрелище заставило кишки сжаться в холодный комок, а волосы зашевелиться.

Стены и дно бассейна были облицованы плитами из того же гранита, но только кроваво-красного с малым количеством прожилок роговой обманки и кристаллов кварца. Поэтому вода казалась не просто тёмной, как в заброшенном пруду или в старице, а окрашенной в багровые тона. Будто кому-то перерезали горло прямо на том бортике, где устроился главный учёный Браккары. А в опасно-красной, но прозрачной толще извивались змееобразные тела. Блеклые, как трупы, пролежавшие под корягой несколько дней. Чуть темнее на спине, чуть светлее по брюху. С плавниками, вытянутыми к хвосту, со странной тупорылой мордой, которая оканчивалась розоватой, похожей на вывернутую ноздрю, присоской. Если бы у присосок когда-либо были зубы…

Менестрель открыл рот, но скованный ужасом, так и не сумел произнести страшное слово. В это мгновение он ненавидел себя, но ничего не мог поделать. Даже у самого отважного сердца есть предел. Только безумец не боится ничего. Одно время Лансу казалось, что его не испугать ничем, что смерть — сущие пустяки по сравнению с мучениями земной жизни. Но потом он понял, что не готов отправляться к Вседержителю. Слишком многое связывало его с бренным миром.

— Миноги, хотите вы сказать, пран Ланс? — пробулькал Нор-Лисс. — И вы совершенно правы. Это тот самый хвалёный садок короля Ак-Орра тер Шейла. Прошу обратить внимание. — Он указал узловатым старческим пальцем на вбитые в стенку ниже уровня воды крюки, которым крепились короткие цепи, напоминавшие лёгкие кандалы для арестантов.

Уловив тень от его руки, миноги рванулись к поверхности. Отвратительные, скользкие, извивающиеся, с шевелящимися присоскам вместо ртов. Ланс в ужасе отшатнулся, взмахнув ладонями, будто отталкивая от себя что-то. Миноги резко свернули и сбились в стайку в дальнем углу. Главный учёный Браккары торжествующе глянул на менестреля.

— Вы видите, как вас испугались наши рыбки?

— Хороши рыбки, — с трудом выдавил из себя альт Грегор.

— Ну, страшноватые, и что с того? Дело ведь не в рыбках. Дело в вас, пран Ланс.

— Что вы хотите сказать?

— Вы последние несколько лет боялись угодить в садок с миногами.

— Я? Боялся? — вскинул Ланс подбородок. — Скажете тоже!

— Возможно, вы не отдавали себе отчёта, — мягко и терпеливо, словно разговаривал с глуповатым учеником, пояснил Нор-Лисс. — Но, по словам сухопутного капитана Дар-Виллы, вы так часто бравировали своей встречей с садком, что догадаться о скрытом страхе, рвущемся наружу, совсем не сложно.

Ланс нахмурился, но не нашёл хлёсткого и меткого ответа. Ведь, в сущности, старик был прав.

— Итак, — продолжал Нор-Лисс. — Ваш страх собрал в кулак душевные силы даже без вашего желания. Таким образом, он пробудил магию. Магия отпугнула рыб. Вы обратили внимание, как они испугались? Забились в угол и дрожат. — Усы его слегка встопорщились от улыбки. — Таким образом, ваша музыкальная магия была вами использована совсем для других целей.

Менестрель озадаченно кивнул.

— И что с того?

— А с того следует то, что вы способны на большее, чем управление скрипочками и клавесинчиками.

— Я?

— Какой вы нескромный, пран Ланс. Все вы. Маги-музыканты от Унсалы до Райхема. Смотрите… — Нор-Лисс поманил рыб пальцами — миноги немедленно поднялись к поверхности воды и выставили отвратительные морды, шевеля присосками. Сжал кулак — они сплелись в плотный клубок, похожий на кишки, вывалившиеся из вспоротого живота. — Вы способны повелевать ими точно так же, как и я. Достаточно немного подучиться.

— Староват я для учёбы.

— Король Браккары не староват, чтобы учиться музыке, а Ланс альт Грегор — староват. И при этом младше его величества на два года.

— Давайте начистоту, пран Нор-Лисс? — В который раз рассердился менестрель, но постарался не подать виду. — Зачем я вам нужен?

Старик, кряхтя, поднялся. Лишённые его присмотра миноги тут же рассыпались по бассейну. Нор-Лисс задумчиво прошёлся вдоль парапета. Три шага туда. Разворот на тощих ногах. Три шага обратно.

— В незапамятные времена люди отказались от использования магии. Это произошло так давно, что не вошло ни в один письменный источник. А уж поверьте, я перерыл их превеликое множество, пытаясь по крупицам собирать сведения. Устные легенды тоже не особо проливают свет на дела давно минувших дней. Я нашёл отголоски упоминаний о большой войне, которая, скорее всего, вошла в Священное Писание, как сражение между светлой армией Вседержителя и тёмной армией Отца Лжи. Возможно, её вели маги древности. В этом случае, я вижу развитие событий следующим образом — самые сильные волшебники уничтожили друг друга в братоубийственной войне, а выжившие наложили запрет на использование магии в повседневной жизни. Через некоторое время магические навыки были окончательно утрачены человечеством, учителя рано или поздно умерли, не оставив учеников. Но дар волшебства не исчез. Магия свойственна ряду людей, как и умение рисовать, сочинять музыку, создавать ювелирные украшения… Рано или поздно этот дар себя проявил. По какой-то причине первыми магию в себе обнаружили музыканты. Я даже догадываюсь по какой. Их души чувствительнее и тоньше, чем у других людей, музыкальные инструменты отзываются на их прикосновения и, даже играя без какого бы то ни было волшебства, можно показаться перед окружающими истинным чародеем. Гораздо труднее проявить магические наклонности, занимаясь резьбой по дереву или ковкой серпов. По прошествии сотни или двух лет люди успели позабыть, что музыкальными инструментами можно пользоваться и без помощи магии. А за последующие века из магов-музыкантов создали культ. И никто не догадался, что волшебство можно использовать каким-то иным образом.

Нор-Лисс остановился, сверля менестреля взглядом.

— Никто, кроме браккарцев, надо понимать, — сказал Ланс.

— Мне хочется так думать. Хотя я не поручусь, что где-то в дебрях Голлоана монахи-отшельники не додумались до того же. Уж очень любопытны рассказы некоторых путешественниках о чудесах, творимых ими. У нас лет триста тому назад один из магов-музыкантов, его имя вам ничего не скажет, задумался — а нельзя ли использовать магию для других целей, отличных от фуг, ораторий и сонат? Он попытался. Получилось, хотя и не с первого раза. Но его порыв так и канул бы впустую, если бы не тогдашний монарх — его величество Ак-Дренн тер Верд из Дома Огненного Спрута. К сожалению, Дом Огненного Спрута зачах из-за смерти наследника, почти полтора века назад. Но его величество Ак-Дренн, да благословенно будет его имя между небом и морем, заложил основы Ордена Учёных Магов Браккары.

— Я так и не понял, почему на Браккаре нет магов-музыкантов? Музыка и наука как-то противоречат друг другу? — Альт Грегор с трудом раскладывал «по полочкам головы» свежеполученные сведения и, признаться честно, слегка тянул время.

— Всё гораздо проще, — вздохнул Нор-Лисс. Задумался на мгновение. — Вот скажите, пран Ланс, из ста человек в Аркайле, сколько обладает музыкальными способностями?

— Из ста? Ну, один-два. Но из сотни, владеющих музыкальной магией, девяносто семь с грехом пополам выдувают жалкий писк из окарины или пиликают на фидуле[5]. А моей силы или Регнара… Трое, а то и меньше.

— Вот видите. То есть на город, величиной с Аркайл или Эр-Трагер, самое большее десяток человек. Это с приезжими. Таким образом, получается нехватка людей, обладающих должным уровнем магии, или способных к обучению. То же самое и в Бракке или Тер-Порте с учёными. Мы не имеем право разбрасываться теми, кто способен овладеть магией.