В чём смысл этого состязания? Альт Грегор не знал. Да, собственно, люди совершают множество поступков, не задумываясь об их смысле. Достаточно, что им при этом весело, грустно или просто интересно. Не такую ли жизнь, лишённую важного содержания, но зато наполненную сверх меры всяческими развлечениями и прихотями, проживает и он? Что может наполнить его жизнь смыслом? Ещё два года назад казалось, что это — музыка. Полгода назад всё затмевала любовь к Реналле из Дома Жёлтой Розы. А сейчас? Не может ведь ожидание плахи или садка с миногами стать смыслом жизни?

Скорость танца увеличилась. Музыканты уже откровенно не справлялись. Такого ритма не выдержал бы ни волынщик Диглан, ни придворный маг-музыкант Регнар, ни Леолло альт Артан, наставлявший в своё врем отрока из Дома Багряной Розы и до сих пор в мыслях Ланса оставшийся образцом для подражания, несмотря на целый океан крови, который они друг другу испортили. Но танцоры не собирались останавливаться. Их спор, по всей видимости, ещё не разрешился.

И настал тот миг, когда скрипачи Нуад и Ойсин уже не помогали, а мешали танцорам.

Им бы остановиться, и пусть дальнейший спор происходит лишь при поддержке хлопков… Но парни никак не решались без команды Диглана, а тот задумчиво изучал содержимое кружки, погрузившись в свои мысли

Спасти дело мог лишь музыкант, столь прославленный, что его имя могли знать и повторять в каждом дворце и в каждой хижине от Тер-Веризы до Айа-Багаана. Ну, кто ещё, как не великий менестрель Ланс альт Грегор из Дома Багряной Розы?

Он потянулся магией, и перехватил управление инструментом — сперва у опешившего Ойсина, а после и у выпучившего глаза от неожиданности Нуада.

Смычки прижались к струнам и забегали туда-сюда, стремительно наращивая темп. То, что казалось непосильной задачей для музыкантов-самоучек, знаменитый менестрель сделал играючи. Догнал и перегнал дробный перестук и хлопки, повёл их за собой в неудержимом буэльринке.

Если кто-то из танцующих и заметил подмену музыканта, то не подал виду.

Только тень улыбки скользнула по губам черноволосой девушки.

А менестрель уже полностью отдался во власть мелодии. Такое с ним случалось каждый раз. Ошибочно было думать, что он управлял магией музыки. Однажды начав играть, он сам попадал ей в плен и следовал далее прихотливыми извивами, словно утлый чёлн по бурной реке, стараясь вписаться и подправить то, что рождалось само собой, срываясь со струн, натянутой кожи, из дырочек в полированной древесине или медного «язычка». Может быть, именно поэтому он никогда не мог повторить дважды одну и ту же мелодию?

И в этот раз из-под смычков вышло вовсе не «Огненное чудо». Оно было создано для Иты и никто не имел право танцевать под эту музыку, кроме неё. Сегодняшняя мелодия получилась злее, жёстче и напористей. Быстрее, едва ли не на пределе возможного. Ланс дарил её черноволосой девушке, отбивающей ритм то каблуком, то носком. Не красавица, она покоряла одухотворённостью лица, скупостью и отточенностью движений. Неутомимостью и задором.

Парень за ней явно не успевал. Вот уже пару раз он сбивался с ритма, подпрыгивал невпопад, путал ногу. Грудь его тяжело вздымалась — то ли от усталости, то ли от волнения в ожидании приближающегося проигрыша. А она улыбалась всё шире, как будто каждый новый звук прибавлял ей сил.

Ланс приподнялся со скамьи, обеими руками вцепившись в столешницу. Он готов раствориться в музыке и понимал, что без своей шпаги — старинной реликвии Дома Багряной Розы — он рискует превратиться в выжатую тряпку. Шпага помогала восстановить растраченные во время выступления жизненные силы, но он завещал ей сыну Реналлы и оставил в Аркайле. Имеет ли он право сожалеть о поступке? Никакого. Пусть всё будет, как будет. Если ему суждено жить, он останется на земле. Но и от смерти бегать не будет.

Это ли не счастье — упиваться мелодией в то время, как молодые, здоровые и сильные люди пляшут и радуются вслед за ним. Ведь смерть в разгар выступления прекрасна, о ней будут слагать песни и сочинять поэмы… Главное, чтобы выдержало сердце.

Первой дала слабину скрипка-прима. С громким щелчком лопнула третья струна. Следом за ней — вторая скрутилась и задрожала у мягко поблескивающего грифа. Ланс неохотно, будто через боль, отпустил магию и только сейчас заметил тонкую струйку дыма, поднимавшуюся над скрипкой-секундой. Ещё чуть-чуть и он добыл бы огонь при помощи быстрого смычка и необузданного волшебства.

Парень в кругу, едва смолкла музыка, отпрыгнул на шаг назад и согнулся в полупоклоне, прижимая ладони к груди. Девушка сияла, как начищенная монетка. Её подруги, не прекращая хлопки, начали выкрикивать:

— Морин! Морин! Морин!

Ланс догадался, что это имя победительницы в танцевальном поединке.

Крик подхватили и мужчины, стоявшие во второй половинке разомкнутого круга.

— Морин! Морин!

Когда менестрель обессилено опускался на скамью, Кухал наклонился к нему и с гордостью проговорил:

— Моя племянница. — Помолчал и зачем-то добавил. — Третий год парни пытаются её переплясать и всё никак. Скоро не найдём и желающего.

— А нужно? — удивился Ланс. — Просто так танцевать нельзя?

— Конечно, можно. — Фыркнул кринтиец. — Всё забываю, что ты не знаешь наши обычаи. Если бы он её переплясал, то она не смогла бы ему отказать. Бедняга Ламон сохнет по Морин. Все знают, что он хочет позвать её замуж и боится.

— Боится? Никогда не поверю, будто кринтийский воин чего-то боится.

Кухал захохотал.

— Знал бы ты, сколько наших парней боятся…

Вдруг он замолчал, закашлялся изо всех сил, даже кулаком себя в грудь постучал, глядя через плечо Ланса.

Альт Грегор обернулся.

Рядом с ним стояла Морин, раскрасневшаяся после буэльринка, не скрывающая своего торжества, и от того очень и очень хорошенькая. Синие глаза сияли, как два сапфира, прядь цвета воронова крыла прилипла ко лбу. Дыхание девушки ещё не восстановилось, грудь вздымалась, натягивая белую ткань туники.

— Я хочу поблагодарить великого менестреля за прекрасную музыку, — проговорила она довольно низким для женщины голосом.

— Это я хочу поблагодарить прекрасную прану за великолепный танец, — ответил Ланс, поднимаясь из-за стола. Чего-чего, а хорошие манеры он старался не забывать. — Это было…

— Да какая из меня прана? — с прямотой, свойственной юности, перебила его Морин. — Я — просто девушка из Клана Дорн-Кху.

— Тогда я хочу поблагодарить просто девушку из Клана Дорн-Кху, — не растерялся альт Грегор. — Смотреть на ваш танец было истинным наслаждением.

— Он не был бы и на четверть удачным, если бы не ваша музыка, менестрель. Не каждой кринтийке доводилось танцевать под музыку великого Ланса альт Грегора.

— Морин… — укоризненно покачал головой Кухал.

— А что такое, дядюшка? Ты же сам мне рассказывал об Ите из Кранала.

— Я не о том. — Воин понизил голос. — Кто просил тебя называть вслух имя Ланса

— Значит, я угадала? — Морин звонко рассмеялась. — А ляпнула наугад!

Она шагнула вперёд и прежде, чем менестрель успел понять, что происходит, крепко сжала его голову ладонями и поцеловала в губы. Развернулась и убежала к подругам.

Ланс медленно опустился на место. Откуда-то издалека донёсся голос Кухала:

— Клянусь, я этого не подстраивал. Она сама…

— Что? — Встрепенулся менестрель.

— Ну, ты мог подумать, что я подтруниваю над тобой за тягу к молоденьким девицам и нарочно всё подстроил.

— И в мыслях не было… — рассеянно отвечал Ланс.

— Эй, ты что? — Критниец пощёлкал пальцами справа от лица альт Грегора, потом слева. — Ты здесь?

— Здесь я, здесь…

— Вот горе с этими людьми искусства, — обратился Кухал к волынщику, мирно сопевшему, уткнувшись носом в недоеденных кальмаров в остром соусе. Когда только успел напиться? — Влюбляются в мгновение ока. Даже опомниться не успевают.

— Да что ты говоришь… — пробормотал Ланс. — Она ведь совсем ребёнок… Сколько ей?