Но он, по всей видимости, никогда не следил за наёмным убийцей, который по праву считается лучшим в Аркайле. А может, и не только в Аркайле.

Поиграем?

Поиграем…

Человек, называвший себя Жако, не ускорил шаг. Напротив, его походка стала ещё расхлябаннее, ленивее. Неторопливо выбрался на рынок, смешался с негустой толпой. Покрутился у лотка булочника, пока на него не прикрикнули, приняв за мелкого воришку. Приценился к солёной рыбе, развешанной на бечеве у другого лотка. Повернулся, пошёл обратно. Преследователь до сих пор показывал неплохие навыки. Он не дёрнулся, не стал поправлять сапоги, не свернул резко в сторону. Спокойно шагал навстречу Жако, едва не зацепив плечом. Через какое-то время, как показало серебряное зеркальце, купил пирожок с капустой и снова стал «на хвост».

Убийца вышел с площади на узкую улочку на задах собора святого Кельвеция. Здесь редко ходили люди — даже истово верующие горожане не долго выдерживали колокольный звон в такой близи, а потому часть домов всегда пустовала. Самые устойчивые покидали жилище через парадные двери, а «чёрными» пользовались только когда носили дрова. Возвышавшаяся по левую каменная стена, окружавшая собор, год зад обвалилась и сползла по глинистому склону. Стену-то подновили — главный храм Аркайла нужды в доброхотных даяниях не испытывал, — но кучу битого камня вперемешку с бурым глинозёмом убирать не спешили. Идеальное место для засады.

Оборванец нырнул во дворик брошенного дома. Он эти места, как, впрочем, и весь Аркайл, знал отлично. Калитку, повисшую на одной петле, даже не пришлось открывать. В закутке между забором и дровяным сараем высился в рост человека бурьян. Жако умел проходить сквозь заросли, не потревожив ни стебельки, ни листочка. Там и затаился.

Он успел досчитать до восьмидесяти восьми, когда услышал крадущиеся шаги преследователя. Сыщик приближался осторожно. И тут, опять же следовало отдать ему должное. Но Жако знал, что по следам его не обнаружить. По растрескавшейся грязи он умел ходить как кот, на цыпочках, не потревожив ни единого кусочка, напоминавшего битую черепицу.

«Ну, давай… Что ты решишь?»

Улочка просматривалась из конца в конец. Сыщику предстояло решить — опередил его преследуемый или спрятался где-то здесь. Похоже, этот выбор сильно его озадачил. Но, в конце концов, снова раздались шаги. Острожные, крадущиеся. Серая куртка мелькнула у калитки. Мгновение, другое, и человек оказался во дворе. Он застыл, сгорбившись и держа опущенной правую руку. Наверняка, в ней было оружие. Клинок скрывался в рукаве, а рукоять в ладони.

Жако недолго сомневался — брать ли живьём? Не надо. Пусть Гвен альт Раст утрётся и впредь более тщательно подбирает людей.

Метательный нож спорхнул с его пальцев и воткнулся сыщику как раз ниже уха, под край пелеуса.

Человек упал. Он был ещё жив, когда Жако выскользнул из бурьяна и вторым ножом перерезал ему горло.

Вот и всё. Кровь быстро впитывалась в сухую землю напополам с печной золой.

Быстрыми движениями Жако обшарил карманы покойного. Ничего важного не нашёл, как и предполагал. Охотничий нож, зажатый в кулаке. Кошелёк с пятью «башенками» и мелкой медью. Кремень с кресалом в тряпочке. Но не проверить нельзя. Вседержитель завещал — выживает тот, кто сам себя бережёт.

Изречение из Священного Писания пришло на ум как раз вовремя. В проулке едва слышно скрипнул сапог. Не хрустнул камушек, не топнула подошва, а именно скрипнул новый сапог.

Второй?

Ай, да пран Гвен! Хорошо всё-таки гоняет своих псов!

Нож сорвался с ладони Жако ещё до того, как человек появился из-за бревна, на котором висела калитка. Если сказать точнее, то они двинулись навстречу друг другу и у бревна встретились.

Не зная роста нового противника, Жако метал оружие наугад — коротышке он угодил бы в глаз, а длиннобудылому — в печень.

Его новый противник оказался человеком среднего роста. Похожий на ясеневый лист клинок вошёл на три пальца ниже правой ключицы. Раненый охнул и скрючился, хватаясь за грудь. В мановение ока Жако поравнялся с ним, ударил каблуком под колено, открытой ладонью по уху и воткнул нож, взятый у первого сыщика, чуть выше запястья, между локтевой и лучевой костьми, пригвождая руку к земле. Как и ожидалось, из разжавшихся пальцев выпал стилет — четырёхгранный, длиной в две с половиной пяди. А убийца, не останавливаясь, пнул поверженного врага промеж ног и от души приложил кулаком в зубы — аж заныли собственные косточки.

Теперь немножко подождать, пока незадачливый преследователь распробует вкус собственной крови. Заодно успокоить дыхание и сердцебиение. Жако подобрал стилет, проверил кончиком пальца его остроту и бережно подцепил сходящим почти на шило концом клинка краешек века пленника.

— Ты же понимаешь, что полностью в моей власти?

— Да-а… — сиплым голосом прошептал тот, стараясь не шевелиться, не моргать и даже, по возможности, дышать через раз.

— Как тебя зовут?

— Ант.

— Что за имя?

— Антол полностью.

— А! Хорошее имя. Ты знаешь, кто я?

— Да…

— Кто?

— Коло Щёголь. Убийца.

— Неправильно говоришь. Не Коло, а Коло. Мать моя была родом из Тер-Вериза… Впрочем, тебя это не касается. А вот то, что я — убийца, очень даже касается. Лучший в Аркайле, заметь, убийца. И этого пран Гвен не учёл, отправляя по моему следу двух недоумков. — Нажим на стилет чуть усилился. — Ещё не решил, выколоть тебе глаз или пришить на месте. Знаешь, длина твоего клинка вполне позволяет проверить — есть у тебя в голове мозги или нет?

— Не надо, пожалуйста…

— Что не надо? Ткнуть в глаз или в мозги? Судя по всему, второе для тебя было бы предпочтительнее — до сих пор ты же без них обходился. Вопрос в другом… — Тонкое остриё проткнуло веко и кольнуло неудачного сыщика под бровь. Выступила капелька крови. — Как пран Гвен воспримет моё послание лучше? В виде твоего трупа? Или ты послужишь говорящим письмом? Одноглазым говорящим письмом.

— Н-нет, н-не надо. Не убивайте меня. — От ужаса сыщик начал заикаться. — Я н-не знаю н-никакого прана Гвена… Н-ну, то есть знаю… Н-но я не работаю, н-на него…

— Да? — удивился Коло. — Это резко меняет дело? На кого же ты работаешь, родное сердце? — Кончик стилета шевелился, легонько, почти незаметно скользя вдоль глазницы раненого. Веко натянулось, но пока что кожа выдерживала. — Говори мне. Только не вздумай врать.

— Я… Я работаю на… Только не говорите ему, умоляю…

— Есть кто-то, кого ты сейчас боишься больше, чем меня?

— Д-да… Это — Чёрный Джа.

Коло от неожиданности отшатнулся, освободив многострадальное веко. Его поверженный враг заскулил и попытался отползти. Но пригвождённая к земле рука держала его, словно якорь купеческое судно.

— Куда? — Наёмный убийца сграбастал Анта за грудки, несколько раз чиркнул стилетом по щеке. — Разговор не окончен. Ты у меня теперь петь соловьём будешь.

— Всё скажу, всё… Только не убивай.

— Тебя спасёт только правда. Святая и чистая, как дыхание младенца. Так что же поручил вам мой давнишний друг и соратник по Гильдии, Чёрный Джа?

— Я не знаю. Я прикрывал. Он был главный! — Сыщик кивнул на убитого напарника.

— Как удобно! Мой друг знал всё, но мой друг погиб. Ай-яй-яй… Как неловко вышло. — Остриё стилета упёрлось раненому в левую ключицу, легко, как пёрышко, прошло вдоль грудины и направилось в низ живота. — Кажется, я передумал насчёт глаза. Глаз — это весомый довод для начальника тайного сыска. А для убеждения старшины Гильдии Убийц — мелковато. Я вот что подумал. Если найдут прихвостня Чёрного Джа, у которого мошонка к земле прибита, то этот случай будут в городе долго вспоминать. А что народу в радость, то надолго запоминается… Но ты не волнуйся. Долго мучиться не придётся. Грязь в рану попадёт, отрезать причандалы тебе не успеют — раньше загнёшься. А если я тебе язык вырежу, то Чёрный Джа ещё раньше тебя приткнёт. Он же не будет знать, выдал ты его под пытками или нет. Хотя, глядя на тебя, даже последний лопух скажет — выдал.