– В таком случае нам по пути? – осторожно поинтересовался я. – Экхард поддерживает возвращение Кейлина на престол, – как бы то ни было, а осторожность превыше всего. Не буду выдавать нашу истинную цель до конца.

Барон подумал и милостиво кивнул:

– Пристраивайтесь позади обоза. Лемак, последи!

На дороге как раз показалась вереница груженых саней с бородатыми, закутанными по самые глаза мужиками-возницами.

Иллирий попытался что-то сказать, но зашелся в приступе кашля и упал лицом в гриву коня.

– Совсем плохо, да? – с неожиданным участием проговорил оставленный с нами дружинник – крепкий парень с хитрыми глазами и вздернутым носом. – Север, он такой. Непривычного сожрет. Зря вы…

– Ничего, мы привыкнем, – прокашлялся телохранитель.

– Ну-ну, – ухмыльнулся Лемак. – Вижу, у вас борода привычный к морозу. А, борода?

Я кивнул.

– Небось не первый раз в наших краях?

– Не первый.

– Говорить не любишь, или я тебе не ко двору, – нахмурился дружинник.

– Не серчай, – успокоил его Иллирий. – Его зовут Молчуном. Вот он молчун и есть.

– Молчун, Молчун, – Лемак полез пятерней в макушку, сдвигая подшлемник на затылок. – Чой-то я слыхал про одного Молчуна… Тока он крутой мужик… Колдун, каких мало. Половину замка в Фан-Белле разнес по камушку. А ты…

Он скептически оглядел меня. Что ж, видно, не похож я на могучего чародея. «Крутого мужика», по словам Лемака.

– Не печалься, воин, – я пожал плечами. – Может, еще встретишься с великим чародеем. Вон, у Валлана говорят есть один.

– Сам с ним встречайся, – хмыкнул дружинник. И замолчал. Может, обиделся?

Дальше мы рысили и рысили. Беседа как сразу не заладилась, так и не пошла дальше.

Тени от деревьев удлинялись. Перечеркивали дорогу слева направо. От нечего делать я стал загадывать – наступит конь на тень, не скоро еще Сотника увижу, не наступит… Конь, как назло, только и делал, что топтался по теням. Как нарочно. Ладно, ничего. Рано или поздно, а встретимся. Как у него там с Бейоной? Разбежались окончательно или память о старой дружбе еще, возможно, вызовет более серьезные чувства? От мыслей о пригорянах я как-то незаметно перешел к себе. Неужели Бейона права? А даже если и так? Все равно не пара мы. Я старше на двадцать лет, а Гелка совсем еще ребенок. Не так давно пятнадцатую весну встретила. Что может нас соединить?

– Эй, Молчун, стой! – окликнул меня Иллирий. – Там что-то случилось впереди…

Точно. По колонне пронеслась команда «Шагом!». Возницы натянули вожжи. Флажки на копьях показали, что рыцари сгрудились. Потом послышался слитный гул, вначале нечленораздельный…

– Что они кричат? – встрепенулась Гелка.

– Погоди-ка, белочка… – я привстал на стременах.

Да. Так и есть. Не ошибся с первого раза.

Бароны, рыцари и дружинники горланили, перекрикивая друг друга:

– Кейлин! Кейлин! Слава королю! Огонь! Огонь Небесный! Слава королю!!! Кейлин!!!

– Неужели?! – вскинулась Гелка. – Сотник?

– Все может быть, белочка, – осторожно ответил я. Кто же знает? Остается только надеяться.

Крик приближался, подобно накатывающейся на песчаный пляж волне. Силился. Возносились к небу флажки.

И тут я их увидел.

Четверо всадников мчались вдоль колонны.

Вот уж никогда мне не научиться так сидеть в седле. В первый раз в жизни позавидовал, что раньше не учился верхом ездить.

Впереди, на темно-гнедом коне, скакал Кейлин…

Я сказал – «мчались», но это неверно. Бег коней был плавен и упруг. Шеи согнуты. То, что Сотник назвал мудреным словом «сбор».

Принца Трегетрена я узнал с трудом. Борода ровно подстрижена, волосы расчесаны и удерживаются, чтоб ветер не трепал, серебряным обручем. Темно-синий плащ вьется за плечами. В поднятой руке Кейлин держал длинный меч– тот самый полутораручник, с которым я видел его в схватке у «Каменной курочки», да и при штурме Фан-Белла тоже.

Рядом с ним, отстав не более чем на ладонь, галопировал маркграф Торкен. Черные брови сведены к переносице. Стрела на груди шевелится под набегающим ветерком так, словно летит в цель.

А позади него, держа рыжего и каракового скакунов ноздря в ноздрю, скакали Вейте – раскрасневшаяся, улыбающаяся, рыжевато-русая прядь выбилась из-под легкого шлема с посеребренной бармицей – и весь затянутый в черную кожу Глан – туча тучей, черная повязка перечеркивала лицо, закрывая левый глаз, а правый метал молнии. Неужели что-то пошло не так и он рассердился?

– Сотник! – не выдержала Гелка. Крикнула и сама испугалась, зажала рот ладошкой.

Но нас уже заметили.

Кейлин так резко развернул коня, что Иллирий охнул, опасаясь за целость губ несчастного животного.

У Торкена аж глаза на лоб полезли. Забыть о его рыцарях, увидев каких-то бродяг! Но принц на ходу бросил меч в ножны и поравнялся со мной.

– Вернулись! – вовсе не вопросительным тоном, а, напротив, утверждая очевидное, воскликнул он. – Рад вас видеть! И тебя, Молчун, и тебя, Гелка, и тебя, высокородная феанни! Мак Тетба передавал, а впрочем, после… Получилось?

Я хотел ответить, но не смог. Спазм перехватил горло. Радовались бы так искренне и от души, если бы я вздумал вернуться домой, повидать отца, мать и брата? Или все-таки мой дом здесь, на Севере? Среди этих суровых и беспощадных воинов, способных на великую вражду и великую дружбу?

В плечо мне ткнулся кулак Сотника. Для пригорянина – высшее проявление чувств. Все равно как поцелуй для моего соотечественника, уроженца Империи. А Вейте уже обнимала Гелку и, кажется, расцеловала в обе щеки. Вот, похоже, и подружка у моей белочки появилась. Да не какая-то там, а благородная талесса, хозяйка и владычица обширнейшей области Ард’э’Клуэна.

– А говорил, не тот Молчун, – пробурчал за спиной обиженный голос Лемака.

И его я тоже готов был обнять, и каждого из рыцарей недоуменно озирающегося маркграфа, и каждое дерево, застывшее в розовых лучах стремительно спешащего к закату солнца.

Утренняя свежесть холодными пальцами забиралась за шиворот. Шаловливая, как полугодовалый котенок клыкана. К обеду, само собой, потеплеет, солнце пригреет молодую травку, но пока хотелось потуже затянуть у ворота завязки рубахи.

От деревеньки со смешным названием Козий Брод – почему Козий? – до реки мы добрались быстро. Вышли с рассветом, а едва солнечный диск утратил алый оттенок, пехота уже стояла на берегу. Брод и вправду здесь был. Нельзя сказать, чтоб козий, но все же не слишком глубокий – до середины бедра пешему.

На той стороне реки лежала дорога, стесненная двумя холмами с крутыми, обрывистыми склонами. На нашем берегу один холм, на том – два. И все это я видел во сне. В ту ночь, когда Желвак попытался убить Мак Кехту. Давным-давно. И все это время тайно надеялся, чтоб увиденное оказалось неправдой.

Наивный.

Здесь, у брода Кейлин решил дать решающий бой войску Валлана.

Пару дней тому назад гонец на взмыленной лошади – один из веселинов, ходивших еще в шайке, где принца знали как Живолома, – принес весть. Маркграф Торкен Залесский опрокинул верных Селине баронов в трех дневных переходах южнее Трегетройма. Теперь рыцари Восточной марки шли напролом, прямо к столице. Но, к сожалению, все, что могла сделать рыцарская конница, – обложить столицу, как барсука в норе. Штурмовать самую мощную на севере твердыню без поддержки пехоты смерти подобно. Покажите мне того барона, что потащит на своем горбу осадную лестницу или, прикрываясь щитом-корзиной, станет долбить тараном ворота вражьей крепости.

Это осознавали и Кейлин с Сотником, и, нельзя не отдать ему должное, Валлан, восьмой барон Берсан, а ныне кронпринц Трегетрена. Поэтому он и пошел в решающую атаку на повстанческую армию. Решил одним ударом раздавить командование и выполнить сорвавшийся благодаря счастливому вмешательству ватаги Бессона замысел. Нет Кейлина – нет и угрозы правлению Селины.