– Так точно! – гаркнул петельщик, еще больше выпячивая грудь.

– Молодцом!

– Рад стараться!

Капитан кивнул. Коротко бросил:

– Охраняйте.

И стремительным шагом направился в оружейную комнату, приспособленную им под кабинет.

Здесь радовал ноздри запах смазки, стали и хорошо пропитанной дегтем кожи перевязей и ножен. Вдоль стен протянулись стойки со старинными алебардами: с прямыми лезвиями и с более новыми – полукруглыми; с рогатинами и гизармами; с глевиями и рогатыми копьями арданов. На стальных скобах висели секиры, боевые топоры, клевцы и чеканы. На длинном столе лежали одноручные и полутораручные мечи: кавалерийские, с заточкой одного лезвия полностью, а другого – на треть, и пехотные обоюдоострые. Здесь же грудой валялись корды и охотничьи ножи. Под слоем паутины, в укромном уголке, спряталась узкая кривая сабля кочевника из восточной степи. В углу возвышалась громадина двуручного меча – крестообразная гарда почти на уровне ключиц капитана, тяжелый противовес, выполненный в виде копыта, – выше бритого темени.

Валлан провел ладонью по тщательно отполированному древку двурогого, увенчанного тремя зацепами и тремя пробойниками, копья. Память о победе трегетренского оружия над арданскими талунами в отрогах Железных гор.

– Чудная штучка!

– Как сказать… – ответил ему негромкий, но уверенный голос. – Как сказать… Если бы люди придумали столько приспособления для продления и сохранения жизни, как для отнятия оной…

У стола с мечами, опершись узкой ладонью о край, стоял молодой светловолосый мужчина в длиннополом сером кафтане-гамбезоне. Лицо тщательно выбрито, но осунувшееся. Мешки под глазами выдавали усталость чародея. Квартулу в последние дни доставалось не меньше других.

– Угу, – буркнул Валлан. – Ты еще посетуй, что для создания жизни только одна штука придумана.

Жрец пожал плечами. Мол, какой смысл отвечать на скабрезные шутки?

– Вы все, жрецы, такие? – Капитан петельщиков прошагал через оружейную и опустился на табурет.

– Какие – «такие»?

– Ну, не от мира сего… Ты ж погляди на себя сбоку. Хорошую шутку-прибаутку услышал и враз покраснел, ровно девка-недотрога.

– Вопрос в том, барон Берсан, что считать хорошей шуткой.

– Да? Ну, давай тебе сказку расскажу. Собрались как-то веселин, ардан и трейг к королевской дочке свататься…

– Довольно. – Квартул устало вздохнул, сделал отстраняющий жест рукой. – На мой взгляд, не время сейчас прибаутками развлекаться.

– Ты думаешь? А что нам помешает? – Валлан набычился. – Южный бунт? Заговорщики из застенка? Или, может, тот повстанец недоделанный?.. Ну, ты меня понял.

– Да понял, понял. Жаль, что мне приходится тебе это объяснять. Должно быть, ее королевское высочество, принцесса Селина, все же чуть больше разбирается в тонкостях государственного управления. Мне бы с ней поговорить…

– Ну да! Пускай спит. Коронация только в полдень. Да, ты проверил – Невеот все по чести приготовил?

– Проверил, – Квартул уселся на соседний табурет. – Невеот сделает все, что ты ему скажешь. А если еще секиру с собой прихватишь… – в голубовато-серых глазах чародея вспыхнули смешливые искорки.

Петельщик громко захохотал. Словно в охотничий рог затрубил.

– Да ты, никак, шутить выучился? А я думал, вовсе пропащий!

«Ты еще и думать умеешь, а я полагал – только секирой махать», – пронеслось в голове у озерника, но вслух он сказал совсем другое:

– Верховный жрец Огня Небесного вчера согласился, что Сущий Вовне есть не кто иной, как создатель Огня, а следовательно, должен верховенствовать.

– Это ж надо! Ты переспорил жреца Огня Небесного?

– Пришлось. Но, признаюсь, он все жилы из меня вытянул.

– Я ж говорил, дай его мне – тогда поглядим, кто из кого жилы тянуть будет.

– Вот и хорошо, что не дал. – Квартул потеребил нижнюю губу – старая школярская привычка. – Теперь он соберет Круг жрецов и разошлет весть по всему Трегетрену. Обновление культа пройдет мягко и безболезненно…

– Как поход в сортир. Слушай, я тебе рассказывал историю? Умирает старый ардан. Вокруг вся семья собралась…

– Прошу, барон Берсан, давай в другой раз, а? – почти взмолился жрец Храма. – Что-то ты слишком веселый сегодня.

– Ха! Квартул, сегодня моя невеста станет королевой. Что ж мне не радоваться?

– Помнится, кто-то говорил мне, что хочет получить корону с бою, а не в приданое или по наследству.

Валлан нахмурился:

– Я не понял, чародей. Ты не рад, что ли?

– Почему же, рад…

– Да? Ну, гляди мне…

– Да рад я, рад. Только не стоит от радости плевать на заботы и беды королевства.

– Заговорщиков казним. Сегодня же. Бунты подавим. Не далее чем в порошнике. Пускай дороги чуток подмерзнут. И телегам обозным сподручнее, и конница незаморенная подтянется. Кейлина… – Валлан все же понизил голос. – Кейлина тоже придушим. Ну что он за силу наберет? Сотню? Ну, две… Ладно, пускай пять. Да я петельщиков прямо сейчас вполовину больше выставлю. Причем отборных воинов, не чета его сброду!

– Хорошо, если так. Буду молиться Сущему Вовне, чтобы бунты не заполонили страну…

Прерванный на полуслове звуком осторожных ударов в двери, он замолчал и взглянул на собеседника.

– Кого еще стрыгаи на крыльях принесли? – рыкнул Валлан. – Заходи!

Двойные створки распахнулись. Через порог шагнул чернявый петельщик с седыми висками и нашивками полусотенника. Его лицо выражало крайнюю озабоченность.

– Полусотенник Крег, мой капитан, – гвардеец поднял кулак правой руки до уровня плеча, отдавая честь.

– Что такое? Быстро говори!

– Гонец с западных рубежей, мой капитан.

– Ну?..

– У него послание к тебе от барона Даглана.

– Веди. Да быстро!

Петельщик высунулся в коридор, проорал:

– Заводи!

Вошло еще трое. Два гвардейца поддерживали под локти едва стоявшего на ногах человека в черном табарде с вышивкой на груди – черный медведь, стоящий на задних лапах, на фоне белого щита. Герб Дагланов. Одежду и лицо баронского дружинника покрывала грязь, сапоги на всю высоту голенища измараны засохшей конской пеной.

Валлан насупился еще больше и поднялся с табурета, скалой нависая над вошедшими воинами:

– Что за кикиморовы шутки? Что случилось?

Гонец открыл покрасневшие, воспаленные веки.

– Барон Берсан?

– Да! Я, я! Кто ж еще?

– Тебе письмо от барона Даглана, защитника западных рубежей… – ладонь воина скользнула за пазуху, извлекая на свет перемотанный бечевой клочок пергамента.

– Прими, – кивнул Валлан полусотеннику.

Крег повиновался, бережно забрал из дрожащих пальцев гонца письмо, протянул его капитану.

– Ему, – дернул щекой Валлан, указывая на Квартула, а сам шагнул ближе к дружиннику с западной границы. – Что стряслось? На словах что велел барон передать? Ну?

Петельщик слишком хорошо знал Даглана. Обросший черной бородой, как и служивший гербом многим поколениям его предков медведь, такой же угрюмый и обстоятельный, предводитель баронского ополчения не доверил бы всего послания чернилам и выделанной телячьей коже.

Гонец набрал воздуха в грудь.

– Веселины начали войну…

– Что?! – взревел Валлан, сжимая кулаки.

– Веселины начали войну. Вторглись в Спорные земли. Им не нужна добыча. Они жгут наши поселения, убивают всех… И скотину тоже. Разрушено три форта. До основания. Гарнизоны вырезаны. Веселая Горка и Три Петуха в осаде, но еще держались… – Дружинник помолчал, пошевелил губами. – Четыре замка захвачены с налету. От десятка баронов нет вестей.

– Как так! Почему? – Капитан петельщиков в сердцах грянул кулаком по стойке с алебардами. Она с грохотом опрокинулась, оружие со звоном запрыгало по каменному полу.

– Не могу знать. Даглан просит помощи. Я скакал три дня. Загнал пять коней…

Усилием воли Валлан взял себя в руки:

– Ладно, воин. Ты с честью исполнил долг, – махнул рукой петельщикам. – Накормить, напоить, уложить спать. Как проснется, Крег, скажешь Нувелю, я передавал-де, десяток корон пускай отсыплет.