Не знаю, сколько дней его мучили эти боли, но все его органы работали на износ, выходит нормально он спал дней шесть назад. А может и того больше.

Ещё через двадцать минут Илиас расслабился окончательно – его дыхание выровнялось, лицо разгладилось. Я смогла немного снять воспаление, но тут стоило повторять процедуру ежедневно, а то и несколько раз в день. Сомневаюсь, что он так часто показывается у своего целителя.

Я опустила ладони, прикоснувшись пальцами к его запястью, якобы считая пульс. Его руки были горячими, а кожа шершавой. Последнее совсем не оттолкнуло меня, напротив…

– Всё? – хрипло выдохнул он, улыбаясь и при этом не открывая глаз.

– Всё, – произнесла, засмотревшись на него. Суровые черты лица разгладились, и он стал даже… привлекательным… Испугавшись собственных мыслей, поспешно добавила: – Отдохните, – и пустила по его венам усыпляющий импульс. Мужчина, рвано выдохнув, тут же отключился.

Только совершив этот вероломный поступок, я подумала о последствиях. Боюсь, меня ждёт суровая отповедь после пробуждения директора. И мне бы стоило испугаться, точно так же, как я боялась отца, когда совершала что-то против его воли, или явно им неодобряемое, но… Страха так и не появилось. Нет, беспокойство присутствовало, конечно, но страхом это вряд ли можно было назвать.

Я посидела рядом с ним ещё некоторое время, после поднялась со стула и поправила подушку под головой Илиаса. Даже во сне он не казался беззащитным, скорее… Измученным, но всё ещё не сломленным. И упрямым! Он чуть хмурился, будто готов был вот-вот открыть глаза и посмотреть на меня своими невозможными глазами, и скривить губы, выражая высшую степень недовольства. Повинуясь непонятно откуда взявшемуся желанию, протянула руку и коснулась оставшихся морщинок на лбу, пытаясь их разгладить.

Кожа его была чуть обветренной и золотистой от загара, словно он много времени проводил на солнце, а ещё… Горячей. Будто он и сам был солнцем…

Дыхание Илиаса вдруг сбилось, и я поспешно отдёрнула руку, тут же выпрямляясь и готовясь сделать вид, что изучала его исключительно в целительских интересах. Но глаз он не открыл, вновь рвано выдохнул и продолжил мирно спать.

Рисковать я больше не стала, накрыла его пледом и поспешила по своим делам. Время как раз подходило к отбою, и мне стоило оббежать комнаты ребят, чтобы убедиться, что с воспитанниками всё хорошо.

Изолятор я, на всякий случай, решила закрыть на ключ. Почему-то не хотелось, чтобы кто-то ещё увидел Илиаса в таком состоянии, да и как я смогу объяснить той же Лорен, почему новый директор спит в палате, предназначенной для больных детей? Никак! Поэтому лучше подстраховаться.

Обход занял чуть больше получаса, Лорен я, что удивительно, не встретила. А когда я возвращалась к изолятору, то увидела, что под его дверью мнётся девочка из средней группы. Прим была очень своеобразной – довольной прямолинейной для своего возраста, и совершенно не похожей на своих сверстниц. Её совсем не интересовали красивые платьица, которые привозили в приют по милости меценатов, и она почти не принимала участия в детских играх. Она всегда держалась сама по себе, отталкивая всех, кто пытался с ней подружиться. Даже я за всё время работы так и не смогла найти к ней подход. Она была чем-то похожа на близнецов, или скорее на Риана. Но и с ними она не сдружилась.

Прим одевалась исключительно в мальчишескую одежду – брючки и рубашки. Волосы заплетала в тугую косу и старательно прятала их под кепку, с которой не расставалась даже после отбоя.

Леди Гретхэм как-то сказала мне, что она росла на улице почти с самого рождения, где ей приходилось буквально выживать. Этим и обусловлен её характер.

За два месяца она ни разу не приходила ко мне сама. Только однажды я буквально силой привела её в кабинет, чтобы залечить ободранную ладонь. Девочке было больно, я видела это по скривившимся губам, но она не проронила ни звука. После лечения тихо поблагодарила и сбежала, только пятки сверкали. Поэтому увидев её, я сразу же подумала о самом худшем:

– Что-то случилось? Что-то болит? – протянула руку, чтобы коснуться её, но девочка отклонилась чуть в сторону и качнула головой.

– Нет, – буркнула тихо. Опустила глаза, а руки спрятала за спину. Помолчали, я всё ждала, что она сама скажет мне, зачем же пришла. Так и случилось: – Там… Очередь пришла. А они сказали, что у нас всё по чесноку, всем надо ходить…

Пояснение было настолько путаным, что я не сразу поняла, что именно она хотела этим сказать. После же вспомнила, как ко мне приходили из младшей группы, и с удивлением уточнила, правда шёпотом:

– Хочешь остаться на ночь в палате?

Девочка подсмотрела на меня исподлобья, сжав при этом губы так, что они побелели, и кивнула. Не знаю, чего ждала Прим, но я улыбнулась и аккуратно обняла её за плечи:

– Хорошо, проходи, – открыла дверь ключом и подтолкнула девочку вперёд, – только у нас тут уже есть гость, ты не против?

Малышка вскинула брови, заметив стоящие в соседней комнате с приёмной у кровати мужские сапоги, которые я стянула с Илиаса, да и самого директора, и прошептала:

– Ему тоже нужны конфеты и сказки?

Я не рассмеялась лишь чудом. С трудом удержала серьёзное выражение лица, после же мне вовсе стало не до смеха, потому что… А ведь она права. Каждому, даже самому взрослому и серьёзному человеку, иногда рядом нужен тот, кто принесёт конфет и почитает на ночь сказку…

– Почти, – погладила девочку по щеке и отвернулась, чтобы она не заметила боль, что промелькнула во взгляде.

Её бесхитростные рассуждения что-то задели во мне. Что-то, что я считала уже давно умершим. И эти ощущения мне совсем не понравились. Проще жить без надежды на личное счастье. Тем более у меня есть целый приют детей, которым требуется моё внимание.

– Держи, – протянула ей пижаму, что была подготовлена специально для тех детей, которые попадали в изолятор. Нет, для девочек были красивые сорочки с кружевными воротничками, но Прим я не стала их предлагать, за что малышка посмотрела на меня, а после улыбнулась.

Я впервые увидела её улыбку… и от этого все тревоги отошли на второй план.

Пока Прим переодевалась, я приготовила для неё кушетку. Застелила постель, хорошенько взбила подушку и, самое главное, положила на тумбочку небольшую плитку шоколада и стопку книг. Пусть выберет сама ту сказку, которая ей понравится.

Вернувшись, девочка замерла посреди палаты, глядя на мирно спящего директора, после же подошла к кушетке и спешно забралась под одеяло. Она жадно посматривала в сторону шоколада, но брать не решалась.

– Это тебе, – подтолкнула к ней обёртку, а когда она так и не протянула руку, то я добавила: – Она очень вкусная, попробуй.

Искушение было слишком велико, чтобы малышка справилась с ним. Прим взяла шоколадку и вдохнула аромат. После же прикрыла глаза, наслаждаясь мгновением.

Она была… красива. Густые тёмные волосы, которые она распустила, струились по плечам, почти в цвет волосам тёмные выразительные глаза. Чуть вздёрнутый кверху нос и длинные ресницы. Ростом она была почти с меня, тринадцать лет как-никак, но… Прим была всё ещё ребёнком. Пусть выросшим внешне, внутри же оставшимся таким же ранимым и ласковым. Она пыталась всеми силами скрыть эти свои качества под мнимым равнодушием, только сейчас я видела её настоящую.

– Хочешь, – осторожно спросила её, когда она откусила первый кусочек, – я почитаю тебе?

Девочка посмотрела на меня так, будто готовилась отказаться, но вместо этого едва заметно кивнула.

Что же, это тоже хороший знак.

– Сама выберешь или выбрать мне? – вот тут Прим активно покачала головой, и я выбор сказки взяла на себя.

В каждой из этих книг рассказывалось о детях, которые смогли преодолеть все трудности и найти своё счастье в этом огромном мире. Или не в этом, а в вымышленном, не важно. Главное, что каждому из приюта такие сказки дарили надежду, что и в их жизни наступит то время, когда им не придётся ежедневно бороться. Когда они будут счастливы и любимы.