В этом я была полностью с ним согласна, активно продвигая собственные изменения в законодательстве — в первую очередь в области образования, нередко сталкиваясь с критикой, будто у меня нет достаточной квалификации, чтобы рассуждать на эти темы.
Я обычно отвечала, что именно отсутствие доступного образования стало причиной моего положения, и добавляла, что уже работаю над этим. Через несколько лет я планировала наконец получить заветный статус.
Нашему сыну, Торену Каэлису, уже исполнилось четыре года, и сейчас с ним постоянно занималось множество учителей, оставляя мне гораздо больше свободного времени. Но одновременно с этим я ощущала лёгкую грусть, осознавая, что скоро, всего через несколько лет, он начнёт понимать, что такое протокол, и будет вынужден отказаться от обычного детства…
Вот только Торен сам этого хотел. Он восхищался отцом, который часто брал его с собой в поездки и даже на совещания, переживая, что уделяет ему слишком мало внимания.
Каэлис сразу же согласился со мной, что ни о каком обучении в другом королевстве не может быть и речи, и попросил меня быть откровенной, если мне покажется, что он уделяет сыну недостаточно времени.
Этого не случилось — ни разу. Более того, Каэлис буквально спас нашу семью, когда я наконец нашла своё второе место силы и на время потеряла рассудок, сбежав из дворца на пять дней.
Наши с Каэлисом кабинеты располагались почти рядом — их разделяли лишь большие пустующие покои, где Торен проводил половину своего времени. Здесь мы имели к нему постоянный доступ, и именно здесь с ним часто играли и тётя Тамилла, и его бабушка, и мои многочисленные фрейлины, каждая из которых вышла замуж вскоре после Отбора.
Первой, кого я вызвала во дворец, была Жизель. Я верила, что стоит отдалить её от леди Женевьевы Мукс, и здоровье девушки начнёт восстанавливаться, она выйдет из своей раковины и станет хозяйкой собственной жизни.
Следом за ней в столицу переехали Селина, Тамилла, Оттили Корона и Мелва Вал-Миррос.
Я рассказала Мелве о нашем прошлом, о том, что не могу полностью доверять Имиру, но это не повлияло на её решение выйти за моего брата. Тем более что её отец особенно настаивал на этом браке теперь, когда я стала королевой. И я бы очень хотела, чтобы она не пожалела об этом выборе…
Но Имир сорвался. Первый раз — через год после коронации, а затем ещё раз — через три года, дважды заложив наши земли, чтобы вложиться в рискованные предприятия, которые почти сразу прогорели, оставив его в огромных долгах. К тому моменту я уже провела через Совет своё первое постановление, оно позволяло членам семьи оспаривать право главы рода, если тот не способен заботиться о семье и защищать её интересы.
Я больше не принадлежала к роду Валаре, так как стала частью дома Грейдис. Поэтому я обратилась за помощью к своему дяде и, наконец, сделала то, что, по-хорошему, должно было быть сделано сразу после смерти отца, а может быть, и раньше. Теперь род Марлэев официально считался главным среди чёрных пантер Дженн-Беа. Имир сохранил право жить в небольшом доме на бывших землях семьи, но самими землями он уже не владел и не имел возможности брать под них новые займы.
Информацию о его жизни мне время от времени передавала Маргарита — бывшая экономка семьи де Рокфельт. А за восстановленным поместьем, которое теперь принадлежало Марлэям, присматривала Агнета.
Мелва не понимала всех проблем Имира, а возможно, её это попросту не волновало. Она вообще удивительно напоминала мне мою собственную матушку и, казалось, была вполне довольна тем, что имела постоянные покои во дворце и поддержку отца. Она забеременела почти сразу после свадьбы с моим братом и редко покидала столицу, развлекая Торена вместе с моей матушкой и множеством фрейлин.
Впрочем, уже год как фрейлины стали ему не так интересны — он всё чаще любил проводить время с Николасом Хаулом, оставшимся лишь для того, чтобы искать следы влияния Ваарга. Каэлис был убеждён, что рано или поздно варвары станут опасны, и надеялся предотвратить любую ситуацию политическими решениями. Зеновия Николетта была не единственной, кто имел с ними контакты, но к остальным Каэлис относился гораздо строже, особенно если выяснялось, что они передавали сведения о королевской семье.
Каэлис не сразу смог по-настоящему довериться Зеновии, полагая, что она преданна скорее мне, чем ему, пока Великая Принцесса сама не вышла на похитителей Тавиена и не вернула его «отца» в столицу. Зеновия Николетта признала власть Каэлиса так, как никогда не признавала власть Арно Николаса, а главное — верила, что он действует в интересах Левардии.
Тавиен по-прежнему оставался слишком опасным, но Каэлис вновь всех удивил — и недавно рассказал брату правду.
— Только от тебя зависит, как ты воспримешь эту информацию, — произнёс он тогда. — Я хочу, чтобы мы были семьёй, но если решу, что ты несёшь угрозу моей семье или королевству, я приму меры.
Рука Каэлиса лежала поверх моей.
— Вы знали? — с болью спросил Тавиен, глядя мне в лицо. Я кивнула, не отводя взгляда.
Я не знала, почему он был уверен, что влюблён в меня, но всегда помнила его слова, сказанные тогда, когда нас похитили, — о том, что, будь он королём, он бросил бы всё, лишь бы выбрать меня. И я не хотела даже думать о том, что могло бы произойти, узнай он тогда, что я могла бы считаться его невестой.
Я не верила, что Тавиен стал бы хорошим королём. Просто потому, что лучше Каэлиса не было никого.
— Вы знаете, кто моя мать?
Каэлис в ответ покачал головой, а я молчать не стала.
— Я не уверена, но подозреваю, что ею является Гелена де Рокфельт, — я уже делилась своими наблюдениями с ищейкой, но поиски не продвинулись — это расследование было слишком опасным.
В итоге Тавиен решил отправиться на границу к Арно Николасу, чтобы выяснить правду. Вместе с ним отправился и Николас — главным образом затем, чтобы убедиться, что с ним там ничего не случится. И после его отъезда мы вновь почувствовали, насколько нам не хватает людей, которым можно доверять без остатка. Хорошо, что Финн завершал обучение и собирался переехать в столицу — не один, а с женой, что стало для меня полной неожиданностью.
Постепенно в столицу возвращались и многие другие мои знакомые, взрослея, обретая новые роли, приезжая уже не в одиночку, а с семьями, и я поняла, насколько сильно Отбор помогает будущей королеве быть принятой обществом, создать свой круг, найти подруг, узнать дворец.
Я ценила прямоту Селины, мягкость Мелвы, надёжность Тамиллы, радовалась за Жизель, и все вместе мы иногда читали вести от Аделаиды, которая теперь была далеко от столицы… возможно, не навсегда.
Письмо, доставленное лорду Ниллсу во время бала в честь будущей королевы, оказалось приглашением в покои Аделаиды, где она решилась на безумный поступок — зачать от мужчины ребёнка. Едва ли его обрадовали новости о том, что женщина, которой он сделал предложение и с которой провёл ночь, должна была отправиться в монастырь на границе королевства. Но он оказался мужчиной чести и женился на ней.
Оказывается, лорд Ниллс давно мечтал о ребёнке.
И только это — вместе с беременностью — спасло Аделаиду от монастыря, который на деле был местом лишь немного лучше тюрьмы. Вместо этого она уехала в отдалённое поместье супруга, а ему было сказано, что она не должна появляться ни в столице, ни в центральных регионах Левардии по меньшей мере пятнадцать лет.
Аделаида писала, что она счастлива, что всегда мечтала стать матерью. Я вспомнила, что ни разу не слышала от неё чего-то хорошего об учёбе, зато постоянно — разговоры о замужестве и о том, как привлечь жениха. Похоже, я просто не до конца понимала, насколько семья для неё была важнее всего остального.
Единственной, о ком я ничего не знала и даже не пыталась узнать, оставалась Барбара. Всё, что я знала, пришло в письме от неё, в котором она сообщала, что отправляется в Ваарг, чтобы избавиться от моего феромона, над которым у неё не было никакого контроля.