Он был одним из самых требовательных завсегдатаев “Паласа”. А главное, Роз уверял, что Тарногол своим авторитетом может запросто уничтожить репутацию отеля. Поэтому персоналу было велено окружать его особой заботой.

Сотрудники выстроились в ряд и хором затянули:

– Здравствуйте, месье Тарногол. Добро пожаловать в “Палас Вербье”, месье Тарногол.

Не отвечая на приветствия, Тарногол равнодушно оглядел их и поднялся по ступенькам к входным дверям, где его уже поджидал сам месье Роз, весь на нервах, как, впрочем, и всегда, когда встречал Тарногола. Роз покосился на листок бумаги, где Лев записал для него фонетически одну русскую фразу.

– Мы очень рады вас видеть, – с трудом выговорил он.

Тарногол заинтригованно взглянул на него, потом ответил по‐французски, будучи явно не в духе:

– Ваш русский оставляет желать лучшего, друг мой. Не надо обезьянничать.

Роз продолжал, с трудом сохраняя самообладание:

– Ваша поездка прошла хорошо?

– Ужасно.

– Какая досада. Если желаете отдохнуть, ваш номер готов.

– Я голоден. Проводите меня в ресторан. Дальний столик. С видом на горы. И позовите мне банкетного менеджера, я хочу, чтобы меня обслуживал только он!

– Конечно, месье Тарногол, – пробормотал Роз.

Он срочно вызвал Бинара и, махнув рукой, поднял с места целый рой служащих, которые принялись хлопотать, почтительно распахнув перед ними двери.

Еще через несколько минут Тарногола усадили за его столик. Захватывающий вид на Альпы, а более всего идеально слаженные движения всеобщего кордебалета немного его умиротворили. Бинар подал ему два яйца всмятку, горку икры и рюмку “Белуги”, несмотря на ранний час.

– Спасибо, Бинар, – сказал Тарногол, в устах которого его фамилия прозвучала словно собачья кличка.

Сотрудники отеля наслаждались сценой унижения грозного Бинара, к которому этот могущественный человек относился с явным пренебрежением.

– Что‐нибудь еще? – услужливо спросил Бинар.

– Черный чай с каплей молока.

Бинар щелкнул каблуками и вскоре вернулся, неся на подносе дымящийся чайничек и китайскую фарфоровую чашку. Церемонным жестом он поднял крышку чайника и выудил оттуда ситечко.

– Вам покрепче, месье Тарногол? – спросил Бинар.

Тарногол посмотрел на него с таким видом, будто его сейчас стошнит:

– Ты завариваешь чай в металлическом шарике? – Тарногол обращался на “ты” ко всем сотрудникам, кроме Роза.

– Прошу прощения?

– Нельзя заваривать чай ни в закрытом ситечке, ни в металле!

– Я не знал, месье Тарногол. Извините.

– Как, по‐твоему, чайные листья будут источать аромат, если их так утрамбовать? К тому же металл отбивает вкус! А вода? Тут горячая вода?

– Кипяток, – пролепетал Бинар.

– Черный чай нужно заваривать при температуре 90 градусов! Учитывая, что мы находимся на высоте приблизительно 2000 метров, вода закипает при температуре…

– Градусов сто? – предположил Бинар.

Тарногол достал из кармана ручку и стал что‐то вычислять прямо на скатерти.

– Около 93 градусов. Хорошо, температура более или менее подходящая, – постановил Тарногол с удовлетворением. – Молодец, Бинар!

Бинар, похоже, вздохнул с облегчением и вытер капли пота, выступившие на лбу.

– Теперь налей чай и добавь молока.

Бинар кивнул и наполнил чашку. Потом взял кувшинчик и подлил в чай немного молока.

– От такой капли чаша не переполнится, – буркнул Тарногол, подразумевая, видимо, что молока недостаточно.

Бинар добавил еще чуть‐чуть.

– Как украл, – проворчал Тарногол. – У вас что, квоты на молоко? Может, прислать вам партию? Или я должен предъявить продовольственную карточку?

Бинар, решив, что нужно налить еще, бухнул в чашку полкувшинчика. Тарногола прорвало:

– Каплю, я сказал, а не море разливанное! Теперь тут молока больше, чем чая!

Тарногол опрокинул чашку, и ее содержимое разлилось по столу. Бинар поспешно вытер лужу.

Его коллеги, присутствовавшие в зале, хихикали исподтишка.

– Пойди найди месье Роза и скажи ему, чтобы он прислал мне того русского мальчика, – потребовал Тарногол. – Он единственный, кто умеет более или менее сносно меня обслуживать.

Под “русским мальчиком” имелся в виду Лев.

Через несколько мгновений он появился в ресторане.

Он осунулся и выглядел озабоченным. Глаза у него были грустные.

– Доброе утро, месье Тарногол, – сказал он по‐русски.

– Доброе утро, юноша.

– Чем могу служить? – спросил Лев.

– Я заказал черный чай с каплей молока.

Лев кивнул и вернулся с чайником, в котором заваривались листья в бумажном фильтре. Наполнив чашку, он добавил в нее молока. Лев действовал спокойно и уверенно, ничуть не смущаясь. Тарногол зачарованно наблюдал за ним. Он отпил глоток и остался весьма доволен. Затем сказал, по‐прежнему по‐русски:

– Знаешь, мальчик мой, вот здесь ты на своем месте, нечего хвост распускать в бальном зале.

– Мне из‐за вас досталось, меня лишили зарплаты и чуть не уволили.

– Роз абсолютно прав, – заметил Тарногол. – Всяк сверчок знай свой шесток. Что ты там забыл?

– Вам тоже нечего делать в бальном зале, – ответил Лев.

Тарногол с любопытством взглянул на наглеца, преспокойно дерзившего ему. Лев говорил на изысканном русском языке прежних времен, унаследовав его от своих предков. На языке Толстого.

– Представь себе, меня пригласил туда Абель Эвезнер. Я думаю, он не прочь заиметь меня в качестве клиента. Но я сожалею, что Бинар тебя еще и обобрал походя. Это недостойно менеджера “Паласа”.

– Откуда вы знаете?

– Все только об этом и говорят. А у меня везде есть уши. Ненавижу подлецов. Бинар – подлец, и я им займусь.

– Похоже, ему сейчас пришлось несладко, – сказал Лев.

Тарногол улыбнулся:

– Знаешь, почему ты мне нравишься? Ты тут единственный, кто дает мне отпор.

– Извините, конечно, но я о вас невысокого мнения.

Тарногол расхохотался:

– Вот пожалуйста, что я говорил. Так это из‐за меня у тебя такое поганое настроение? Ты ужасно выглядишь. Унылый, подавленный. Распустил нюни.

– Нет, вы здесь ни при чем.

– Тогда что?

– Несчастная любовь.

– А, это из‐за той девушки, с которой ты танцевал?

Лев кивнул, глядя вдаль. Прошло три недели с тех пор, как Анастасия уехала, и он места себе не находил. Он представлял, как они с Клаусом прогуливаются влюбленной парочкой по улицам Брюсселя, как целуются, занимаются любовью. Чем больнее ему было, тем больше он думал об этом, и чем больше он думал, тем сильнее растравлял себя. Ему казалось, что эта боль не пройдет никогда.

– Да ладно, – сказал Тарногол, – посмотри в зеркало: у тебя от баб наверняка отбою нет.

– Это разные вещи. Любовь есть любовь.

– Эх, мальчик мой, в твоем возрасте что девушку любить, что пиццу. Здесь откусил, там попробовал!

– Из-за вас я ее потерял.

– Сам виноват! – возразил Тарногол. – Я слышал, как ты позорил имя Романовых, выдавая себя за их родственника.

– А вы никогда не лгали, чтобы понравиться женщине?

– Я никогда не изменял себе. Скажи мне, кто ты?

– Лев.

Тарногол улыбнулся:

– Я в курсе, дурила. Я спрашиваю, кто ты есть на самом деле. Что ты делаешь вечером?

– Работаю.

– Значит, ты работаешь на меня, и я хочу с тобой поужинать.

– Прошу меня простить, но я не могу принять ваше приглашение. Другие сотрудники возмутятся, если увидят, что я тут с вами ужинаю. И месье Роз велел мне держаться поскромнее. Мои коллеги не оценили мою выходку на балу.

– Ну, тогда мы поедим в другом месте, – решил Тарногол. – Роз мне не откажет. Не то я куплю этот отель, снесу его с лица земли и построю на этом месте парковку! Мы с тобой пойдем в “Альпину”, один из лучших ресторанов в Вербье, да и в стране, на мой взгляд. Ты когда‐нибудь там бывал?

– Нет. Это мне не по карману. Тем более в данный момент.

– Ну и прекрасно, я угощаю. В восемь вечера прямо там. Роза я предупрежу.