— Ты в порядке? — спросил он.

Она плакала.

— Спасибо, все хорошо, — ответила она, вытирая глаза.

— Опасно так ходить по дороге.

— Я буду осторожнее.

— Садись, отвезу тебя, куда скажешь, — предложил Вуди.

— Не надо, спасибо.

— Садись, говорю.

Девушка в конце концов согласилась. В машине, при свете, Вуди показалось, что он ее где-то видел. Красивая девушка, коротко стриженная; ее лицо было ему знакомо.

— Ты учишься в Мэдисоне?

— Нет.

— С тобой точно все в порядке?

— Точно. Просто разговаривать не хочется.

Он замолчал и высадил ее там, где она попросила: возле безлюдной автозаправки на въезде в Мэдисон.

Звали ее Коллин. Вуди прочел имя на бейдже, когда назавтра увидел ее за кассой той самой автозаправки, у которой ее высадил.

— Так и думал, что где-то тебя видел, — сказал он. — Понял, только когда высаживал.

— Пожалуйста, не будем об этом. Ты заправился?

— Да, полный бак, колонка номер три. И еще вот эти шоколадные батончики. Меня зовут Вуди.

— Спасибо за вчерашнее, Вуди. И пожалуйста, не надо больше об этом. С тебя двадцать два доллара.

Он протянул ей деньги:

— Коллин, у тебя все в порядке?

— Все хорошо.

Вошел новый клиент, и она, воспользовавшись этим, попросила Вуди уйти.

Он не стал спорить. Что-то в ней его смущало.

Коллин была единственной служащей на автозаправке и целые дни проводила там в одиночестве. Ей было года двадцать два, не больше, она никуда не выезжала дальше школы, но уже успела выйти замуж за дальнобойщика из Мэдисона, который по нескольку дней в неделю проводил в разъездах. У нее был грустный взгляд и застенчивая манера не встречаться глазами с клиентами.

Ее мир ограничивался автозаправкой. Видимо, поэтому она вкладывала в нее всю душу. Прилегающий магазинчик всегда отличался чистотой и хорошим выбором. Там стояло даже несколько столиков, за которыми проезжий люд мог выпить кофе или съесть заводской сэндвич, разогретый Коллин в микроволновке. Уходя, посетители всегда оставляли на столе небольшие чаевые, и она прятала их в карман, ничего не говоря мужу. А по весне переносила столики и стулья на цветущий газон рядом с заправкой.

Пойти в Мэдисоне было особо некуда, и студенты собирались в одних и тех же местах. Когда Вуди с Гиллелем хотелось побыть одним, они ехали на заправку.

Ночная встреча с Коллин растревожила Вуди, и он стал чаще заезжать к ней, иногда делая вид, будто ему срочно понадобилась жвачка или стеклоомыватель. Обычно он тащил с собой и Гиллеля.

— Что ты туда все время ездишь? — поинтересовался наконец Гиллель.

— Что-то там не в порядке… Хочу понять.

— Скажи уж прямо, что втюрился в нее, вот и все.

— Гилл, эта девушка шла ночью по шоссе и плакала.

— Может, у нее машина сломалась…

— Она была напугана. Ей было страшно.

— И кто ее напугал?

— Не знаю.

— Вуди, нельзя же защищать всех на свете.

Они торчали там так часто, что постепенно приручили Коллин. Она уже меньше стеснялась, иногда даже перекидывалась с ними парой слов. Продавала им пиво, хотя они еще были несовершеннолетние. По словам Коллин, ей ничего не грозило за продажу алкоголя: отец Люка, ее мужа, был шефом местной полиции. Сам Люк показался кузенам странным типом. Вид наглый, держится весьма нелюбезно. Вуди иногда сталкивался с ним на заправке, и тот ему не нравился. Вуди говорил, что, когда он его видит, ему не по себе. Если Люк уезжал в город, Коллин вела себя иначе. В его отсутствие она выглядела веселее.

Во время своих наездов в Мэдисон мне тоже довелось побывать на автозаправке. Я сразу заметил, что Коллин очень нравится наш Вуди. Она смотрела на него как-то по-особенному. Она почти никогда не улыбалась — только когда разговаривала с ним. Улыбка получалась неловкая, непроизвольная, она старалась поскорей ее сдержать.

Поначалу мне показалось, что Вуди влюбился в Коллин. Но я быстро понял, что это не так. Оба моих кузена любили только одну, одну и ту же девушку — Александру.

Александра училась на последнем, четвертом курсе университета. Потом она уедет. Она занимала все их мысли. Мне сразу стало ясно, что их нерушимой дружбы им теперь мало. Ни совместная жизнь в кампусе, ни походы куда-то вместе, ни футбольные матчи не приносили им полного удовлетворения. Они хотели большего. Они хотели ее любви. Окончательно я убедился в этом, когда увидел их реакцию на то, что она с кем-то встречается: когда Патрик Невилл пригласил их на выходные к себе, они обыскали ее комнату. Рассказали они мне об этом на День благодарения. Гиллель показал, что они нашли у нее в ящике стола — картонку с нарисованным на ней красным сердечком.

— Вы рылись в ее комнате? — ошарашенно спросил я.

— Ага, — ответил Гиллель.

— Вы совсем спятили!

Гиллель был страшно на нее зол.

— Почему она нам не сказала, что у нее есть дружок?

— А кто вам сказал, что она с кем-то встречается? — возразил я. — Может, этому рисунку много лет.

— В ванной рядом с ее комнатой две зубные щетки, — сказал Вуди.

— Вы даже в ванную лазили?

— Нечего тут стесняться. Я думал, она наш друг, а друзья все друг другу говорят.

— Если у нее кто-то есть, тем лучше для нее, — сказал я.

— Конечно, тем лучше.

— А мне показалось, что вас это бесит…

— Мы ее друзья, по-моему, могла бы нам и сказать.

Дружба, придававшая законный вид их троице, таила в себе куда более глубокие чувства — несмотря на договор, который мы заключили в Хэмптонах.

Все следующие месяцы им не давал покоя возлюбленный Александры. Они хотели любой ценой узнать, кто это. Спросили у нее, но она клялась, что у нее никого нет. От этого они стали сходить с ума еще больше. Ходили за ней по пятам по кампусу и шпионили за ней. Пытались подслушивать ее телефонные разговоры с помощью старого радиомикрофона, который Гиллель ради такого случая привез из Балтимора. Спрашивали даже Патрика, но он ничего не знал.

В мае 2000 года мы все присутствовали на церемонии вручения диплома Александре.

После официальной части Александра, воспользовавшись суматохой, потихоньку улизнула. И не заметила, что Вуди пошел за ней.

Она направилась к зданию факультета естественных наук, где ее ждал я. Увидев меня, бросилась мне на шею и крепко поцеловала.

В этот момент появился Вуди и в изумлении воскликнул:

— Так это ты, Маркус? Все это время ее парнем был ты?

В тот майский день 2000 года мне пришлось объясниться с Вуди и рассказать ему все.

Никто, кроме него, не знал о той волшебной любви, что связала нас с Александрой.

Между нами все началось заново осенью, после наших последних каникул в Хэмптонах. Я вернулся в Монклер, слегка раздосадованный тем, что снова встретил ее и понял, насколько все еще ее люблю. А через несколько недель, выходя из школы, увидел ее на парковке; она сидела на капоте своей машины. Мне не удалось скрыть свой восторг.

— Александра, а ты что тут делаешь?

Она надула губы:

— Хотела тебя видеть…

— Я думал, ты с малышней не водишься.

— Садись, обалдуй.

— Куда поедем?

— Пока не знаю.

Куда мы ехали? Дорогой жизни. С того дня, когда я уселся рядом с ней на сиденье машины, мы больше не расставались. И страстно любили друг друга. Мы бесконечно перезванивались, мы переписывались, она слала мне посылки. Она приезжала на уикенд в Монклер. Иногда я ездил к ней в Нью-Йорк или в Мэдисон на старой машине матери, включив радио на полную громкость. Мы получили благословение моих родителей и Патрика Невилла; они обещали никому ничего не говорить. Нам казалось, что кузенам лучше не знать о том, что между нами происходит. Так я нарушил клятву Банды Гольдманов никогда не добиваться Александры.