Бенита раскинула руки в тот момент, когда я отступил назад, так что получились какие-то странные полуобъятия.

– Я все время думаю о вас, – сказала она. – Как она там?

Я огляделся. Вокруг все было спокойно, никто не подслушивал наш разговор.

– Это полное безумие, – проговорил я. – Все указывает на то, что она невиновна, однако прокурор отказывается ее отпускать. Все это почти заставило меня потерять доверие к нашей правоохранительной системе.

– Прекрасно понимаю, – кивнула Бенита. – Прошлым летом моего кузена посадили в изолятор только за то, что он был знаком с парнем, который кого-то застрелил.

Я кивнул, но ничего не сказал. Я не понимал, какое все это имеет отношение к Стелле.

– Ужасно жаль, что она не может больше у нас работать. Но ясное дело, начальство тоже можно понять. Многих покупателей это могло бы отпугнуть, если бы они узнали Стеллу, – это стало бы антирекламой.

– Подожди. Что ты имеешь в виду? Так ее выгнали с работы?

Бенита прижала ладонь ко рту:

– Я думала, она рассказала. Малин написала ей несколько дней назад.

– Стелла сидит в изоляторе с запретом контактов. Ей разрешено общаться только со своим адвокатом.

Бенита оглянулась через плечо.

– Я… – пробормотала она и указала на кассы. – В любом случае передавайте привет Стелле. То есть я хотела сказать… Надеюсь, что все образуется.

– Все в порядке, – проговорил я, желая пощадить ее чувства.

По пути к лестнице я ни разу не поднял глаз. Ульрику я не увидел. На полпути вниз мне пришлось схватиться за перила. Воздух стал невыносимо удушлив, в глазах у меня двоилось. Пошатываясь, я преодолел последние ступеньки. Вокруг меня звучали голоса, однако все смешивалось в единый гул. Чья-то рука коснулась моего локтя, но я стряхнул ее, протиснулся между вешалок к выходу и пересек улицу под гудение машин. Перед витриной туристического бюро я наклонился вперед и стал глубоко дышать, уверенный, что меня вот-вот вырвет.

Почти бегом я спускался по улице Стура-Сёдергатан. У меня было срочное дело, не терпящее отлагательств.

Мне необходимо было внести ясность в случившееся. Неужели Линда Лукинд солгала по поводу избиений и тирании Кристофера Ольсена? Тогда почему она по-прежнему придерживается этой лжи и теперь, когда Ольсен мертв? И зачем на полицейском допросе она утверждала, что смешивает реальность с видениями и фантазиями? Что-то тут не сходилось.

После моего прошлого визита я пребывал в убеждении, что Линда что-то скрывает, однако многое в ее словах было мне хорошо знакомо из опыта других женщин, подвергшихся домашнему насилию.

Я не верил в то, что Линда Лукинд не в состоянии отличить сны от реальности. Может быть, она все это выдумала, заметив, что полиция не принимает ее обвинения всерьез? И вместо этого решила сама разобраться с Крисом Ольсеном? Маловероятно, чтобы она отпустила его просто так после всего, что он с ней сделал.

Но почему она назвала имя Стеллы? Знает ли она что-нибудь о Стелле или просто прочла кучу домыслов в Сети?

Вопросы роились в голове. Мною владела острая потребность разобраться. Ждать я не мог.

Я делал только то, что мне полагалось, – так поступил бы в моей ситуации любой отец семейства.

У подъезда на Тульгатан я остановился, чтобы перевести дух. Не помню точно, как я проник в подъезд, но, тяжело поднимаясь по лестнице, я мысленно молился.

Мой Бог справедлив и милосерден.

Я знал, что поступаю правильно. Распавшаяся семья не может устоять. Тот, кто не заботится о своей семье, забыл свою веру.

Линда Лукинд отперла дверь, оставив ее на цепочке, и просунула нос в образовавшуюся щелочку:

– Опять вы?

Взгляд затрепетал в полумраке лестницы.

– Можно мне войти? У меня всего несколько вопросов, на которые мне очень важно получить ответ.

Она оглядела меня, нахмурив брови.

– Подождите, – сказала она и закрыла дверь.

Я ожидал, что она сейчас снимет цепочку, но секунда проходила за секундой, и ничего не происходило. Я стоял, уставившись в безмолвную закрытую дверь. Она вообще не собирается меня пускать? Терпеливо подождав пару минут, я снова нажал на звонок.

Вскоре я услышал за дверью ее шаги. Снова стало тихо. Я окликнул ее по имени, и наконец она отперла дверь:

– Простите, что так долго. Просто мне пришлось… Проходите.

Я повесил пальто и наклонился, чтобы развязать ботинки. Уголком глаза я посмотрел на полку для обуви.

Они исчезли. Вся остальная обувь стояла на полке, но именно та пара – туфли, в точности такие же, как у Стеллы, – исчезла.

– Это не займет много времени, – сказал я, когда Линда предложила мне сесть.

Она удивленно посмотрела на меня и указала на свое горло:

– На вас нет…

– Пасторского воротничка, – сказал я и пощупал рукой. – Невозможно всегда быть на службе. Даже пастор иногда выступает как частное лицо.

Она улыбнулась с сомнением на лице и села.

– В общем, дело в следующем, – начал я, обдумывая, как лучше сформулировать вопрос. – Все то, что вы мне рассказали в прошлый раз, когда я приходил сюда, – о том, как Кристофер избивал вас, – я во все это верю. Уверен – то, что вы мне рассказали, правда.

– Ну и отлично, – проговорила она все с тем же выражением сомнения.

– Но почему вы взяли свои слова обратно на допросе в полиции? Вы сказали, что не знаете, где правда, а где фантазии. Но на самом деле вы это знали, не так ли?

– Мне все равно никто не поверил.

– Стало быть, вы отказались от своих обвинений, потому что никто не верил вашим словам?

– Угу.

– Вам действительно трудно отличать фантазии от реальности?

Линда отвела глаза.

– Полиция не стала вас слушать, – сказал я. – Что вы решили предпринять?

Она заерзала на стуле:

– Ничего. То есть…

– То есть?

Она почесала плечо. Ничто не указывало на то, что эта женщина сумасшедшая и не может отличить фантазии от реальности. Почему же она сказала об этом на допросе?

– Я знаю, кто вы, – внезапно заявила она.

Все мысли мгновенно застыли в голове.

– Что вы хотите сказать?

– Я все выяснила после того, как вы приходили сюда в прошлый раз.

Я открыл было рот, но слова замерли на языке.

– Я много размышляла над тем, как отомстить Крису, – сказала Линда Лукинд. – Вероятно, убить его я все же не смогла бы. Но я продумывала способы, как ему навредить. Такое было.

Она уставилась на меня.

– Мне очень жаль, – проговорила она и опустила плечи. – Криса убила Стелла. Я пыталась ее предупредить. Понимаю, что вы не хотите в это верить, но полиция права. Его убила ваша дочь.

Я не мог пошевелиться. Все внутри меня рухнуло, все мысли исчезли, и я сидел, как в тисках, в полной тьме.

– Ты лжешь.

Она покачала головой.

Осторожно отвернула рукав блузки и взглянула на часы.

В дверь постучали. Три громких удара.

Линда поднялась, ноги мои почти подкосились, когда я последовал за ней. Все вокруг завертелось перед глазами.

– Мне надо на воздух, – пробормотал я.

Линда шла впереди меня. Я остановился посреди гостиной, когда она вышла в прихожую. Я услышал, как она повернула ключ в замке. С лестницы раздался мужской голос, но я не мог разобрать слов. Тем временем я быстро двинулся в сторону кухни, ища убежища, путь к отступлению – сам не знаю, что именно.

Я видел лишь спину Линды, когда она закрывала дверь. Теперь в ее движениях ощущалась неуверенность. Инстинктивно я отступил назад, чтобы скрыться из виду.

Мужчина ввалился в квартиру, не снимая обуви. Шаги звучали решительно, как топот сапог по деревянному полу, и, не успев даже подумать, я сделал быстрый шаг в сторону и схватился за горлышко большой напольной вазы.

Думаю, это очень по-человечески. Тот, кто никогда не ощущал прямой угрозы себе и своей семье, вряд ли меня поймет. Просто защищаешь себя и своих близких. Принимаешь иррациональные решения и совершаешь поступки, которые никогда не позволил бы себе в обычной ситуации. Тот, кому некуда бежать, должен сражаться.