— Слишком туго! — поморщилась Марианна.

Фрэнк начал все с начала, она поразилась его терпению.

— Спасибо.

Спасибо? Да я совсем чокнулась! Благодарю типа, который измолотил меня не далее как утром! Который угрожал вышибить мне мозги! Истязать мужчину, которого я люблю!

Она схватила джинсы, умудрилась одеться, подражая сверходаренным эквилибристам. Взяла пачку сигарет, направилась к постели. Но мощная ладонь, словно стальной обруч, сомкнулась на ее руке. Она сглотнула, подалась назад, увлекаемая в адские бездны. Оказалась прямо перед глазами кобры. Змей не говорил, но смотрел так, будто вот-вот откроет широкую пасть с тремя рядами зубов. И поглотит ее.

Он позволил мне помыться, обработал раны. Не для того же, чтобы снова меня избить? Абсурд.

Она пыталась что-то прочесть в его взгляде. Задавала себе миллиард вопросов в тридцать секунд. Перебирала все возможности. Когда я тебя поимею…

На губах его можно было различить намек на улыбку. Только намек.

— Я всю ночь не находил себе места из-за твоей прогулочки по лесам…

Он взял ее лицо в ладони и прижал к своему. Марианна скомкала пачку сигарет, зажатую в правой руке, сердце рухнуло в бездну.

— Я дал тебе шанс, и вот как ты меня отблагодарила?

Сто пятьдесят ударов в секунду. Было в этом человеке что-то устрашающее. Некий садизм, глубоко запрятанный, который лучше было не пробуждать. Целый мир ужасов притаился где-то под внешней оболочкой, и Марианна угадывала его присутствие.

— Я больше не буду, — пролепетала она.

— Я не предоставлю тебе случая… Но если ты еще раз поднимешь руку на меня или на кого-то из моих людей, обещаю, что будешь видеть меня во сне каждую ночь до самой смерти… И если все-таки у тебя получится сбежать от нас, что меня бы очень удивило, меня ждут большие неприятности… Понимаешь, что я хочу сказать? А когда у меня неприятности, я очень сердитый. Просто бешеный… Гораздо хуже, чем сегодня утром… Так что я переверну землю и небо, но все-таки тебя найду… И вот тогда… Тогда ты заплатишь очень дорого…

Он сильней стиснул ей скулы. Будто зажал в тиски.

— Но дожидаясь, пока ты попадешься, я приберу к рукам твоего мужчину… Ты понимаешь, что я хочу сказать, Марианна?

— Да…

— Впредь не забывай: если ты не станешь хорошей девочкой, заплатит он… А потом и ты… Это ясно, Марианна?

Она тихо заплакала. Ей было нетрудно вывернуться, несмотря на шаткое равновесие. Но она едва осмеливалась отвечать.

— Да… Я больше ничего не стану предпринимать против вас.

— Хорошо…

Он наконец отпустил ее, радуясь тому, что сумел ввести ей в вены такую мощную дозу страха.

Марианна отступила на шаг, споткнулась о ножку кровати, завалилась назад. Упала, не издав ни звука. Встала, цепляясь за свое ложе, тихонько отступила перед превосходящим духом противника. То, что она услышала, не значило ничего по сравнению с тем, что она увидела в глубине нефритовых глаз. Монстра. Худшего, чем она сама. Худшего, чем все, кто встречался ей на жизненном пути.

Он все еще разглядывал ее. Теми же глазами рептилии.

— Видишь ли, не стоило вчера оставлять меня в живых. Надо было тебе меня убить, раз уж представился случай…

Он издевался над ней. Попросту провоцировал. Марианна чувствовала, как из самой сердцевины страха поднимается гнев. Пожалуй, он прав.

— Вот именно! Надо было!

Звонкая пощечина настигла ее из полумрака. Зубы клацнули, мозг сотрясся.

— Ты действуешь мне на нервы, Марианна! А они у меня слабые!

— Я вовсе не хотела вас убивать, черт возьми!.. Я просто хотела ему помочь!

— Помочь ему? Да что ты мне вкручиваешь, Марианна?

— Я хотела сдаться жандармам!

Какой-то миг Фрэнк пребывал в нерешимости.

— Терпеть не могу, когда мне врут в лицо! — вдруг заорал он.

— Клянусь! Я хотела сдаться! Чтобы его выпустили из тюрьмы… Чтобы сказать им всем, что он мне не помогал!

Фрэнк отступил к кровати, опустился на нее. А она корчилась на полу. Кризис в самом разгаре. Какое-то время он молчал. Глаз не сводил с Марианны.

— Ты в самом деле хотела сдаться? Ты бы вернулась в тюрьму ради этого мужчины?

Среди горестных, тоскливых криков прозвучало «да». Она говорила искренне. В таком состоянии не лгут. Марианна отвернулась к стене, пряча лицо. Комок нервов; плечи и спина, которые оставались на виду, то и дело сотрясала неистовая дрожь. Она задыхалась.

— Ты чокнутая, — прошептал Фрэнк. — Совершенно чокнутая…

Она не унималась. Становилось только хуже. Она рыдала взахлеб, билась в конвульсиях.

— Не причиняйте ему вреда… Не причиняйте ему вреда…

Она переводила дыхание после каждого слова. Пыталась разжалобить врага.

— Не причиняйте ему вреда… Он тут ни при чем! Я сделаю все, что вы захотите…

Она бы продала родных мать и отца, будь они до сих пор живы.

Фрэнк проводил ее до постели. Она наконец прекратила рыдать. Но плакать не прекратила. Слезы текли тихо, без остановки.

— Можешь не бояться за него, если сделаешь то, что от тебя требуется.

Марианна с отчаянием бросила ему в лицо:

— Но он все равно останется в тюрьме, потому что я не сумела…

— Он рано или поздно выйдет.

— Откуда вам знать, что это такое… Тюрьма… Даже на несколько месяцев, несколько недель… Несколько дней… Он от этого никогда не оправится.

Филипп поставил поднос на кухонный стол. Еда нетронута.

— Она до сих пор отказывается есть, — уныло сообщил он. — Говорит, что не может проглотить ни куска… И все время плачет.

Лоран налил себе еще чашку кофе. Комиссар прекратил болтать ложечкой в своей.

— Как можно так долго распускать нюни? — проговорил Фрэнк с задумчивым видом. — Это длится уже двое суток…

— Нас должно беспокоить то, что она не ест, — заметил лейтенант. — У нее уже два дня маковой росинки во рту не было… Думаешь, это голодовка, она хочет умереть?

Фрэнк стащил «мальборо» у своего помощника. Никогда в жизни он столько не курил.

— Если так будет продолжаться, — вступил Лоран, — она не будет в состоянии выполнить свою работу… День приближается, а она даже не держится на ногах.

— Она быстро восстановится, — заверил их Фрэнк. — Я преподнесу ей маленький подарок, это поднимет ей тонус.

Товарищи по команде взглянули на него с подозрением.

— Я вытащу ее мужика из тюрьмы. Этого достаточно, чтобы она прекратила хныкать и заново обрела вкус к еде… Разве нет?

Капитан чуть не упал со стула.

— Что ты такое городишь? Ты сошел с ума, честное слово!

— Вовсе нет! Успокойся! Мои умственные способности в целости и сохранности!

Он поставил на поднос чашку кофе и тарелку с печеньем.

— Пойду ее проведаю…

— Погоди! — рявкнул Лоран. — Можешь нам объяснить, что ты затеял?

Растянувшись на правом боку, прикованная к кровати за правое запястье, Марианна только со своим одиночеством могла говорить. Она старалась себя утешить. Если покориться, Даниэль не станет добычей комиссара. Но все равно останется в тюрьме. Вот уже два дня она твердила одну и ту же литанию. И потихоньку соскальзывала в бездну. И сама об этом едва догадывалась.

Он в тюрьме из-за меня. И там останется. Может быть, на долгие годы.

Невыносимая мысль давила на сердце, как на перезрелый плод, выжимая из него все соки. Раскаленную жидкость, которая вытекала беспрерывно из ее глаз, опустошенных, будто сожженных кислотой. От нее воспалялось лицо, она изливалась на подушку. И не желала останавливаться.

В коридоре зазвучали шаги. Ключ повернулся в замочной скважине.

Почему они упорно запирают дверь, когда узница прикована к кровати? Когда ей едва хватает сил, чтобы пошевелиться?

Со вчерашнего дня ею занимался Филипп. Приносил еду и уносил — нетронутую. С вечера вторника шефа не видать. Решил отдохнуть, полечить нервы?

Дверь открылась, показался Фрэнк. Значит, он все время ошивался в этих краях. А жаль. Она бы по нему не скучала. Он поставил поднос у изголовья, расковал ее, несколько секунд в нее вглядывался. Она подурнела. Скорее от слез, чем от ударов, в конечном итоге. Устрашающая маска. Маска смерти.