— Ты когда-нибудь перестанешь плакать? — спросил он чуть грубовато. — Я принес тебе кофе… И всякие вкусные штуки.

— Я не голодна.

— Ты два дня ничего не ела… Ты должна быть голодна.

Она снова отерла лицо. Кожа у нее была такая нежная, что Фрэнк почувствовал жалость.

— Можно мне пройти в ванную?

Нужно воспользоваться визитом хотя бы для того, чтобы размять члены. Состояние колена ухудшилось. Сделав два шага, она оперлась о стену. Пошла дальше, несмотря на боль. И на головокружение. Увидев свое отражение в зеркале над раковиной, она отпрянула. Напилась воды из-под крана и вернулась в комнату. Там ее намерение держаться схлопнулось, она даже не почувствовала, как заскользила вниз, и открыла глаза уже на полу. Заметила тонкий слой пыли, на который предательски падал солнечный луч. Уборку бы сделать в этой халупе…

Фрэнк довел ее до постели, дал перевести дух. Она села, прислонившись к металлическому ограждению, взгляд у нее был потерянный. И влажный.

— Поешь, — повторил комиссар.

Она по-прежнему плакала. Невероятно, сколько слез может содержаться в теле у человека. Сколько воды и соли. Он подал ей пачку «кэмел». Сам закурил вместе с ней.

— Не хочу, чтобы ты зачахла… Нужно, чтобы через несколько дней ты была в форме. Не забывай о договоре, Марианна…

— Я все исполню, не беспокойтесь…

— Да ну? Если так дальше будет продолжаться, ты и до места не доберешься!

Она даже не стала возражать.

— Я хочу предложить тебе сделку, — добавил он. — Я сделаю жест доброй воли — при условии, что и ты ответишь тем же. Я немного подумал после нашей позавчерашней дискуссии…

Дискуссии? Забавная манера дискутировать! Ее рецепторы нескоро забудут вкус «Магнума-357».

— Я помогу тебе вытащить твоего мужчину из тюрьмы… Но взамен ты прекратишь хныкать и начнешь есть.

— Вытащить Даниэля? Но зачем? Чего вы от него хотите?

— Ничего… В данный момент у меня нет никакого повода нападать на него. И ты мне такового не предоставишь, да, Марианна?

— Да… Вы правда хотите помочь ему выйти?

— Да. Ты напишешь письмо судье, который ведет его дело. Объяснишь, что тебе помогал не он, что у тебя был другой сообщник. Тогда его освободят…

Надежда вспыхнула в глазах Марианны.

— Если хочешь, напишем вместе… Надо только узнать, какой судья занимается этим делом. И продумать, откуда отправить письмо. Только не из ближайших окрестностей, на этом я настаиваю.

— А… А если передать его Жюстине?.. Это охранница из С. Я знаю ее адрес. Если положить письмо в ее почтовый ящик? Она хорошо относится к Даниэлю, и… она хорошо относилась и ко мне. Она должна знать, кто судья, и уж точно даст письму ход.

— Почему бы и нет?..

Марианна опять расплакалась. Фрэнк вздохнул, она отерла щеки, оставив очередной красный след.

— Вы не врете, а? Вы правда передадите это письмо?

— Даю тебе слово. Но сразу хочу пояснить: я делаю это, чтобы ты перестала портить себе кровь, это никак не меняет условий нашего договора. И если твой друг окажется на воле, это не значит, что он будет в безопасности. При малейшем твоем неповиновении я всегда могу найти его и…

— Я исполню работу, — перебила его Марианна. — Все, что вы потребуете…

— Я и не сомневался… Пойду принесу бумагу.

Он вышел, и Марианна перевела дух. Широкая улыбка озарила ее лицо. Она испустила некое подобие победного клича. У меня получилось, любовь моя! Тебя наконец освободят!

Фрэнк быстро вернулся с блокнотом и ручкой.

Он налил кофе в две чашки, уселся на стол, задницей рядом с блокнотом. Марианна теребила ручку и глядела на блокнот с какой-то тоскою.

— Что такое?

— Я… Я целых четыре года ничего не писала… Похоже, что разучилась!

Фрэнк от души расхохотался.

— Ничего смешного! — обиделась она.

— Начнем с черновика…

— Вы мне продиктуете?

— Если хочешь… Сначала выпей кофе. И немного поешь… Не то хлопнешься в обморок.

Она повиновалась, покорная, как никогда. Не без наслаждения вновь почувствовала вкус сахара, чуть-чуть перебивающий тот, металлический, оставшийся от револьвера.

— Значит, пишем этой самой Жюстине… Ты с ней на «ты» или на «вы»?

— Я к ней обращаюсь на «ты»…

— Решительно ты была в хороших отношениях с вертухаями!

— Не со всеми.

Он сосредоточился. Начал диктовать текст. С легкостью, которая Марианну впечатлила. Она еле поспевала, с трудом выписывала буквы.

— Не так быстро, комиссар… Иначе я наделаю ошибок.

— Нестрашно! Ведь это черновик… И потом, нужно, чтобы все казалось правдоподобным. Если ты не сильна в орфографии…

— Да что вы! Раньше, во всяком случае, я хорошо писала… Но в тюрьме все забываешь… Тюрьма разрушает все.

Он продолжал трудиться, подыскивал нужные слова, ради оправдания Даниэля

Марианна мысленно давала честное слово, клялась, поднимая правую руку. Склонившись над блокнотом, как прилежная школьница. Предельно сконцентрированная, вплоть до самой последней точки.

Жюстина, я узнала из газет, что Даниэль заключен в тюрьму, поскольку его обвиняют в том, что он помог мне бежать из больницы в М. Я люблю этого человека и не хочу, чтобы он пострадал из-за моего побега и пал жертвой судебной ошибки. Я хочу, чтобы ты сообщила судье и полицейским, что он не был моим сообщником, что это не он снабдил меня оружием, с помощью которого я обезвредила охрану. Даниэль никак не замешан в этой истории, его непременно следует освободить, и как можно скорее. Я не могла придумать ничего другого, как только написать письмо. Итак, я рассчитываю на тебя: ты должна передать это письмо в судебные инстанции, чтобы допущенная ошибка была исправлена. Там должны сейчас же узнать, что моим сообщником был совершенно другой человек. Назвать его я, конечно же, не могу. Даниэль в среду приходил ко мне в больницу, чтобы принести вещи, поскольку меня должны были перевести в централ П., но оружия мне он не давал. Более того, несмотря на любовь, которую я к нему испытываю, я не посвятила его в план побега. Потому что он помешал бы его осуществить. «Глок» попал в мою палату, пока мне делали рентген. Полицейские, охранявшие меня, устроили себе перерыв, и мой сообщник воспользовался этим, чтобы спрятать оружие. Думаю, лучше будет, если ты пошлешь копию этого письма в газеты, чтобы органы правопорядка были вынуждены придать ему значение. Знаю, ты сделаешь это ради меня, ради него, и заранее тебе благодарна. Я могу на тебя положиться, знаю, ты сделаешь все необходимое, чтобы справедливость восторжествовала и невиновный вышел из тюрьмы. Благодарю от всего сердца.

Марианна де Гревиль.

— Вроде бы неплохо… Надеюсь, это сработает… Может быть, вы прочтете, проверите ошибки? Если это появится в газете, не хочу, чтобы меня считали неграмотной!

Фрэнк взял письмо, быстро прочел.

— Ни одной ошибки! — улыбнулся он. — Отлично… Давай переписывай начисто.

Марианна приступила к работе, а он приканчивал вторую чашку кофе. Поглядывал на нее исподтишка. Она низко склонилась над листком, почти касаясь его лбом; пальцы словно окаменели, сжимая ручку. Такая трогательная. Подкупающая. Она иногда прерывалась, вертела головой, чтобы снять напряжение в затылке, и бросала на Фрэнка взгляд, полный благодарности. Будто бы и забыла уже о страданиях, которые он так недавно ей причинил. Понадобилось три попытки, чтобы добиться цели. И бросить ручку, как бросают полотенце на ринг. Фрэнк вручил ей конверт:

— Напиши внизу ее имя и адрес. Филипп съездит и бросит письмо в ее почтовый ящик.

— О’кей… Готово, комиссар.

— Жюстина Феро. Квартал «Тополя», улица Виктора Гюго, С. Отлично. Думаю, мы на верном пути.

Марианна потянулась. Доела остатки печенья, скорее, чтобы доставить ему удовольствие.

— Не слишком было тяжело два дня ничего не есть? — вкрадчиво проговорил Фрэнк, слегка улыбаясь.

— Я же не специально… Я в самом деле не могла проглотить ни куска. Все застревало вот здесь… Одна мысль о том, что он будет гнить в тюрьме, мне не давала дышать…