«Мы думаем о вас».

«С тоской и любовью».

Я разрываюсь, точно тряпка, выкрученная мраком. Даже плакать больше не могу.

Сиенна отводит детей в их комнаты, а я целый час просто стою в душе под струями воды. Нахожу щетку-мочалку в ящике Бьянки и жестко скребу всего себя. Когда я выхожу из кабинки, воздух в ванной густой от пара, а все тело покрыто красными пятнами.

Я стою у окна в гостиной. Стучу лбом о стекло. Улица и весь мир лишились цвета. Я не понимаю, как буду жить без Бьянки.

Я кончился. У меня нет сил. Все мускулы как будто атрофировались. Дрожащей рукой наливаю виски и сажусь на диван. Пытаюсь представить Бьянку — другой, не той, какой она была, когда оставила меня, но память рисует только зыбкие тени. Я больше не вижу ее лица. И голоса не слышу. Все, что мне осталось, — «БМВ» во дворе, искореженный велосипед в сполохах синего проблескового маячка и крик Жаклин.

Я встаю, чтобы налить еще виски, но дойти до бара не успеваю — звонит телефон.

Незнакомый номер.

Я колеблюсь — надо ли отвечать. Рингтон доиграл почти до конца, когда я нажимаю на зеленую кнопку.

— Микки.

— Микаэль Андерсон? Это из полиции Лунда.

Тот же сотрудник, который допрашивал меня в субботу, сообщает, что у него новая информация о ходе предварительного следствия.

— Расследование показало, что преступление можно исключить. В пятницу произошел несчастный случай.

Этого не может быть. В газете писали, что Жаклин подозревается в преднамеренных действиях. Я делаю несколько неровных шагов и хватаюсь рукой за спинку дивана.

— Мы провели техническую экспертизу автомобиля, осмотрели место происшествия, а также допросили всех участников, — говорит полицейский. — Я понимаю, что вам очень тяжело, но все указывает на то, что произошел несчастный случай.

Я хочу возразить, но слова застревают в горле. Как можно просто убить человека и не понести за это наказания? А куда делась неосторожность при управлении транспортным средством, повлекшая смерть человека?

— Лучше позаботьтесь о своей семье, — говорит мне полицейский. — Вашим детям вы нужны сейчас как никогда.

Я отключаю телефон и падаю на диван.

Что это? Бьянки больше нет, дело закрыто. Что мне делать дальше?

Пустота внутри начинает медленно заполняться. Мрак становится цветным. Это цвет не горя и не боли, а раскаленной ярости.

Мне нужна Жаклин.

— Как ты? — окликает меня в коридоре Сиенна. У нее темные круги под глазами.

— Я… Бьянка… — Я не могу произнести ничего вразумительного.

— Дети уснули.

— Спасибо.

Я тру виски:

— Жаклин. Я должен поговорить с ней.

— Зачем? Разве в этом есть смысл? — пожимает плечами Сиенна.

Наверное, нет. Но я хочу посмотреть ей в глаза, когда она будет говорить, что это был несчастный случай и что она не увидела Бьянку на велосипеде. Я хочу сказать ей, что она разбила жизнь, мою и моих детей.

— Бьянка была уверена, что между тобой и Жаклин что-то есть, — сказала Сиенна. — Она писала мне, что застала вас вместе. Ты изменял моей сестре?

— Да, я поцеловал Жаклин. Это абсолютно ничего не значило, но так случилось. Я люблю Бьянку. Я всегда ее любил. Она для меня все.

В настоящем времени. И так будет всегда.

Сцепив кулаки, я прижимаюсь лбом к костяшкам пальцев. Дышать, дышать. Как это пережить? Я предатель, а Бьянки больше нет.

— Бьянка же не рассказывала тебе о ее сообщении? — спрашивает Сиенна.

— Каком сообщении?

Сиенна делает глотательное движение. У нее красные глаза.

— Насколько я поняла из ее слов, она заявила на Жаклин в мэрию после того, что произошло с Беллой в садике. Когда Жаклин об этом узнала и ее перевели в другое место, она отправила Бьянке СМС-сообщение… можно сказать, с угрозами. Но она ревновала. Боялась, что Жаклин отнимет тебя у нее.

Невыносимо.

Если бы мы могли поговорить…

— Что она написала? Жаклин?

Сиенна садится в кресло, наклонившись вперед и скрестив ноги.

— Что Бьянка разрушила ее жизнь. И что она никогда об этом не забудет.

Слова разъедают меня изнутри. Как далеко могла зайти Жаклин? Я по собственному опыту знаю, как легко преодолеваются все мыслимые границы.

— Вы летом часто переписывались? Бьянка мне не рассказывала, что вы снова общаетесь.

Я кладу руку себе на грудь, кожа все еще зудит после душа.

— В последний раз она написала перед этим вашим праздником. Ей не понравилось, что я ей тогда сказала.

Наверное, не надо было этого делать, но я спросил:

— А что ты тогда сказала?

— Что она должна тебя бросить.

Я даже обидеться не могу.

— Я тоже думал, что у нас все кончено.

Сиенна сжимает колени:

— Что тогда случилось?

До катастрофы

Весна 2017 года

Поздно вечером в воскресенье Бьянка с детьми вернулась из Мальмё.

— Взломали замок? Как мерзко.

Мои сообщения она не читала и теперь стояла у гаражной двери и осматривала место происшествия. Я пытался оттереть пятна крови на полу, но на цементе все равно остались темные разводы.

— Что это? — спросила Бьянка.

— Ула показал свое настоящее лицо.

Она думала, что я снова лгу, это было видно по ее взгляду. Когда я рассказал о дубинке, она просто покачала головой, отказываясь верить.

— Мы же знаем, что он сделал с работником социальной службы. Так что удивляться нечему.

— Это нельзя сравнивать. Типы, которые влезли к нам в гараж, виноваты.

Я не верил собственным ушам. Она оправдывала жестокость Улы.

— У него была дубинка. А этим парням по шестнадцать лет.

— Иногда ты бываешь наивным, Микки. Ты же знаешь, что пришлось пережить Уле из-за того ограбления. Он рассказывал мне, что купил дубинку и кастет. Слава богу, у него было чем защититься. Иначе это могло бы закончиться очень плохо.

Я не понимал, что произошло с моей женой. Теперь мы совершенно по-разному представляли себе безопасность.

— И кстати, не тебе судить, — сказала она. — После всего, что ты натворил в Стокгольме. И с этим Анди.

Все правильно. Не только Ула мог сорваться и применить насилие. И мы с ней оба это знали.

— Прости. Я просто не понимаю, как это могло произойти. Если бы я только мог что-нибудь изменить.

— Но ты не можешь.

В пристальном взгляде Бьянки сквозило презрение.

Снова наступило лето, но в нашем саду птицы не пели. Бьянка сидела под зонтиком от солнца и внимательно следила за детьми, которые играли, наполняя водой воздушные шарики.

— Нам надо поговорить, — сказал я.

— Нам не о чем говорить.

Когда мы только познакомились, могли разговаривать обо всем на свете. Прижавшись друг к другу, сидели в парке Роламбсхов, наблюдая, как заходит солнце. Для нас не было ничего невозможного или трудного. Когда я спросил у Бьянки, что самое важное в отношениях, она ответила не думая. Честность. Если мы будем честными друг с другом, то справимся с чем угодно.

Бьянка видела, как Жаклин меня поцеловала. И это никогда не удастся стереть из ее памяти.

— Я не хочу отрицать собственную вину, — сказал я, взяв безвольные руки Бьянки в свои. — Но Жаклин на меня напирала. Я пытался сказать «нет». Такого никогда больше не повторится.

— Пытался сказать «нет»?

Я и сам понимал, как это звучит. Почему, черт возьми, почему я не устоял? Я же сказал себе после новогоднего праздника, что такое никогда больше не повторится. И все же… Что я за человек?

— Я знала, — проговорила Бьянка. — Какое-то время думала, что мне кажется. Но все так и было. Она поставила на тебя.

Это звучало слишком патетично. Все произошло случайно.

— Бьянка, я люблю тебя всем сердцем.

Она смотрела на меня так, словно ничего больше вернуть нельзя.

— Почему Жаклин решила, что ты тоже не прочь? Какие сигналы ты ей посылал?

Все верно. Я шел навстречу.