Я вижу себя бегущим изо всех сил. Я мчусь прямо на солдата, готовый наброситься на него. Его кулак обрушивается на мое лицо, и, прежде чем потерять сознание, я успеваю услышать, как он смеется.

Когда я прихожу в себя, он раскрывает мне рот и берет меня за язык. Он тянет его, но язык мокрый и скользкий. Тогда он берет свой мокрый от пота и потемневший от грязи белый платок и с его помощью снова хватается за мой язык. Потом снимает с пояса охотничий нож и показывает его лезвие всем, кто еще хочет бунтовать. И резким движением отрезает мне язык почти под корень. Все вокруг меня забрызгано красным. Мне еще не больно. Страх парализует все чувства. И только потом обрушивается боль, и я ощущаю вкус собственной крови.

В этот момент я всегда просыпаюсь с криком, со слезами и со сжатыми кулаками — несчастный, подавленный, перепуганный. Мне требуется несколько минут, чтобы понять, где я нахожусь: в этих «Джунглях», вдали от своих.

Но на сей раз, когда в ночной тьме я кричу, чтобы прогнать этот кошмар, меня крепко, но не делая мне больно, держат две мужские руки, а голос, за которым я готов идти на край света, успокаивает меня.

— Тише, малыш, уймись. Я здесь, — шепчет Адам.

Поверх футболки Бастьен Миллер надел пуленепробиваемый жилет с надписью «Полиция» и затянул его по бокам лямками. Было 23 часа. Встреча с бригадой по борьбе с преступностью состоится меньше чем через час. Он проверил обойму, вставил ее, после чего довел патрон и снял оружие с предохранителя. Сосредоточившись на своих действиях, он не заметил встревоженной мордашки Жад, которая заглянула к нему.

— Собираешься охотиться на беженцев?

Бастьен надел черную куртку и кожаные перчатки.

— Откуда у тебя такое выражение?

— Из лицея. Там говорят, что это работа фликов.

— И ты считаешь, что я этим занимаюсь? Так-то ты обо мне думаешь?

— Не знаю. В этом доме обо всем приходится догадываться самой. О тебе, о маме, о твоей работе. У меня чувство, будто я живу с чужими людьми.

Бастьен осознал, что, решив, будто его дочь достигла зрелости, он просто-напросто переоценил ее. Ведь она всего лишь ребенок, который нуждается в стабильности, а они заставили ее переехать ради незнакомого города, нового лицея расстаться со своими друзьями и привычками. Да вдобавок в разгар семейного кризиса — с матерью в депрессии и отцом, неожиданно брошенным на работу, сложности которой он не мог даже предвидеть.

— Я служу с людьми, чьей деятельности по-настоящему не знаю, в городе, который ночью становится совсем другим, и никто не хочет ничего объяснить мне. Придет время, когда все изменится, — сказал он, словно пытаясь оправдаться. — Но это не заставит меня забыть о самом главном.

— Обо мне? — нерешительно спросила Жад.

— Разумеется, о тебе.

Бастьен обнял дочку за талию, усадил на край кровати, а сам опустился перед ней на колени на толстый ковер.

— Я ходил туда, в эти «Джунгли», и уверяю тебя, мне не понравилось то, что я там увидел. Те картины так и стоят у меня перед глазами, будто я ответственен за что-то.

Отец впервые заговорил с ней о своей работе, и Жад не осмеливалась перебить его.

— К тому же я там кое-кого встретил. Сирийского мигранта. Он тоже флик, как и я, но из другой страны. Он давно не имеет никаких вестей от жены и дочки. Он их ждет, ищет, и когда он рассказал мне об этом, я не смог больше думать ни о ком, кроме вас. Я знаю, что в нашей семье сейчас не все ладно, знаю, что должен бы разрулить создавшуюся ситуацию, что не следует спокойно дожидаться, пока произойдет взрыв. Но у меня есть вы, и мы можем все исправить. А вот у него больше нет ничего.

— Как его зовут? — спросила Жад.

— Адам.

— Ты ему поможешь?

— Я попытался.

— О’кей, значит, если я правильно поняла, с одной стороны, ты оказываешь беженцам помощь, а с другой — ты на них охотишься. Очень жизнеутверждающе: папаша-шизофреник и депрессивная мамаша.

— Мы делаем все возможное, чтобы обеспечить тебе твердую опору, — отшутился Бастьен. — Если повезет, еще до того, как тебе стукнет пятнадцать, ты станешь наркоманкой. А пока немедленно отправляйся в постель.

— Можно я полчасика почитаю? — сделала попытку Жад.

— Чтобы сделаться еще более вредной и дерзкой? Хотя почему бы и нет…

Манон калачиком свернулась на диване в гостиной перед телевизором — там шел триллер, в котором молодая девушка старательно пыталась свести счеты с жизнью.

— Не надо бы тебе такое смотреть, — сказал ей Бастьен. — К тому же мы его уже видели. Там во всем виноват флик.

Манон подняла взгляд на своего мужчину, собравшегося на выход.

— Ты куда?

— Патрулирую вместе с бригадой по борьбе с преступностью, я тебе об этом только что говорил. И утром тоже.

— Извини, я немного устала.

Взгляд Бастьена упал на блистер антидепрессантов, лежащий на низком столике рядом со стаканом воды. Вот уже три месяца таблетки были частью обстановки. Достаточно долго, чтобы поставить законный вопрос об их эффективности. Иногда Бастьену удавалось проявлять терпение, но бывало, он буквально умирал от желания хорошенько встряхнуть жену. Он поцеловал ее в лоб, сунул в карман ключи, вышел из квартиры и, перепрыгивая через две ступеньки, спустился по лестнице.

Внизу, опершись на капот служебного «ниссана» с работающим в темноте двигателем, его ждал Пассаро.

— Добрый вечер, лейтенант. Встречаемся с отрядом «Клык»[654] на сорок седьмой транспортной развязке. Это там, где мигранты атакуют грузовики. Воспользуемся этим, чтобы определиться с материальной частью. Хотите сесть вперед?

— Давайте без церемоний, Пассаро. Это ваша группа, вы и на борту остаетесь шефом.

Бастьен залез на заднее сиденье и заметил, что за рулем Кортекс, а Спринтера нет.

— Вы будете нашим подкреплением, лейтенант, с вами наш личный состав увеличился на единицу. Спринтера мы отправили на вертолете, у нас будет поддержка с воздуха.

— Что? У вас есть вертолет? — удивился Бастьен.

— Ну да, одолжили у жандармерии, — похвастался Кортекс.

Застегивая ремень безопасности, Пассаро обернулся к Миллеру:

— У нас есть примета, лейтенант. Когда над городом появляется вертолет, а в нем бригада по борьбе с преступностью, значит прогнило что-то в королевстве.

Вокруг ночной автозаправочной станции в нескольких километрах от дорожной развязки скопилось множество полицейских машин. Обрадованный бесплатной охраной менеджер угощал присутствующих кофе и бутербродами. Там были проводники с собаками из отряда «Клык» и несколько фургонов республиканских рот безопасности, грузовик Ведомства управления дорожным хозяйством[655], готовый очистить дорогу после возможных столкновений, и грузовик пожарных. Как будто худшее уже стало обыденностью.

Стоя перед открытым багажником автомобиля опербригады, Пассаро производил обзор полицейской экипировки.

— Шлем, щит, поножи, налокотники, назапястники, бронежилеты. Полное обмундирование Робокопа.

— У меня этого нет, — встревожился Бастьен.

— Если они начнут стрелять, вы останетесь в машине, так надежнее.

— А часто они стреляют?

— Их цель — отвлечь наше внимание. Одна команда перевозчиков нападает на нас в пункте А, чтобы другая в пункте Б посадила своих клиентов в грузовики. Камни, кирпичи, строительная арматура. Если в Кале идет дождь, то это крупный град. Бывает, чтобы усилить удар, они сооружают гигантские пращи из велосипедных камер. Знаете игру для мобильников «Angry Birds»? Примерно такая задумка.

Опустившись на одно колено, Кортекс пересчитывал гранаты со слезоточивым газом. Хотя Бастьену уже случалось использовать подобные боеприпасы, в таком количестве он их видел впервые. Здесь было, наверное, штук двести, уложенных ровными рядами, — словно готовый ужалить осиный рой.