Решительно поднявшись, я заверил Рогера, что немедленно займусь этим делом.

Я даже не стал спрашивать имя девушки. И так было предельно ясно, о ком речь.

Я сказал диаконисе Монике, что у меня мигрень, понесся домой и стал так колотить в дверь Стеллы, что она тут же открыла мне.

– Какого дьявола ты натворила?

Я никогда не ругаюсь. Стелла была буквально раздавлена. Она тут же во всем призналась. Поклялась, что вернет деньги и попросит прощения. Это была просто дурацкая игра, которая вышла из-под контроля. Ничего подобного никогда больше не повторится.

Ульрике я ничего не рассказал. С одной стороны, мне казалось, что я ее обманываю, – такими вещами вроде бы положено делиться с супругой. С другой стороны, я пожалел ее, следуя пословице, что то, о чем мы не знаем, не может нам навредить. Задним числом вынужден признать, что за всем этим стоял стыд. Я не мог примириться с тем, что моя дочь могла так поступить, и не желал, чтобы кто-нибудь другой, даже моя жена, об этом узнал.

В следующее воскресенье после службы я отвел Рогера в сторонку. И снова мне пришлось тянуть из него каждое слово.

– Тебе вернули деньги?

– Угу.

– Все?

– Да.

– Стелла попросила прощения? Она раскаивалась? – спросил я.

– Да, – снова кивнул Рогер, нервно переступая с ноги на ногу. – Но это была не она.

– Что?

Он опустил голову.

– То была не Стелла, – сказал он, – а та, вторая, темненькая.

Мы с Аминой шли бок о бок по Городскому парку. Мы уже почти добрались до Сванегатан и слышали шум проезжающих по ней машин.

– Когда Стелла познакомилась с Крисом, я тоже была с ней, – сказала Амина. – Это было в баре «Тегнерс». Он показался нам самым обычным парнем. Ничего подозрительного. Кроме того, что он был намного старше нас. Но тогда мы этого не знали.

– Когда это было?

Она пожала плечами:

– Несколько месяцев назад.

– Но что Стелла могла делать у него дома? Полиция нашла доказательства, что она побывала там.

– Наверное, зашла в гости.

Я уже пожалел, что задал этот вопрос. Не желал больше ничего слышать.

– Может быть, решили выпить по бокалу после вечеринки, – проговорила Амина. – Точно не знаю. В последний раз я видела Стеллу в прошлые выходные.

Велосипед покачнулся, и я приготовился его подхватить, если она выпустит руль.

– Вы и тогда встречались с Кристофером Ольсеном?

Амина повернула руль.

– Да, в прошлую пятницу.

– Это был день рождения Стеллы.

– Мы коротко повидались с ним, а потом пошли со Стеллой на площадь, чтобы выпить по бокалу вина. В субботу у меня был матч, так что особо мы не гуляли.

– И с тех пор вы не встречались? Но ведь вы разговаривали? Писали друг другу?

– Да нет, не особо. Но в пятницу она написала мне. Вечером мы должны были встретиться, но у меня была тренировка, и я почувствовала себя неважно. А в субботу я свалилась с температурой.

– Так ты совсем ничего не знаешь о том, что случилось в пятницу?

Она поспешно покачала головой. Я ощутил некоторые сомнения.

– Что же ты сказала полиции, когда тебя допрашивали?

– Ясное дело, сказала все как есть. Я же не могла им соврать?

Я не ответил.

С годами я понял, что ложь – искусство, которым некоторые владеют в совершенстве, а некоторые не владеют вообще. Аналогично другим талантам, можно натренировать и отточить свои умения, однако, по сути, это вопрос генетической предрасположенности. Стелла всегда великолепно умела лгать. Еще в младших классах мне трудно было уличить ее во лжи даже в самых банальных вещах.

«Стелла, ты убралась в своей комнате?»

«Да, папочка».

Один раз это оказывалось правдой, другой – она лгала мне прямо в глаза. Невозможно было определить, когда она говорит правду, когда нет.

Амина же неумелая лгунья. После происшествия с Рогером Арвидсеном она со слезами просила у меня прощения и вырвала обещание никогда ничего не рассказывать Дино и Александре. Обещание, которое я, разумеется, сдержал.

И на этот раз у нее не получилось солгать. Сомнений быть не могло – она что-то скрывает. Кого она пытается защитить? Саму себя или Стеллу?

Или меня? Может быть, она думает, что я не вынесу правды?

Мы свернули налево, на Сванегатан. Мимо на полной скорости пронеслась машина.

– Амина, ты считаешь, что Стелла… Как ты думаешь, Стелла могла это сделать?

Она резко остановилась:

– Нет! Стелла ничего такого не делала!

Как Амина может быть в этом так уверена?

– Пожалуйста, – попросил я, когда она села на седло, чтобы проехать последние пятьдесят метров до дома. – Я должен знать.

– Знать – что?

– Все.

– Я тоже всего не знаю. – Поставив ноги на педали, Амина слегка надавила на них. – На самом деле я знаю не больше твоего. Возможно, всего не знает и Стелла.

Она помахала мне рукой через плечо, направляясь к дому.

Я знал, что она солгала мне.

Когда в тот вечер я вернулся домой, Ульрика стояла в спальне и смотрела в окно. Мои мысли едва ворочались в голове. Все мышцы болели, словно я покорил гору.

– На что ты смотришь? – спросил я.

Она не ответила. Обняв ее за талию, я увидел на ее лице тени – словно бы слезы проложили бороздки на щеках, высушили губы.

– Любимая, – прошептал я.

– Где ты был?

Голос ее дрожал.

Я пояснил, что с работы меня отправили домой, уговорив остаться на больничном еще неделю. Ульрика никак не отреагировала. Ее глаза казались пустыми и безжизненными. За окном была лишь темнота. Черная непроглядная тьма.

– Ты ведь слышала об Иове? – спросил я.

– Имя знакомое. – Я прижался подбородком к ее плечу, она вздрогнула и обернулась. – Ты ведь не можешь всерьез верить, что все это – испытание, посланное нам Богом?

Я не знал, что ответить.

– Иов был самым праведным человеком на земле, – сказал я. – Но лукавый заявил, что легко верить в Бога, когда у тебя все так хорошо, как у Иова.

– Лукавый?

– Так сказано в Библии. Имеется в виду Сатана.

Несмотря на все несчастья, я разглядел на лице жены подобие улыбки.

– Как у адвоката, у меня нет возражений по этому пункту.

Когда я пересказал ей предание об Иове – как Господь позволил лукавому отнять у того все, чем он владел, убить его скотину и его десятерых детей, сделав его самого тяжелобольным, Ульрика кивнула.

– Стало быть, ты Иов? – сказала она.

Трудно было понять, шутит она или говорит это с презрением.

– Разумеется, нет. Жена Иова считала, что он должен был бы отвернуться от Бога после всех несчастий, случившихся с ним. И знаешь, что ответил Иов?

– Нет. Что же сказал Иов?

– Он ответил, что если мы берем от Бога все доброе, то должны принимать и злое.

Ульрика усмехнулась. Я не совсем понял, что это значило.

Затем она вздохнула:

– Мы не сможем тут оставаться.

– Что?

Ульрика смотрела мимо меня, снова устремив взгляд в окно.

– Ты видел сегодняшние новости в Сети?

– Да, мама звонила.

– Лунд – город маленький. Большинство знает, кто мы такие.

Мы продолжали стоять, глядя в темноту.

– Ну зачем же так драматизировать? – проговорил я.

– Ты даже не представляешь себе. Я столько раз с этим сталкивалась. Людям приходилось бежать, все побросав, и начинать жизнь с нуля в другом месте.

– Так ты думаешь, что Стеллу осудят?

Она взглянула на меня так, словно я ребенок, которого она вынуждена разочаровать:

– Возможно, суд первой инстанции ее оправдает. Пока рано строить догадки. Но это, собственно говоря, не имеет значения. Людской суд куда суровее. И народу вообще наплевать на выводы суда.

С этим я не мог согласиться:

– Ты все же преувеличиваешь.

– Вовсе нет. Неделя в изоляторе – и в глазах окружающих ты уже преступник. Даже если Стеллу оправдают, у тех, кто ее знает, навсегда останется зерно сомнений. Во всяком случае, если за это преступление не осудят никого другого.