— Какие у тебя планы на вечер? — вдруг спросила она.
— Да никаких… Мы могли бы…
— Да, — сказала она.
Мы улыбнулись друг другу.
Нам нужно было место, где встретиться. Ее отель отпадал: там кишмя кишели репортеры. Любое общественное место — тоже. Я предложил поехать ко мне. Дом с подземной парковкой, а оттуда можно подняться на лифте прямо в квартиру. Никто ее не увидит. Она согласилась.
Я никогда не думал, что Александра однажды придет ко мне домой. Но, покупая квартиру на гонорар за свой первый роман, я думал о ней. Я хотел жить в Вест-Виллидже ради нее. И когда агент по недвижимости повел меня смотреть жилье, я влюбился в квартиру с первого взгляда, потому что знал, что ей бы она понравилась. И угадал: она пришла в восторг. Когда двери лифта открылись перед входом, она, не сдержав восхищения, воскликнула:
— О боже, Марки! Как я люблю такие квартиры!
Я был страшно горд. И возгордился еще больше, когда мы уселись на огромной, полной цветов террасе.
— Ты сам ухаживаешь за растениями? — спросила она.
— Разумеется. Я же садовник по образованию, забыла?
Она засмеялась и с минуту любовалась громадными цветами белой гортензии, а потом устроилась на низком садовом диване. Я открыл бутылку вина. Нам было хорошо.
— Как дела у Дюка?
— Он в порядке. Знаешь, Маркус, нам вовсе не обязательно беседовать о моей собаке.
— Знаю. Тогда как дела у тебя?
— Неплохо. Люблю Нью-Йорк. Когда я в Нью-Йорке, у меня все хорошо.
— Тогда зачем ты живешь в Калифорнии?
— Потому что мне так лучше, Марки. Не хочется ходить по городу и бояться на каждом углу встретить тебя. Но я уже какое-то время подумываю, что надо бы купить здесь квартиру.
— Здесь ты всегда можешь чувствовать себя как дома, — сказал я.
И тут же пожалел о своих словах. Она грустно улыбнулась.
— Не уверена, что Кевин горит желанием жить с тобой в одной квартире.
— А что, Кевин все еще актуален?
— Само собой, Маркус. Мы вместе уже четыре года.
— Будь у вас все хорошо, вы бы уже поженились…
— Перестань, Марки. Не устраивай мне сцен. Наверно, мне лучше уйти…
Я злился на себя, надо же было ляпнуть такую глупость.
— Прости меня, Алекс… Можно, мы начнем этот вечер сначала?
— Ладно.
С этими словами она встала и вышла с террасы. Я не понял, что она затеяла, и пошел за ней. Она направилась к двери, открыла ее и ушла. С минуту я стоял в полной растерянности, а потом звякнул звонок. Я бросился открывать.
— Привет, Марки, — сказала Александра. — Прости, задержалась немножко.
— Не беспокойся, все отлично. Я как раз открыл бутылку вина на террасе. И даже налил тебе.
— Спасибо. Потрясающая квартира! Значит, вот где ты живешь?
— Ага.
Мы сделали несколько шагов в сторону террасы, я положил руку на ее голое плечо. Она обернулась, и мы молча посмотрели друг другу прямо в глаза. Между нами возникло высокое, восхитительное притяжение. Я нагнулся к ее губам. Она не отшатнулась. Наоборот, обхватила мою голову руками и поцеловала меня.
34
Флорида, весна 2011 года
В последнее время дядя вдруг стал вести себя со мной как-то иначе. Держался слегка отчужденно. С марта 2011 года он стал регулярно встречаться с Фейт, управляющей «Хоул Фудс».
Правду я узнал позже, а тогда подумал, что у них роман. Она часто заезжала за ним домой, и они куда-то вместе отправлялись. Отсутствовали они долго. Иногда целый день. Дядя Сол не говорил, куда они едут, а я не хотел задавать вопросы. Возвращался он из своих вылазок нередко в дурном настроении, и я спрашивал себя, что же между ними такое произошло.
Вскоре у меня возникло неприятное ощущение, что что-то изменилось. Непонятно почему Коконат-Гроув перестал быть привычным мирным оазисом. Я заметил, что дома дядя Сол легко выходил из себя, а это ему было совсем не свойственно.
В супермаркете тоже все переменилось. Сикоморуса не допустили к участию в «Пой!», и письмо от продюсера с отказом повергло его в уныние. Однажды, пытаясь его приободрить, я сказал:
— Это только начало. Надо бороться за свою мечту, Сик.
— Да ну, это сколько сил нужно. В Лос-Анджелесе полным-полно актеров и певцов, и все хотят пробиться. По-моему, у меня ничего не получится.
— Найди что-то, чем ты отличаешься от них.
Он пожал плечами:
— На самом деле мне просто хочется быть знаменитым.
— Так ты хочешь быть певцом или знаменитым? — спросил я.
— Я хочу быть знаменитым певцом.
— А если что-нибудь одно?
— Тогда хочу быть известным.
— Зачем?
— Ну, приятно же быть известным. Разве нет?
— Слава — это всего лишь одежда, Сикоморус. Одежда, которая в конце концов становится мала, или изнашивается, или ее у тебя крадут. Главное — то, какой ты голышом.
Атмосфера в доме стала довольно мрачной. Когда я приходил в перерыв посидеть с дядей Солом на скамейке у магазина, он бывал задумчив и говорил мало. Вскоре я стал приходить в «Хоул Фудс» через день, а потом и через два дня на третий. На самом деле только Фейт могла заставить дядю улыбаться. Он оказывал ей маленькие знаки внимания: дарил цветы, приносил манго с террасы; однажды даже пригласил ее домой на обед и ради такого случая повязал галстук, чего я не видел уже несколько лет. Помню, в Балтиморе у него была весьма внушительная коллекция галстуков, но при переезде в Коконат-Гроув она куда-то делась.
Вторжение Фейт в наши с дядей отношения слегка выбило меня из колеи. В конце концов я даже задался вопросом, не ревную ли я к ней, притом что должен радоваться за дядю: ведь он нашел человека, который отвлекает его от однообразной жизни. Я даже стал сомневаться в причинах, по которым езжу во Флориду. Может, это не любовь к дяде, а желание показать ему, что племянник из Монклера его превзошел?
Однажды в воскресенье, когда он читал в гостиной, а я собирался покататься по Майами, чтобы не мешать ему устраивать свои любовные дела, я спросил:
— Ты сегодня не встречаешься с Фейт?
— Нет.
Я промолчал.
— Марки, — произнес он, — это не то, что ты думаешь.
— Я ничего не думаю.
Когда он в первый раз отгородился от меня, я решил, что он злится на мои бесконечные расспросы. Это случилось вечером, после ужина, когда мы, по обыкновению, мирно гуляли по спокойным улицам Коконат-Гроув. Я спросил:
— Бабушка мне рассказала про вашу ссору с дедушкой. Ты из-за этого переехал в Балтимор?
— Мой университет входил в систему университета Балтимора. Я записался на юридический факультет. Сказал себе, что это хорошее образование. Потом сдал экзамен, вступил в коллегию адвокатов Мэриленда и начал работать в Балтиморе. И мои дела быстро пошли в гору.
— И с тех пор ты больше не встречался с дедушкой?
— Больше двенадцати лет. Но бабушка часто приезжала повидаться с нами.
Дядя Сол рассказал, что на протяжении долгих лет бабушка раз в месяц тайком выбиралась из Нью-Джерси на денек в Балтимор пообедать с ними.
В 1974 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже год.
— Как ты, дорогой? — спросила бабушка.
— Хорошо. Изучаю право, вполне успешно.
— Так ты будешь адвокатом?
— Думаю, да.
— Ты бы мог приносить пользу нашей фирме…
— Мама, не будем об этом. Пожалуйста.
— Как дела у Аниты?
— Хорошо. Хотела тоже с тобой повидаться, но у нее завтра экзамен, надо готовиться.
— Знаешь, она мне очень нравится…
— Знаю, мама.
— И отцу тоже.
— Не надо. Не будем о нем, пожалуйста.
В 1977 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже четыре года. Дядя Сол завершал учебу и готовился сдать экзамен на статус адвоката. Они с тетей Анитой переехали в маленькую квартирку в пригороде Балтимора.
— Вам здесь хорошо? — спросила бабушка.
— Да.