— Что делаешь? — спросил он.

— Загораю, — ответила я, посмотрев вниз на свое бикини.

Когда мы только познакомились, я не смогла устоять перед его совершенно мальчишеской улыбкой. Теперь же она меня только раздражала.

— Я приготовил сюрприз, — заявил он. — Для Фабиана.

— Что?

С Фабианом Ула никогда не ладил. Это была одна из многих причин, почему между ним и мной ничего не могло быть.

— Сюрприз, — повторил он и улыбнулся. — Думаю, он будет доволен, если можно так сказать.

У него наверняка была какая-то задняя мысль, видимо, он пытался снова сблизиться, но сейчас все, что касалось Фабиана, вызывало у меня отчаяние.

— Мне за него очень тревожно, — призналась я. — Не знаю, что делать.

Я боялась, что Фабиан думает о чем-то действительно страшном.

Он попросил меня бросить пить, но как только я начинала об этом думать, мне становилось так плохо, что я пила еще больше.

— Мы должны поддерживать друг друга, — сказал Ула.

Он прошел мимо меня вглубь сада и посмотрел на шезлонг.

— Фабиан одурел от этих каникул, — сказала я. — Он нуждается в четких рамках. В школе ему было намного лучше, особенно в последнее время, когда Микки сделали его наставником.

Ула откинул голову назад и пожал плечами:

— И ты считаешь это нормальным?

— Что ты имеешь в виду?

Он поднял очки на лоб:

— Давай, Джеки, давай! Я не слепой. У тебя уникальная способность преследовать соседей.

— Прекрати называть меня Джеки. Между мной и Микки, да будет тебе известно, ничего нет.

— Ничего нет?

— Ничего.

— Ну тогда в новогоднюю ночь мне, видимо, просто показалось.

Я постаралась скрыть удивление. Как он мог что-то видеть? Он же ушел домой.

— Не знаю, что там тебе показалось.

— Ты же не забыла, как расположена моя спальня?

— Чердачное окно?

Я попыталась представить, но память размыло выпитым на завтрак вином и двумя порциями джина-тоника.

— Я случайно выглянул в окно в двенадцать, хотел посмотреть салют перед тем, как лечь спать. А окно моей спальни, как тебе известно, выходит прямо в сад Оке и Гун-Бритт.

Черт!

Он это давно знает. Почему же сказал только сейчас?

— Мы просто слишком много выпили. Ничего не было. Легкий поцелуй.

— Примерно как со мной, да? Как ты назвала наши отношения? Увлечение?

Мне стыдно вспоминать, как меня тогда накрыло. Ула тоже был хорош, но я должна была понимать, что делаю. Они только что купили дом, переехали, а я все разбила. У него было полное право злиться.

— А Петер знает, что у него появился конкурент? — спросил Ула.

Надо было с самого начала вести себя более твердо. Наше «увлечение» прошло, а его семья распалась. Общего будущего у нас с Улой никогда не было. Но несмотря на это, все эти годы я позволяла себе небольшие рецидивы. Иногда я веду себя так, как будто мне лет двенадцать. Я не умею прощаться. И никогда не умела.

— Что тебе нужно? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. — То, что мы с Микки поцеловались на Новый год, правда. Это ошибка, которая никогда больше не повторится. Хочешь меня шантажировать? Только Бьянка и так обо всем знает.

Ула задумчиво потер подбородок:

— Знает?

Я была уверена, что да. Если я правильно представляю себе Микки, он наверняка признался в том, что поступил неправильно. Может быть, он пообещал Бьянке никогда больше не разговаривать со мной. В худшем случае он откажется от роли наставника для Фабиана.

— Не думаю, что Бьянка что-то знает, — сказал Ула.

— Пожалуйста, мне так надоели все эти драмы. Уходи.

Он взял в руки очки и посмотрел на меня со всей серьезностью:

— Ты ведь не знаешь, почему Бьянка и Микки переехали сюда, да? Потому что, если бы тебе это было известно, ты сама бы не захотела, чтобы Микки был наставником для Фабиана.

— В смысле?

Я задумывалась об этом сразу после того, как они приехали. От чего они убежали?

— Микки мгновенно выходит из себя. В это трудно поверить, он это умело скрывает, — сказал Ула. — Но я видел его таким, когда мы поймали воров у них в гараже. Микки совершенно озверел и избил этих парней.

Какая нелепость. Но с другой стороны, об этом ограблении все молчат, что тоже странно.

— Ты лжешь.

Микки самый спокойный и надежный из всех, кого я знаю. Он не способен потерять самообладание и применить силу.

— Тогда почему, по-твоему, мы не заявили в полицию? — спросил Ула.

Я даже содрогнулась от неприятного чувства.

— А какое-то время назад Бьянка рассказала мне, почему они сюда переехали, — продолжил Ула, не сводя с меня пристального взгляда. — У Микки случился приступ ярости, он набросился на своего ученика в стокгольмской школе. Прижал парня к стенке и буквально сломал ему руку. Пятнадцатилетнему мальчишке.

Фабиан. Я же сама предложила Микки в качестве наставника.

— Ему пришлось выбирать: либо он обещает, что не будет работать в школах Стокгольма, либо на него заявляют в полицию, школьную инспекцию и все прочее.

— Нет, это не про Микки.

— А ты сама у него спроси, — предложил Ула и снова надел солнечные очки; в них отразился мой купальник.

Потом он открыл калитку и пошел к себе в своих дурацких шлепанцах. В голове у меня завертелись всякие мысли. Я села в шезлонг, выудила мошку из бокала с теплым джин-тоником и выпила залпом. В горле стоял ком. Я не разобралась, что за человек Микки? И в очередной раз напялила розовые очки? Но хуже всего, что я вмешала в это дерьмо Фабиана. Снова.

До катастрофы

Лето 2017 года

Лучше бы мы вообще не переезжали. Мечта о спокойной жизни в собственном доме оказалась химерой. Надо было слушать Бьянку.

Отдохнув две недели, она вернулась на работу в риелторскую фирму при банке, а у нас с детьми продолжались каникулы.

Мы все чаще проводили дни порознь. Вечером Бьянка засыпала с детьми после чтения сказки. Я заглядывал к ним, пытался ее разбудить, а она что-то бормотала и отворачивалась. Я ворочался в кровати, пробовал читать, слушал подкасты в интернете, считал овец. Часто засыпал глубоко за полночь.

Проснувшись тем утром, я в очередной раз обнаружил, что она уже уехала на работу.

— Чем вы хотите заняться? — спросил я детей.

Погода была прекрасной. После вереницы холодных серых дней в небе ярко сияло солнце, и вся Горластая улица была залита его слепящим светом.

— Я хочу на качели, — сказала Белла.

Мы поехали на велосипедах на площадку, где многочисленные местные мамочки сидели на скамейках, выставив ноги на солнце для загара, а единственный папаша тренировал мускулы, раскачивая качели.

— Я — на канатку! — сказал Вильям и пошлепал по траве босиком под неодобрительными взглядами мам.

— Выше, папа!

Я так сильно толкнул качели Беллы, что мне пришлось отклониться, когда они полетели назад.

— Еще! До неба! — просила Белла.

Когда я в следующий раз ловил качели, то, отступив назад, наткнулся на кого-то и чуть не упал. Держа руки в карманах и улыбаясь от уха до уха, за моей спиной стоял Фабиан.

— Представляете… — заговорил он.

Ему пора бы покончить с этой привычкой незаметно подкрадываться.

— Ты меня напугал, — сказал я.

— Представляете, — повторил он с сияющими от счастья глазами, — я сидел за рулем «БМВ M3»! То есть я реально водил машину. У Улы есть знакомый в Мальмё, и он дал нам покататься. Я рулил, а Ула сидел рядом. Круче этого ничего в моей жизни не было!

Похоже, он все придумал.

— Ула? Наш сосед?

— Да, он стал просто супер. Раньше только ныл и ругался, а теперь его не узнать.

— И он разрешил тебе водить спорткар?

— «M3», — ответил Фабиан и скрестил на груди руки. — Я не вру. Вы ведь мне не верите?

— Ну почему же…

Я поймал качели и помог Белле слезть.

— Четыреста тридцать лошадиных сил, — продолжал Фабиан. — Разгон с места до ста за четыре и три десятых секунды.