– У вас были отношения с кем-либо из СС, кроме Брауна? – прямо спросил он.

Бетания зажмурилась, точно побитая собака. Сейчас она ненавидела его так же, как и врачей. Разговор требовал от нее неимоверных усилий, но Гуго не отставал, задавая очередной вопрос.

– Нет. Я не из таких.

– Может быть, вы испытывали привязанность к кому-то другому в лагере?

– В Аушвице нет места сантиментам.

– Где вы были в вечер убийства?

– Думаете, это я его убила? – прохрипела женщина.

– Я просто задал вопрос, который задаю всем.

– Я была в постели, мне нездоровилось.

Она машинально положила руку на живот, и до Гуго наконец дошло, что с ней не так. Если Бетания забеременела, вряд ли Браун был этому рад. Он должен был отправить ее на аборт.

– Вы знаете гинеколога Клауберга?

– Еще бы, – выдохнула Бетания.

Она была на грани потери сознания; веки то и дело закрывались, точно под невыносимой тяжестью.

– Он вас когда-нибудь… мм… лечил?

Бетания дернулась, рот раскрылся. Похоже, температура росла, губы и щеки сделались белыми. За считаные дни от красоты, восхитившей Гуго при первой встрече, не осталось и следа.

– По-моему, с нее хватит, – прогудела медсестра, срываясь с места, будто валун с утеса.

Ухватив стойку с капельницей, она с дребезгом подкатила ее к койке и указала рукой на дверь. Гутман поднялся, поправил на носу очки и побрел к выходу. Шинель и халат висели на нем как на вешалке. Гуго поплелся следом. Бросил последний взгляд на Бетанию, представляя ее в Нормандии, на вершине прибрежной скалы. Вот она смотрит на зеленые волны, внизу тянется белый песчаный пляж, соленый бриз треплет ее волосы, она свободна и полна жизни.

Едва они вышли наружу, Гуго вытащил сигарету и защелкал зажигалкой, прикрыв огонек ладонью. Предложив сигарету Гутману, он спросил:

– Что вы об этом думаете?

– Ничего.

– У Бетании был веский мотив желать Брауну смерти.

– Все так.

– Это могло быть ее воздаянием за нарушение клятвы Гиппократа. Между прочим, когда Брауна обнаружили, на нем был врачебный халат, хотя рабочее время закончилось…

– Бетания уже тогда еле держалась на ногах, – запротестовал Гутман.

– Вы правы. В одиночку ей такое было не под силу, однако я с самого начала не исключал наличие сообщника.

К лазарету подкатил фургон с красным крестом. Глушитель выплюнул струю черного дыма. Из лазарета выволокли группу полумертвых заключенных, грубо затолкали внутрь.

– Куда их? – спросил Гуго, сплевывая горькую от табака слюну.

– В Биркенау. К чему их здесь держать? С ними все кончено.

Гутман разочарованно смотрел на Гуго. Наверное, тогда, во время аутопсии, он решил, что нашел союзника или хотя бы немца, способного не сквозь пальцы посмотреть на ужасы, происходившие в лагере. Гуго ненавидел себя. Он не мог спасти даже маленького Йоиля и тем более не мог остановить эту жуткую машину уничтожения.

– Спасибо за помощь.

– Это мой долг, – ответил Гутман.

Гуго выбросил окурок. Тот ярко сверкнул, словно метеорит, и потух в сугробе.

Гуго шел по утоптанному снегу, а с неба валил все новый и новый. Скоро заключенным придется опять впрягаться в каток. Удивительно, насколько мирным выглядело это место, хотя для того, чтобы разрушить иллюзию, хватило бы одного взгляда на колючую проволоку.

– Грязный змееныш, где ты это украл?

Бетси Энгель таскала его за волосы. Высвободиться из ее хватки оказалось совершенно невозможно, ведьма содрала бы ему скальп. Другой рукой она пыталась разжать его кулак. В конце концов ладонь Йоиля раскрылась, и он отдал подвеску. Бетси толкнула его на пол, а сама принялась разглядывать добычу, подставив ее под свет лампочки. Вспыхнула белая искорка.

– Мелкий воришка, – прошипела Бетси, спрятала подвеску в карман фартука и стянула с подушки наволочку. – А теперь снимай штаны.

– Нет!

– Делай что говорят, жидовский поросенок!

У Йоиля затряслись поджилки. Он повторял про себя слова Адель о том, что Бетси не может причинить вред «кролику» Менгеле. Побить – да, убить – нет. Набравшись смелости, он стянул штанишки, затем трусики, наклонился над койкой, крепко зажмурился и сжал губы.

Свернутая жгутом наволочка громко затрещала. Первый шлепок пришелся по правой ягодице. Второй – по обеим сразу. Йоиль заскулил. От третьего шлепка из глаз брызнули слезы и потекли в рот.

– Фройляйн Энгель! – загремел голос сзади.

В четвертый раз наволочка просвистела по воздуху. Кто-то вошел в спальню. Йоиль скосил глаза и увидел мокрые ботинки, серые штанины и полы черного кожаного плаща.

– Что вы делаете?! – заорал Гуго Фишер.

Йоиль почувствовал, что может вдохнуть и вот-вот разревется от облегчения. Сегодня он испугался не на шутку.

– Немедленно уберите это, – рявкнул немец и темной массой навис над ведьмой.

Кажется, Йоиль поторопился осудить его за случай с убитой девушкой. Сейчас рядом оказался защитник, друг, совсем не такой, как прочие нацисты. На сердце потеплело.

– Герр Фишер, этот жиденок – вор. – Сестра опомнилась, но наволочку все-таки зашвырнула в угол.

– И что же он украл?

Бетси замялась, потом нехотя вытащила из кармана подвеску. Мягкие линии буквы «Б», выплавленные ювелиром из золота, засияли на ее ладони. Настоящая драгоценность… С одной стороны бриллиант, с другой надпись: «4 декабря 1931». Гуго взял подвеску.

– Где ты это нашел? – холодно спросил он Йоиля.

– В кабинете доктора Брауна. – Йоиль, потупившись от стыда, натянул трусы и штаны.

– Грязный воришка! – встряла Бетси, опять схватила его за волосы и толкнула на стул. – Ты – полено для печки!

– Фройляйн! – гаркнул Гуго, словно бичом ударил. – Эта ваша подвеска?

– Что? – Бетси отпустила волосы Йоиля и выпучила зенки. – Нет, не моя… Разумеется, не моя.

– В таком случае вы свободны. Уверен, врачам требуется ваша помощь – на первом этаже, я видел, что-то случилось.

– Но…

– Ребенком я займусь сам.

Ведьма раззявила рот, однако не выдавила ни слова. Рожа у нее побагровела, и Йоиль едва не рассмеялся. Трясясь от злобы, она выскочила из спальни и захлопнула за собой дверь. Йоиль с немцем остались вдвоем.

– А теперь рассказывай. – Немец вздохнул, взял стул и сел напротив.

Йоиль по серым, стальным глазам видел: тот очень сердит. Рот сжался в тугую линию, лоб перерезала морщина.

– Когда ты это нашел?

– Когда умер доктор Браун, – сознался Йоиль. – Она под елкой лежала. Я уронил карандаш, он туда укатился, и я нашел.

– Почему сразу не сказал?

– Подумал, что могу оставить себе. Что, когда нас с мамой и папой выпустят из лагеря, это пригодится. Немцы все отобрали… – Йоиль понуро опустил голову.

Ему самому было стыдно за воровство и ложь. Прежде он никогда ничего не крал. Врать случалось, но не воровать. Йоиль не осмеливался поднять глаза на Фишера. Конечно, теперь тот будет смотреть на него как на преступника и негодяя. Немец положил ладонь ему на плечо, и Йоиль затаил дыхание. Получить взбучку от сестры – одно. Но если тумаков надает такой здоровенный дядька, мало точно не покажется. Вместо того чтобы ударить, Гуго его обнял. В Аушвице Йоиля еще ни разу никто не обнимал. И Йоиль разревелся, как маленький. Он все-таки не ошибся в Фишере!

– Вы на меня не сердитесь? – тихонько спросил он.

Гуго отстранился. Они глядели друг другу в глаза. Глаза немца блестели, словно он тоже собирался плакать.

– Немножко, – вздохнул он. – Ведь ты ни за что не рассказал бы мне о своей находке, если бы не медсестра. Впрочем, спасибо, что сохранил ее. Эта штуковина может оказаться очень полезной.

– Почему?

– Давайте воспользуемся дедуктивным методом, коллега.

Йоиль просиял. Они снова играли в сыщиков!

– Если подвеска не принадлежала Брауну, значит ее потерял убийца… – Мальчик вопросительно посмотрел на Гуго.

– В точку! Кабинет убирают каждый вечер в пять часов. Следовательно, подвеска могла принадлежать либо Брауну, либо убийце.