— Иди ты в жопу! — завопила она. — Ничего себе шанс — убить!

— В данном случае — шанс… Ты должна отдохнуть, Марианна. Отдохнуть, успокоиться.

— А ты, ты должен убраться из этой комнаты, пока я по-настоящему не разволновалась…

Она схватила книжку, лежавшую у изголовья. Но Фрэнк вовремя закрыл дверь.

Марианна принялась неистово колотить подушку. Потом упала духом и стала потихоньку грызть себя изнутри.

Даниэль, любовь моя, со мной все неладно. Я узница. Все еще узница, и, похоже, навсегда.

Только теперь не у тебя ключи от моего ада…

Пристегнутый наручником к стулу Даниэль смотрел на изгаженный палас у себя под ногами. Вернер мариновал его в камере несколько долгих часов. Чтобы он мог, так сказать, все как следует обдумать. Тяжко очутиться по другую сторону решетки. Кошмар, который снился Даниэлю сотни раз. Но реальность оказалась еще более жестокой, чем худшие из ночных блужданий рассудка. Личный досмотр, например… Нескольких минут хватило, чтобы осознать всю меру унижений, которым он сам годами подвергал сотни заключенных. Вот только он невиновен. Или почти. Его единственное преступление в том, что он полюбил убийцу. Нарушил законы великого братства работников исправительных заведений. Как многие до него.

Вернер предложил ему стаканчик кофе:

— Выпейте, месье Бахман… Похоже, вы в этом нуждаетесь…

Даниэль взглянул на него как-то потерянно. Вернер уселся напротив, а лейтенант Пертюи положил пальцы на клавиатуру, нетерпеливо предвкушая признания.

— Что ж, — приступил майор. — Вы все обдумали? Имеете что-то нам сказать?

— Я не помогал Марианне совершить побег, — устало повторил Даниэль.

— Стало быть, пистолет сам собой объявился в палате, да?

— Послушайте, месье… Я навещал ее в среду, это правда. Передал ей вещи, все, что было в камере… Но оружия не передавал. И потом, получи она ствол в среду, зачем ей было ждать до четверга, чтобы совершить побег?

— Возможно, она еще чувствовала себя чересчур слабой… Или просто дожидалась подходящего момента… Напоминаю: навещали ее только вы.

— Но я не передавал оружия, — повторил Даниэль. — Вы совершаете ошибку…

Вернер с отвратительным фырканьем прихлебнул кофе:

— Мы сейчас производим обыск в вашем кабинете и в камере де Гревиль.

— Вы там ничего не найдете…

— А у вас дома?

Даниэль изумленно воззрился на него:

— У меня дома? Нет, тоже ничего… Я вообще не понимаю, что вы рассчитываете найти! Не собираетесь же вы впутывать в это дело моих жену и детей?

— Там уже работают пять человек, — сообщил Вернер.

— Черт! Это невозможно… Что же такое творится?

— Такова процедура, месье. Прокурор выдал ордер на обыск в вашем доме.

— Но я ничего не сделал! — заорал Даниэль, вскакивая с места.

— Сядьте, месье Бахман. Успокойтесь, так будет лучше.

Даниэль рухнул на стул. Провел рукой по волосам.

— Не начать ли нам сначала? Расскажите о ваших отношениях с Марианной де Гревиль.

Даниэль устремил свой лазурный взгляд на грязное окно.

— Я вас слушаю, месье Бахман. Вы до этого уже спали с Марианной де Гревиль?

Солнце медленно опускалось за горизонт. А Марианна медленно опускалась в бездну шума и ярости. Там, в глубинах ее существа, хор демонов голосил, требуя пищи. Она этого хотела. Ей это было нужно.

Марианна пыталась поспать, чтобы обмануть злобную тварь, которая высасывала из нее энергию. Потом сменила стратегию, изнуряя себя выполнением каты[923]. Сразу после этого попробовала горячую ванну.

Но ничего не помогало. Почему ломка началась именно сейчас? Марианна не могла себе этого объяснить. Ломка всегда наступала внезапно. Ее предвещало лишь смутное ощущение надвигающейся опасности. Давящий страх, причин которого не распознать.

Убийство, срок исполнения которого близится? Нет. Марианна не станет его совершать, найдет способ покинуть эту новую тюрьму. Ведь она не согласна платить такую цену за свою свободу. И предчувствует, что, когда миссия будет исполнена, ее ждет смерть.

Нет, здесь что-то другое.

Она не переставала думать о Даниэле. Тоже своего рода ломка. Новый страх. Да, теперь, в разлуке, Марианна беспокоилась. О нем. Совершенно новое чувство. Страдать из-за кого-то. Попросту любить.

Я за тебя переживаю, любовь моя. Чувствую, с тобой творится что-то неладное… Но не волнуйся, я скоро буду с тобой. Тогда все наладится.

Взгляд ее блуждал от стены к стене. Ломка окончательно вступила в свои права. Не уйдет, пока не получит дозу. Будильник показывал шесть вечера, она боролась уже около трех часов. С тех пор, как вернулась с прогулки. Потом явился четвертый коп, пресловутый Филипп, самый молодой из шайки. Пришел представиться как положено. Получил в ответ холодный душ.

Потом она так и лежала на кровати. Головная боль усилилась, заполонила всю черепную коробку. Живот сводило спазмами, как будто она вот-вот родит какого-нибудь монстра.

Ее раны обрели новую жизнь, отворились заново. Как будто чья-то злобная рука касалась каждой ссадины, каждого кровоподтека.

Мускулы отвердевали, то один, то другой, будто их било электрошоком. Мало-помалу ее одолевала тревога, усиливалась тоска. Будто подступала смерть.

Она встала, прислонилась к двери, с секунду поколебалась. Позвать их на помощь? Своих врагов? Но страдания набирают силу. Становятся нестерпимыми. Не поддаются контролю. Попросить кодеина? На такой стадии он едва ли поможет. Вдруг ее как будто шарахнуло бампером по животу, и она упала на колени.

Она больше не могла сопротивляться, тело требовало избавления. Невозможно желать чего-то еще. Она заколотила в дверь здоровой рукой. Позвала стражей. Не более чем через две минуты в коридоре зазвучали шаги. Быстрее, чем в тюрьме… Фрэнк нашел ее сидящей на полу. Открывая дверь, чуть не раскроил ей голову. Марианна подняла на него блуждающий взгляд.

— Что случилось?

— Я… Мне нехорошо… Мне нужен кодеин…

— Опять? Что именно с тобой не так?

— Болит… Везде болит…

Фрэнк помог ей сесть на постели, пощупал лоб. Ледяной.

— У тебя нет температуры. Нельзя пить столько лекарств, Марианна.

— Дайте мне кодеина, пожалуйста! — повторила она сквозь стиснутые зубы.

— Мы не знаем даже, что с тобой такое, это может тебе повредить. Ты уже намного превысила допустимую дозу…

Он вгляделся пристальнее. Увидел, как судорога стягивает мускулы под мертвенно-бледной кожей. Как она раскачивается вперед и назад… Нет, она не притворялась. Но вдруг он понял, что ее гложет. И на мгновение онемел. Потом мягко спросил:

— Ты принимаешь наркотики, Марианна? У тебя ломка?

— Нет! — крикнула она.

— Ладно-ладно, успокойся…

Фрэнк поставил ее на ноги.

— Давай спускайся: так я смогу за тобой проследить, в случае если тебе станет хуже.

Она не хотела. Но, не оставляя ей выбора, Фрэнк потащил ее по коридору, крепко держа за руку. Остальные играли в бильярд. Лоран стоял спиной к двери и даже не дал себе труда обернуться.

— Ну же, Фрэнк, мы тебя ждем! Чего там еще хочет эта засранка?

Развернувшись, Лоран попал под прицел черных, убийственных глаз.

— Марианна нехорошо себя чувствует, она останется с нами, — пояснил комиссар.

Он сбросил Марианну на канапе. Она съежилась там, а все присутствующие на нее глазели. Как и всякий раз в такой ситуации, ей хотелось бы стать невидимой. Они думают, что я просто больна. Нужно держать удар.

— Что с ней такое? — осведомился Филипп.

— Понятия не имею… Я ведь не учился на врача, ребята! Она хочет еще кодеина, но…

Марианна молча раскачивалась из стороны в сторону. Будто и не слышала, о чем они говорят.

— Не гоните волну, мужики! — вступил Лоран. — Я бы сказал, это просто неудачный день в месяце!