– Можешь мне доверять.

Я не знаю, что сказать. Не знаю, как дать ему достаточно, не отдавая всего целиком. В этом-то и беда. Я так не умею.

– Ты мне нравишься, – говорит он. – Очень.

Внезапно он становится похож на оробевшего школьника. В этом случае я знаю, каких слов от меня ждут. Они готовы сорваться с языка, но застревают в горле, и я молчу. Гэвин печально качает головой:

– А я тебе не нравлюсь.

– Дело не в этом, – уверяю я.

– А в чем тогда?

Я раздумываю. Такое ощущение, будто я захожу в море: в черной воде не видно дна, которое грозит в любой миг уйти из-под ног, оставив меня беспомощно барахтаться в волнах.

– Просто я чувствую себя такой…

Какой? Какой я себя чувствую? Потерянной? Опустошенной? В конце концов я нахожу нужное слово. Я наглухо его запечатала и задвинула подальше, но оно, разумеется, никуда не исчезло. Да и не могло исчезнуть. Меня не было рядом, когда она нуждалась во мне. Я предпочла сбежать, и тогда она тоже сгинула. От этого никуда не деться.

– Виновной.

– Это не твоя вина.

– Что именно?

– Что Дейзи покончила с собой. Ты сделала все, что могла. Те люди… Они причиняли тебе зло; тебе было необходимо бежать. Они не оставили тебе другого выхода. Ни один человек не стал бы тебя винить.

Но такие люди есть. Как минимум один. Дейзи.

– Ты не понимаешь. Я сбежала не поэтому.

– Мне можешь не врать, – понижает он голос.

– Что?

Он утыкается взглядом себе под ноги:

– Я знаю… То же самое было с Зои.

Молчу. Думаю, он прав.

– Я пытался поддержать ее.

Не знаю, что ему на это сказать, поэтому говорю просто:

– Мне очень жаль.

– Неудивительно, что она сбежала. Если именно так все и было. – Он вскидывает на меня блестящие от слез глаза. – А вдруг на самом деле она мертва? Как Дейзи. Вдруг?..

– Дейзи жива.

– Что?!

Я смотрю на него в упор. Мгновение растягивается настолько, что, кажется, готово уже порваться, и лишь тогда я отвечаю.

– Именно она прислала открытку. Именно она проехала мимо меня в самую первую ночь перед тем, как появился ты. Думаю, в машине Дэвида. Именно она за всем этим стоит.

Гэвин смотрит на меня. Он и так считает мою психику хрупкой, но теперь начинает задумываться, насколько глубокий отпечаток оставила на ней моральная травма.

– Ты серьезно?

Внутри у него явно происходит борьба. Сквозь облака потихоньку пробивается солнечный свет.

– Она там, – произношу я. – В доме Дэвида. Я в этом совершенно уверена.

Я рассказываю, как очнулась взаперти в трейлере, и он хрипло сглатывает.

– Мы должны пойти в полицию, – говорит он.

Я накрываю его руку своей ладонью:

– Не могу. Пока не могу. – Вытаскиваю из сумки камеру. – Но мне нужна твоя помощь. Ни о чем не спрашивай, просто помоги мне. Пожалуйста!

Он берет аппарат и взвешивает его на ладони.

– Можешь сделать так, чтобы она заработала? Или перенести видео с пленки?

– И тогда мы пойдем в полицию?

– Да, – говорю я, понимая, что других вариантов не осталось. – Я обещаю.

Я включаю камеру на запись.

Она установлена на туалетном столике, а я сижу на краю кровати. Мягкий свет прикроватной лампы направлен так, что мое лицо наполовину утопает в тени. Черты различимы лишь совсем смутно; я могу быть кем угодно.

– Это сообщение для моей подруги, – говорю я.

Я смотрю в объектив, мысленно видя на месте равнодушного глаза камеры лицо Дейзи. Потом делаю глубокий вдох.

– Для моей лучшей подруги.

Пауза. Я не продумывала слова заранее. Я представляю, как это видео смотрят Моника, Беверли в пабе. Кэт. Гэвин и все остальные. Интересно, что они подумают?

– Я знаю, что именно ты послала мне открытку.

Лиз, перебираю я в уме. Она тоже может посмотреть. Софи, Кэт, Элли. Кто угодно. Нужно быть очень осторожной; нельзя дать им понять, что Дейзи вернулась. Я не хочу выдать ее, снова подвести. Такое чувство, будто я стою на карнизе на пятнадцатом этаже, один неверный шаг – и я сорвусь. Главное – ни в коем случае не смотреть вниз, иначе я оступлюсь и упаду. Или не смогу побороть искушение прыгнуть.

– Мне кажется, я знаю, зачем ты это сделала, и хочу, чтобы ты знала: я не думала причинить тебе зло. Я надеюсь тебе помочь.

Я наклоняюсь вперед, ближе к камере, и представляю, что она сейчас смотрит на меня – насмешливо, с вызовом поблескивая глазами. Смелее, говорит она. Если ты так уверена, что способна помочь мне, если ты воображаешь, что во всем разобралась, давай докажи.

На память приходит символ, который я нашла в трейлере рядом с ее постелью.

– Я видела Андромеду, – говорю я. – И помню, как ты сделала татуировку.

Моя ладонь непроизвольно тянется к плечу, я физически чувствую укол воображаемой иглы. Мы тогда пошли в салон вместе, собираясь сделать парные татуировки, но в итоге решилась только она. Я струсила, как будто с самого начала знала про несчастный случай, который позднее сделал нашу затею бессмысленной.

Я помню мастера, которая набивала ей тату; волосы у нее были кроваво-красного цвета, но с глянцевым отливом, каким отличаются спелые помидоры. На груди у нее пылало сердце, обвитое колючей проволокой.

– В тот раз я сдрейфила.

Знаю, она вспомнит, она поймет, что я обращаюсь к ней, и только к ней.

– Но на этот раз я не буду дрейфить. Обещаю.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, затем устремляю взгляд прямо в камеру.

– Я помогу тебе. Если ты разрешишь.

Нажимаю «Стоп», потом загружаю видео на сайт и выкладываю его в общий доступ. Интересно, скоро она его увидит? Я знаю, что она их смотрит. И смотрела с самого начала.

Теперь остается только ждать. Как бы я ни устала, спать не хочу. Слишком пугает меня то, что может скрываться там, в глубине. Что может всплыть на поверхность, если пристально вглядываться.

Поэтому, вместо того чтобы уснуть, я заставляю себя двигаться. Я завариваю крепкий горький кофе, густой, как ил, и наливаю себе чашку за чашкой. Я выключаю лампочки в гостиной и сижу в озерце света от экрана моего ноутбука. В оконном стекле видно мое отражение, но ничего больше. К дому снаружи подступает темнота. Черное ничто; даже луну не найти, она прячется за облаками. Я знаю, что Дейзи там. Ты сбежала, говорит она, в то время как я вполне могла лежать в земле. Ты хотела, чтобы я гнила там.

Я делаю глоток кофе. Меня потряхивает. Наверное, это все кофеин. Экран ноутбука меркнет, переходя в спящий режим, и комната погружается в темноту. Глаза закрываются. Я клюю носом. Мгновение черноты, потом сквозь нее проступает ее лицо, и я с нечленораздельным возгласом вскидываюсь, сгоняя с себя сон.

Наливаю еще кофе и цежу его медленными глотками. Экран ноутбука снова светится во мраке.

Я посматриваю на часы, то погружаясь в забытье, то вновь выныривая. Но даже когда не сплю, я пребываю в состоянии оцепенения, зыбкой полудремы. Такое впечатление, что мое тело превратилось в марионетку, в манекен. Нитки перерезаны. Часы тикают и тикают без остановки. «Дождь» плавно перетекает в «бурю».

Около полуночи меня выдергивает из забытья короткое «пип»: на сайт загружено новое видео. Меня вдруг охватывает абсолютное спокойствие, я точно знаю, что там и от кого. Делаю глубокий вдох, набираю полные легкие воздуха, потом пробуждаю компьютер. Вот он, мой шанс спасти Дейзи. Мой шанс попросить у нее прощения за содеянное. Мой шанс вернуть ее дружбу.

Экран черен и пуст. Я запускаю воспроизведение. В кадре возникают низкие облака, далекая луна, то вплывающая в фокус, то выплывающая из него, потом изображение стабилизируется. На экране появляется Блафф-хаус.

Картинка дрожит, а в следующую секунду, низкий и грубый, нарочито искаженный, но пугающе знакомый, слышится женский голос:

– Я сейчас здесь. Приходи одна.

Переступая через порог Хоуп-коттеджа, я испытываю ощущение, что больше сюда не вернусь. По соседству у Моники горит свет, в окне второго этажа мелькает чья-то тень, а изнутри доносятся голоса. Даже не остановившись, чтобы подумать, я стучусь и жду.