По кому я совсем не тосковал, так это по Томми Санделлю, но этот человек, похоже, уже успел занять свое место в моей жизни. Он принял участие в передаче «Звезды в замке», которая транслировалась по телевидению между Рождеством и Новым годом, и в программе «Так намного лучше», в которой певцы плачут друг у друга в объятиях и поют чужие шлягеры.

Я редко смотрю телевизор, но видел в газете статью о том, что в замке не проходило дня без того, чтобы Томми Санделль не напился, а однажды ночью он пытался вломиться в номер одной певицы и кричал, что хочет нарисовать ее голой.

Йеспер Грёнберг вернулся в Швецию и занял место политического консультанта. Где именно и по каким вопросам, СМИ умалчивали. Равно как и о его новой жене, китаянке, которую Грёнберг привез из Техаса.

Вместе они блистали на театральных премьерах в Стокгольме, я видел снимки в газетах. Она была лет на двадцать моложе его.

Позвонил из Сольвикена Симон Пендер и поделился планами продлить аренду ресторана еще на сезон.

– Андрюс и его «мальчики» строят нам рыбный домик, – сообщил он.

Я пообещал, что летом буду в его распоряжении.

Шеннон Шэй тоже прислала эсэмэску. Она собиралась уехать в Берлин со своим бойфрендом, чтобы работать там в экспериментальном жанре «фриджаз» в составе большой группы. Эксперимент состоял в том, что двенадцать музыкантов, видевших друг друга впервые, собирались и играли вместе. Я даже представить себе боялся, что из этого выйдет.

В статьях я не раскрыл имени Шеннон, и за это она поблагодарила меня отдельно.

У Лизен в галерее выставлялся художник из Чернобыля, о чем она не замедлила сообщить. Мне почему-то не хотелось видеть его картины.

Хозяйка галереи собиралась в Стокгольм на церемонию вручения премии: одна искусствоведческая газета выбрала ее галеристом года. Судя по всему, Лизен хотела открыть в столице новую галерею и спросила меня, что я думаю по поводу названия «Чайка».

Я не ответил, сославшись на плохую слышимость.

Бодиль прислала голосовое сообщение, в котором спрашивала, согласен ли я ждать.

Чего? Кого?

Ее.

Она не уточняла, к чему именно должно привести ожидание. Мы договорились встречаться время от времени и держать двери открытыми друг для друга, чтобы когда-нибудь сказать то, что должно быть сказано.

Я согласился ждать до конца весны и жить до поры обычной жизнью.

Но однажды вечером я выпил в баре «Рич» больше нормы. Уже сидя в машине, вошел в Интернет заглянуть на забытые сайты, наткнулся на адрес Нэнси Роббинс и импульсивно отправил ей письмо.

В Монреале был полдень. Должно быть, я застал Нэнси на рабочем месте, потому что она сразу ответила. Хотя не думаю, что Нэнси консультировала клиентов в кабинете. Скорее всего, принимала их в холле отеля или кафе – в Монреале наверняка имелось что-то вроде нашего кафе «Иль».

В течение трех с половиной часов шла оживленная переписка, и перед тем, как лечь спать в четыре утра, я заказал билет до Монреаля.

Я никогда не бывал в Канаде, ни с гитарой, ни без.

Серия «Звезды мирового детектива»

Перевод с английского Ирины Тетериной

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Вадима Пожидаева-мл.

© И. А. Тетерина, перевод, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021 Издательство АЗБУКА®

Она бежит через пустошь, бежит отчаянно, во весь дух. В небе над ней висит тоненький серп стареющей луны, а где-то далеко позади анемично желтеют огни деревни. Но она смотрит только под ноги. Она не видит ничего, кроме дороги, и слышит лишь собственное дыхание, со свистом рвущееся из пересохшего горла, да пронзительные вопли кувыркающихся в вышине чаек. Нет ни шума погони, ни криков, ни лая собак. Ей ничто не грозит. Можно успокоиться и перейти на шаг. Все уже позади.

Но она бежит. Она гонит себя вперед, шаг за шагом. Ноги по инерции несут ее все быстрее и быстрее, пока она едва не летит кубарем, точно марионетка, у которой лопнули нити. Где-то у горизонта мелькают фары машины, и тут ее накрывает. Внезапно она чувствует скованность, словно барахтается в вате. Ее руки и ноги продолжают работать, но они будто чужие, они двигаются самостоятельно, она больше не властна над ними. Она словно смотрит в подзорную трубу не с того конца.

Она хочет сделать вдох, вернуть себя в реальность, но теперь слишком поздно. Ее тело взбунтовалось. Она пытается остановиться, но уже не может.

И тут ее нога на что-то налетает. Где-то на краешке сознания вчуже всколыхивается смутная боль, тупая, как от сверла стоматолога после укола; она спотыкается и, как в замедленной киносъемке, начинает падать – словно погружается в вязкий ил. Руки вскидываются вперед, и она плашмя грохается на холодную землю – так, что воздух вышибает из легких, точно из бумажного пакета.

Она лежит неподвижно. И может пролежать здесь вот так целую вечность. Она видит себя со стороны, словно в документальной съемке. Тело распласталось в темноте, глаза широко раскрыты, губы посинели. Так завтра ее и найдут, замерзшую насмерть. И это не худший вариант.

Но нет. Она не готова умереть здесь, да еще таким образом. Ощущая внезапный прилив энергии, адреналиновый всплеск, она неуклюже поднимается. Потом идет, старательно переставляя ноги одну за другой, снова и снова, пока наконец не оказывается у перекрестка. Ее взгляд блуждает. Она дрожит, хотя страха не чувствует. Она вообще ничего не чувствует. Она опускает рюкзак на землю и вскидывает руку с поднятым большим пальцем.

В столь ранний час машин на дороге не слишком много. Они едут мимо, но вот одна все же останавливается. Водитель опускает стекло. Мужчина, разумеется, но не в ее положении привередничать.

– Куда, милая? – спрашивает водитель, но она не знает, что ответить: об этом она еще не думала.

Прямо перед ней словно вырастает Блафф-хаус, отчетливо вырисовываясь на фоне бледного неба, – огромный, давящий, с одним-единственным освещенным окном на верхнем этаже. Она ни за что туда не вернется!

– Милая?

Она мотает головой; она знает, где хочет оказаться, но не знает, как туда попасть, необходимо дать хоть какой-то ответ, пока водитель не уехал.

– Куда угодно, – произносит она и, открыв дверцу, забирается в машину. – Куда угодно… Лишь бы подальше отсюда.