Я закрыла глаза. Когда я их открыла, то увидела, что он смотрит на меня с широкой ухмылкой. Вид у него сделался глуповатый. Жалкий. Мне захотелось его ударить.

– Бен, я говорила с ней, – почти шепотом произнесла я.

Даже не знала, как он на это отреагирует. Никак, точно я ничего и не сказала, но глаза его блеснули.

– Когда? – спросил он; голос его был твердый как сталь.

Оставалось сказать ему правду или признаться, что я сама пишу историю моих дней.

– Сегодня, – призналась я. – Она мне сама позвонила.

– Она позвонила? – переспросил он. – Как? Как она тебя нашла?

Я решила соврать:

– Она сказала, что это ты дал ей номер.

– Какой номер! Бред! Как бы я дал ей номер? Ты уверена, что это была она?

– Она говорила, что вы периодически общаетесь, – ответила я. – Точнее, общались до недавнего времени.

Он отпустил мою руку, и она шлепнулась мне на колено, где и застыла мертвым грузом.

Он поднялся и повернулся ко мне:

– Что-что она сказала?!

– Она сказала, что вы с ней периодически общались. Несколько лет назад перестали.

Он наклонился ко мне. Я почувствовала, что от него пахнет кофе.

– То есть некая женщина ни с того ни с сего позвонила тебе? С чего ты вообще взяла, что это Клэр?

Я даже вытаращила глаза:

– Бен! Кто же еще? – Я улыбнулась.

То, что разговор предстоит нелегкий, я догадывалась, но что он обернется допросом, не думала, и это мне не понравилось.

Он пожал плечами:

– Ты же не знаешь. Столько было аферистов в прошлом, пытались пообщаться с тобой. Пресса, журналисты. Люди, которые прочли о тебе, о том, что случилось, и хотели услышать твою версию или хотя бы просто сунуть нос и посмотреть, как тебе на самом деле плохо и как ты изменилась. Они и раньше представлялись твоими знакомыми, чтобы разговорить тебя. Даже врачи, шарлатаны, точнее, вообразили, что могут тебе помочь. Гомеопаты. Адепты альтернативной медицины. Даже колдуны!

– Бен, многие годы она была моей лучшей подругой, – возразила я. – Я что, не знаю ее голоса? – (Он тут же сник, побежденный.) – Ты говорил с ней, правда? – Я заметила, что он сжимает и разжимает кулак. – Бен?

Он поднял на меня взгляд. Лицо его покраснело, в глазах стояли слезы.

– Хорошо, – сказал он, – хорошо. Да, я говорил с Клэр. Она попросила меня периодически звонить ей и рассказывать, как ты себя чувствуешь. Раз в несколько месяцев мы созваниваемся.

– Почему ты мне не рассказывал? Почему, Бен? Почему? – (Он молчал.) – Ты просто решил, что будет легче, если ты спрячешь ее от меня? Придумаешь, что она уехала за границу? Так? Ты лгал, что она уехала, лгал, что я не писала никакого романа!

– Крис, что… – попробовал возразить он.

– Это нечестно, Бен! – не унималась я. – Ты не имел права скрывать это от меня. Обманывать меня только потому, что тебе так легче. Не имел права!

Он поднялся.

– Легче? – неожиданно громко произнес он. – Легче? Думаешь, я сказал тебе, что Клэр уехала за границу потому, что мне так было легче? Ты ошибаешься, Кристин. Ошибаешься. Мне тяжело. Очень тяжело. Я не стал рассказывать, что ты написала роман, потому что мне больно вспоминать, как сильно ты хотела написать еще один и каким ударом для тебя было осознание, что это невозможно. Я сказал тебе, что Клэр уехала за границу, потому что прекрасно помню, с какой болью ты говорила о ней, когда поняла, что она тебя бросила в том заведении. Бросила, как все остальные. – Он ждал моей реакции. – Об этом она тебе, конечно, не рассказала? – добавил он, когда не дождался ответа, а я подумала: нет, не рассказала, потому что она меня не бросила, как раз сегодня я прочла в своем дневнике, что она все время ко мне ходила.

Он продолжал:

– Значит, об этом она не рассказала? Что перестала ходить к тебе сразу же, как только поняла, что ты забываешь о ее существовании спустя пятнадцать минут после ее ухода? Ну да, она могла позвонить на Рождество и спросить, как у тебя дела, но это я всегда был рядом с тобой, Крис. Это я приходил к тебе каждый день. Это я был рядом, ждал, молился, чтобы ты поправилась настолько, чтобы я смог забрать тебя и привезти домой, чтобы ты жила со мной, в безопасности. Я! И не думай, что я лгал тебе, потому что для меня так легче. Это не так!

Я вспомнила, что сказал доктор Нэш, и посмотрела прямо в глаза собственному мужу. Только есть одна неточность, подумала я. Ты не все время был рядом.

– Клэр сказала, что ты со мной развелся.

Он замер, потом отшатнулся, точно его ударили. Открыл рот, тут же закрыл. Смотрелось это почти комично. Наконец он выдавил:

– Сука!

На его лице отразилась ярость. Мне показалось, что он вот-вот меня ударит, но тут же поняла, что мне плевать.

– Ты со мной разводился? Это правда?

– Милая…

Я поднялась.

– Скажи мне! – потребовала я. – Это правда?

Мы стояли друг против друга, я не знала ни того, что он собирается делать, ни того, чего жду от него я. Мне только хотелось, чтобы он сказал правду. Надоело слышать ложь.

– Правда или нет?

Он сделал шаг вперед, рухнул передо мной на колени, стал ловить мои руки.

– Любимая…

– Ты со мной развелся? Это правда? Правда, Бен?! – (Он опустил голову, потом посмотрел на меня широко раскрытыми, испуганными глазами.) – Бен! – закричала я, и у него на глазах появились слезы. – Она рассказала мне и про Адама. Что у нас был сын. Я знаю, что он погиб.

– Прости меня, – сказал он. – Мне так стыдно. Я думал, так будет лучше. – А потом, все еще слегка всхлипывая, он пообещал, что расскажет мне все.

Окончательно стемнело, вечер сменился ночью. Бен зажег лампу, и мы сидели, освещенные розоватым светом, напротив друг друга, за обеденным столом. Между нами лежала куча фотографий, тех самых, которые я уже смотрела сегодня. Я притворно удивлялась, когда он показывал мне снимки, один за другим, рассказывая, когда и где был сделан каждый. Особенно много он говорил о снимках с нашей свадьбы – какой это был дивный день, какая я была красивая, но потом загрустил.

– Я не переставал любить тебя, Кристин, – сказал он. – Ты должна в это поверить. Это все из-за твоей болезни. Тебя пришлось поместить в пансионат, и… и… я не выдержал. Я не должен был отступать. Должен был бороться за тебя. Бороться. Но они… мне не разрешали с тобой видеться, и я… Они сказали, что так будет лучше.

– Кто? – переспросила я. – Кто так сказал? Врачи?

Он посмотрел на меня. Веки его покраснели и опухли – он плакал.

– Да, – ответил он. – Врачи. Сказали, что так будет лучше для тебя. Что это единственный способ… – Он вытер слезу. – Я сделал так, как они сказали. И жалею об этом. Надо было бороться за тебя. Я поступил, как последний слабак и дурак. – Голос его стал тише, он почти шептал. – Я перестал ходить к тебе, да. Но это было только ради тебя, Кристин. Я сам еле выдержал это, но выдержал ради тебя. Поверь мне. Ради тебя и нашего сына. Но я не разводился с тобой, то есть не совсем. Вот здесь – нет. – Он подался вперед, взял мою ладонь и прижал к своей груди. – Вот тут ты всегда была моей женой. Мы всегда были вместе.

Я ощутила мокрый хлопок его рубашки – он весь взмок. Ощутила биение его сердца. Его любовь.

Какая я была дура! – подумала я. Позволила себе поверить, что все это он сделал, чтобы причинить мне боль. На самом деле он сделал это ради любви. Я не могу его осуждать. Мне нужно попытаться понять его.

– Я прощаю тебя, – сказала я.

Сегодня я открыла глаза и увидела мужчину, сидевшего на стуле в комнате, в которой я проснулась. Он сидел неподвижно. Наблюдал за мной. Ждал.

Я не стала паниковать. Я не знала, кто он, но паниковать не стала. Какая-то часть меня знала, что так надо. Что он имеет право здесь быть.

– Кто вы? – спросила я его. – Как я сюда попала?

Он объяснил мне. Я не ощутила ни ужаса, ни недоверия. Я все поняла. Отправилась в ванную и принялась рассматривать свое отражение, точно давно забытого родственника или призрак умершей матери. Осторожно. С любопытством. Оделась, привыкая к тому, что мое тело выглядит и ощущается совсем иначе. Съела завтрак, смутно осознавая, что когда-то стол накрывали на троих. Поцеловала мужа на прощание – и мне не показалось, что я делаю что-то не так, затем, не задумываясь и не спрашивая себя ни о чем, направилась к шкафу и достала из коробки этот дневник. Я сразу же поняла, что это за блокнот. Его я и искала.