Я открываю шкаф и беру футболку, трусы и брюки. Проверяю, чистые ли они, и иду в ванную. На двери нет задвижки, в туалете тоже нет, и мне не по себе, когда я раздеваюсь, зная, что рядом в комнате сидит почти не знакомый мне мужчина. Я быстро принимаю душ и переодеваюсь. Потом возвращаюсь в гостиную.

– Во сколько ты встаешь? – спрашиваю я.

– Довольно поздно. Я сова, – говорит он.

– Я постараюсь тебя не разбудить. Спокойной ночи.

Он встает и осматривает меня с головы до ног:

– Спокойной ночи, Тама.

Я ухожу в комнату и закрываю дверь. Накрываюсь одеялом и сразу гашу свет. В темноте смотрю в никуда. В пустоту, в жизнь без Изри.

Я в отчаянии.

Я очень устала, но сон не идет.

Я лежу в холодном поту, меня колотит, у меня крутит живот – Изри нет рядом. Изри нет. Нет его тела, его запаха, его кожи, его голоса. Мне кажется, что я схожу с ума.

Грег тоже ложится спать у себя в комнате и почти сразу начинает храпеть. Тогда я даю волю слезам. Их ничто не может остановить. Я обнимаю подушку и тихонько зову Изри.

Я встаю в шесть утра, одеваюсь и выхожу из комнаты так, чтобы не разбудить Грега. Иду в ванную, ополаскиваю осунувшееся лицо и причесываюсь. Потом иду в кухню, закрываю за собой дверь и ставлю чайник.

Из-за бессонницы и слез глаза у меня покраснели и опухли. Эту ночь Изри, наверное, провел в жуткой камере. Я сижу перед чашкой с горячим чаем и жалею, что убежала. Надо было сдаться полиции. Лучше быть в одной камере с Изри, чем вообще без него.

Я слышу, как встает Грег, и вздыхаю. Сложно находиться в одном доме с незнакомым человеком, которому к тому же ты не очень симпатизируешь. Две минуты спустя он тоже появляется в кухне:

– Привет, Тама, как спалось?

Когда он видит выражение моего лица, то понимает, насколько неуместен его вопрос.

– Доброе утро, Грег, – говорю я ничего не выражающим голосом.

Он наливает себе кофе, съедает тарелку хлопьев и половину батона с половиной же банки варенья.

– Ты ничего не ешь?

– Нет… Не хочется.

Он вздыхает и включает радио.

– Надо держаться, Тама! Ты должна поесть…

– Пока что, кроме чая, ничего не лезет в горло.

Я украдкой смотрю на него и вижу, что он еще больше поправился. Он не толстый, просто довольно полный. Ростом почти с Изри, но, скорее, обычного телосложения. Грега природа не одарила. Простое лицо, вялое тело, унылая походка. Карим глазам ужасно не хватает блеска и выразительности. Ни шарма, ни харизмы.

Если бы мне пришлось рисовать его фоторобот, у меня бы не получилось. Особые приметы? Никаких.

У него звонит телефон.

– Это Тармони, – говорит он, прежде чем ответить.

Я задерживаю дыхание, молясь, чтобы адвокат принес хорошие новости. Я не слышу, что он говорит, и мне хочется вырвать телефон у Грега из рук. Проходит несколько минут, Грег вешает трубку, и по его взгляду я понимаю, что адвокат не сказал ничего хорошего.

– Они все еще у легавых… Дело сшили крепкое… Завтра утром истекает срок временного задержания, и будет ясно, что и как.

Надеюсь, я дотяну до завтрашнего утра. Сейчас мне кажется, я не выдержу и умру.

Временное задержание подошло к концу. Изри и Маню будут судить за убийство. Их поместили в СИЗО в Вильнев-ле-Маглон.

Меня как обухом по голове ударили.

Изри в тюрьме и останется там до вынесения приговора.

Ему могут дать пожизненный срок.

Тармони закончил рассказывать эти ужасы и стал ждать моей реакции. Я покачнулась и потеряла сознание.

– Тама! – закричал Грег.

Мужчины подняли меня и отнесли на диван.

– Я хочу его видеть! – прошептала я. – Хочу видеть!

– Не сейчас, – ответил Тармони. – К нему, скорее всего, в ближайшее время не пустят, да и сделать это будет непросто, ведь у вас нет настоящего паспорта.

Я понимаю, что «непросто» значит «невозможно». Я понимаю, что рискую никогда больше не увидеть того, кого люблю.

– Изри просил вам передать, что вы должны быть сильной, – закончил он. – А вас, Грегори, – присмотреть за Тамой. Ну а я буду держать вас в курсе событий. И знайте, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы его вытащить.

Он пожимает Грегу руку и уходит. Я, оглушенная, не двигаясь сижу на диване. Потом на меня накатывают эмоции, и я снова плачу.

Я не могу дышать, не хочу жить.

Грег меня обнимает. Его прикосновения мне неприятны, но у меня нет сил его оттолкнуть, и я подчиняюсь.

Я мертва, хотя еще жива.

Меня приговорили к пожизненному заключению задолго до Изри.

Она сидела в кухне и, ничего не говоря, смотрела на Габриэля.

Да оставь же нас уже в покое, боже мой!

Это означало, что он был сумасшедшим.

Иногда буйным.

И всегда страдающим.

– Габриэль?.. Расскажите мне о ней. О той, чье место я никогда не займу…

Он закурил. В такое раннее время от запаха табака ее затошнило, но она не осмелилась ничего возразить.

– Зачем мне о ней рассказывать?

– Может быть, вам станет немного легче, – ответила она, допивая кофе.

Он улыбнулся циничной и жестокой улыбкой. Почти презрительной.

– А ты о себе высокого мнения. Кто ты такая, чтобы меня понять?

– Никто, – прошептала она. – У меня даже нет имени…

– Ты его забыла, но оно у тебя есть. У всех есть имя.

– Вы сохранили мне жизнь, и я хотела бы вам помочь, – снова заговорила она.

Он вздохнул, как будто эти слова его нервировали или смущали.

– Ничего я не сохранил. Я тебя просто на постель уложил и укрыл одеялом.

– Вы могли бы закопать меня заживо.

– Ты за кого меня принимаешь? Я бы тебя сначала прикончил, уж не сомневайся!

Абсурдный обмен репликами, хорошенький получился завтрак.

Обмен репликами с убийцей. С психом, с больным.

– Разговор всегда помогает, – не отставала девушка.

– Разговор ни к чему не приводит, – отрезал Габриэль и поднялся из-за стола. – Пойду займусь лошадьми. А ты возвращайся в комнату.

Снова сидеть в четырех стенах. А за окном такое безоблачное небо.

– Можно с вами? Мне бы хотелось на них посмотреть…

– Ты их уже видела, когда пряталась в конюшне.

– Я не помню.

Он пристально на нее посмотрел.

– Замышляешь что-то? – бросил он. – Надеешься удрать?

– Нет, я просто хочу подышать свежим воздухом. Не могу больше сидеть в комнате!

– А не надо было сюда заявляться. Да и жаловаться тебе не на что, ты вообще уже должна была умереть!

– Лучше умереть, чем сидеть взаперти.

Он подошел и ужасающе ухмыльнулся:

– Ох, не искушай…

– Ну же, Габриэль, убейте меня! – сказала она с вызовом и поднялась во весь рост.

Раскинула руки и закрыла глаза.

– Ну же! Чего вы ждете?

Она открыла глаза и храбро посмотрела на него. Он стоял, прислонившись к барной стойке, и улыбался.

– Рассказать?

– О чем?

– С тех пор как ты тут появилась и валяешься в комнате, я прикончил двоих. Сначала женщину. Ударил ножом в печень, а потом перерезал горло.

Габриэль взял нож и подошел к девушке, которая старалась сохранять спокойствие. Он приставил ей нож к горлу, и его гостью до костей пробрал ледяной холод.

– Перерезал горло, и она истекла кровью у моих ног, – тихо произнес он.

– Зачем вы мне это рассказываете? – пробормотала она.

– Ты же хотела «поговорить», нет?.. Потом убил одного типа… Привязал к кровати и надел на шею кожаный ошейник. Из мокрой кожи. Знаешь, что происходит с кожей, когда она начинает высыхать?

Женщина громко сглотнула.

– Она скукоживается, – продолжал Габриэль. – Это медленная и ужасно болезненная смерть… Он мучился несколько часов. Только умоляюще смотрел на меня, потому что я ему засунул кляп в рот. Да, он умолял, но я и пальцем не пошевелил…

Девушка сделала шаг назад, вся ее храбрость куда-то улетучилась.