— Сейчас час тридцать две ночи. Помещаю вас под стражу по обвинению в непредумышленном убийстве и в угрозе жизни другого человека, — сказал он водителю, взглянув на часы. — Кортекс, наденьте на него наручники и грузите в машину.

— Слушаюсь, лейтенант.

Достаточно низко над ними пролетел вертолет, развеяв наконец пропеллером слезоточивый газ и дым, которые рассеялись концентрическими завитками. Спринтер направил бортовой прожектор на членов своей команды, находящихся в тридцати метрах под ним.

— ББП-четыреста, вертолет, для ББП. Все в порядке?

Пассаро схватил рацию.

— Один труп у… — Он не смог выговорить слово «зомби». — Один погибший мигрант, — ему удалось овладеть собой.

Новость была встречена коротким почтительным молчанием, и только ветер, поднятый лопастями вертолета, хлопал оставшимся приоткрытым мешком для трупов.

— А у наших? Раненые?

— Кортекса чуть не размазало по шоссе, но вовремя подоспел лейтенант.

— Тогда спасибо лейтенанту, — заключил Спринтер.

Бросив заляпанное кровью и провонявшее слезоточивым газом шмотье в стиральную машину, Пассаро почти полчаса простоял под душем, растирая кожу так сильно, как только мог. Он смывал стыд с таким остервенением, как будто это было пятно. А проходя мимо зеркала в ванной, со стыдом опустил глаза.

Он увидел свою повседневную жизнь глазами Миллера, взглядом ребенка, и все его доводы, оправдания и убеждения рухнули.

Он прошел по темной и тихой в это ночное время квартире, неслышно лег на кровать поверх одеяла. Эрика спала. На мгновение сквозь раздвинутые ставни комнату осветили автомобильные фары. Он почувствовал ком в горле. Как это часто бывало, попытался справиться с собой. Но на сей раз было слишком много шума и слишком много неистовства. Он тихонько заплакал, и Эрика открыла глаза. Все считали, что Пассаро обладает незыблемой стойкостью, но жена знала его слабые места. Ей было невыносимо видеть мужа плачущим с крепко сжатыми кулаками, как будто он должен держать на своих плечах всю тяжесть мироздания. Она села и обняла его. Своего мужчину.

— Я с тобой…

Он тоже изо всех сил обхватил ее руками и спрятал лицо у нее на плече.

— Под конец жизни придется пересмотреть все, что нам довелось делать, — прошептал он. — И боюсь, тогда я это возненавижу.

Эрика закусила губу, чтобы тоже не разрыдаться.

Комиссариат Кале

Кабинет бригады по борьбе с преступностью

Несчастный случай был квалифицирован как непреднамеренное убийство, и дежурный прокурор принял решение, что, пока дело не передано судебной полиции, лейтенант Миллер вполне может начать допросы. Так что в тот вечер Бастьену не суждено было вернуться домой.

Водитель оказался англичанином, и, чтобы понять его безумный поступок, потребовалось найти переводчика. Кроме неконтролируемого страха, который водитель испытал при виде того, как линчевали его коллегу, были и другие, теперь представлявшиеся совершенно смехотворными, причины, которые побудили этого человека броситься на полыхающее заграждение. Как Бастьен понял со слов переводчика, за каждого обнаруженного на английской территории мигранта шофер, отвечающий за свой груз, получает штраф в две тысячи евро. К тому же поврежденный груз может быть не принят и платить за него придется транспортной компании.

Опасность и жестокость нападений, а также финансовое давление, оказываемое на этих дальнобойщиков, только что привели к гибели человека. Человека, не имевшего ни документов, ни национальности, чье тело окажется в общей могиле, там, куда не ведут обсаженные деревьями кладбищенские аллеи.

Когда около семи утра Бастьен приводил в порядок протоколы, в дверном проеме появилась Эрика с кофе в одной руке и пакетом круассанов в другой.

— Это уже двенадцатая смерть за год. В том же самом месте. На сорок седьмой развязке.

Увидев ее здесь за два часа до заступления на дежурство, Бастьен удивился:

— Если только ты не спишь, подложив под голову рацию вместо подушки, хотел бы я знать, почему ты уже в курсе.

— Вернувшись, Пассаро рассказал мне, какая выдалась ночка. Повезло Кортексу, он твой должник.

Они с Бастьеном как-то естественно перешли на «ты». Миллер с лукавой улыбкой подул на обжигающий кофе.

— Сперва журналист Лизьон, теперь Пассаро. Ты и Корваля попробовала?

Взгляд его помощницы не оставил никакого сомнения в том, как она восприняла его замечание.

— Я не шлюха, Бастьен. Я просто незамужняя женщина. А с Людовиком все серьезно. Но так и быть, я спишу твою грубость на усталость.

Он поморщился, поняв, что напрасно допустил бестактность. Вдобавок он осознавал, что в его положении не стоило давать советы по поводу семейной жизни. Появление дежурившего ночью Котена избавило его от тягостных извинений.

— Вы знали, что у вас покойник?

— Котен, да, я сам четыре часа назад тебе об этом сказал, — удивился Бастьен.

— Нет, не твой. Другой. В «Джунглях». Мы получили вызов от роты безопасности, но я не все понял. Они говорят, что надо прибыть с проводником служебной собаки.

— С проводником? Это еще что за бред?

— Если уж вы проснулись, вам остается только поехать со мной.

Лагерь беженцев «Джунгли»

Было почти восемь утра, когда Усман, зажав в пальцах косячок, остановился у подножия дюны Адама и несколько раз выкрикнул его имя. Молнии, закрывающие вход в обе палатки, одновременно поднялись, и из одной выглянул Килани, а из другой — его покровитель.

— Мог хотя бы принести плошку чаю, — пробурчал Адам.

— Прости, друг. Ни чаю, ни хороших вестей. Тебе надо бы пойти со мной.

Адам взял бутылку с водой, вылил половину себе на голову и протянул мальчику, который повторил его движения. По заасфальтированной дороге, идущей вдоль «Джунглей», они двинулись по направлению к первым грузовикам рот безопасности, на нейтральную территорию между лагерем и промышленной зоной. Там, напротив эскадрона фликов, толпились мигранты, а между ними на земле лежало тело, окруженное десятком бродячих собак.

Среди полицейских Адам узнал Бастьена Миллера — молодого лейтенанта, с которым около недели назад познакомился в больнице.

— Стоит появиться трупу, — пояснил Усман сирийцу, — как члены «No Border» притаскивают его к границам «Джунглей». В любом случае это всех устраивает: полицейские не хотят входить в лагерь, а у беженцев нет никакого желания их там видеть.

Несколько псов улеглись возле трупа, другие с рычанием бродили вокруг, словно хотели показать, что отныне это их собственность. При взгляде на обгрызенное лицо становилось ясно, что человечина им по вкусу.

— На завтрак мне случалось видеть и нечто менее жуткое, — с отвращением заметил Адам. — Почему ты мне это показываешь?

— Потому что это твой ливиец, Адам, — ответил Усман. — Тот самый, про которого ты мне целыми днями рассказываешь, — бизнесмен, который хочет стать перевозчиком вместо афганцев.

— В таком виде? Как ты можешь быть уверен?

— «Jungle news»![659] Ты ведь знаешь, информация здесь распространяется быстро. Похоже, его убили ночью, в три часа, а к утру притащили сюда. Мы все только мясо, собакам без разницы. Но если я хочу, чтобы ты увидел это, то лишь для того, чтобы ты понял: с афганцами не шутят. Хотя время прошло, они наверняка о тебе не забыли и, возможно, уготовили тебе такую же участь. Я знаю, что ты не боишься, но подумай о Килани. Стоит тебе отвернуться, и они воспользуются случаем отомстить. Вот почему я прошу тебя поселиться вместе с нами.

Какая-то собака порылась в животе ливийца и подняла окровавленную белую морду.

Рядом с автомобилями роты безопасности припарковался фургон кинологической службы. Из него вышли двое и достали из кофра свое оборудование. В одно мгновение оба облачились в комбинезоны полной защиты из усиленной ткани, толстые перчатки и шлемы. Они опустили на лица подвижные щитки и — с электрическим пистолетом один и перцовым баллончиком другой — нога в ногу двинулись к своре. Флики и беженцы присутствовали при этом зрелище.