— Вы уверены, что они потребуются, или это просто чтобы произвести на меня впечатление?

— Вы ведь уже поняли, что у нас нет права задерживать мигрантов, — продолжал Пассаро. — Или, точнее, это никого не устроит. Так что единственная наша задача — отогнать их от трассы, чтобы они не залезли в грузовики и не напали на водителей.

— Мы вечера напролет гоняем их, как зайцев, — подхватил Кортекс. — Это охота, и ничего больше, только вот дичи мы домой не приносим. Мы расходуем столько слезоточивых гранат, что каждую неделю нам их доставляют поддонами. У нас в Кале их больше, чем на национальном складе спецназа. Комиссар говорит, что за год мы их нащелкали почти на два миллиона евро. И ни одного задержания. Только чтобы обезопасить дорогу к парому или тоннелю под Ла-Маншем. А если мигранты не понимают, мы спускаем собак. Или роты безопасности — разница небольшая.

Среди гомона мужчин, говоривших излишне громко и отпускавших грубые шуточки, чтобы придать себе смелости, по рации раздался голос Спринтера:

— ББП-четыреста, вертолет, для ББП.

— ББП слушает, — ответил Пассаро.

— Только что совершили облет зоны кольцевой дороги в двух километрах от вашей позиции. Тепловизор активирован. Walking Deads[656] на подходе. Несколько сотен мигрантов выжидают по обе стороны автострады. Они начинают строить заграждения. Надо бы предупредить грузовики, чтобы сбросили скорость, освободить дорогу при помощи слезоточивого газа и расчистить ее силами путейцев.

— ББП-четыреста, принято.

— Всем удачной охоты на зомби. Конец связи.

Охота. Слово прозвучало уже дважды, и Бастьен размышлял, сможет ли он рассказать об этом Жад. Очень вероятно, что нет.

Позади них неожиданно расхохотался плохо выбритый человек нетрезвого вида в мятых шмотках и с собакой на коротком поводке.

— Твою мать, я взбудоражен не меньше, чем Вольф.

Бастьен сделал шаг вперед, чтобы поприветствовать Макса из вспомогательного состава «Клыка», но тот вытянул руку, чтобы не дать ему подойти ближе.

— Оставайтесь там, лейтенант. Вольф уже никого не узнает. Флики, беженцы, сучка — ему без разницы, порвет любого.

Макс присел перед своим псом, и уже перевозбужденный зверь попытался ударить его намордником, так что хозяин едва увернулся.

— Эй, псина, ты что, идиот? — развеселился Макс. — Это нормально. Он выходит на столкновение почти сто раз за ночь. Если бы я дрался по сто раз в ночь, мне тоже понадобились бы намордник и клетка.

Хозяин похлопал пса по загривку и погладил его. Оба казались верными кандидатами на ошибку.

— Этот пес вот уже год охотится за всем черным и коричневым. Невозможно вернуть его к гражданской жизни или перевести в другую службу. Последний раз, когда я вошел к нему в клетку, он чуть меня не сожрал. Пришлось задать ему взбучку, чтобы он успокоился. Когда он здесь закончит, останется только усыпить его.

И Макс поцеловал собаку в голову.

— Эй, псина дурацкая, усыплю тебя. Ты это знаешь? Выберу для тебя лучший марафет, ты ничего не почувствуешь. Если понадобится, я пойду вместе с тобой, псина дурацкая.

А пес воспользовался этим, чтобы снова ткнуть его намордником.

Пресытившись этой сценой, Бастьен ненадолго отошел в сторонку, за заправку, и к нему скоро присоединились Кортекс и Пассаро.

— Все в порядке, лейтенант?

А поскольку все было не в порядке, Бастьен дал волю своему гневу:

— Какого черта вы творите? Что за чушь несете? Вы же знаете, кто эти беженцы, вы мне сами говорили. Люди, бежавшие из воюющей страны, которые пытаются воссоединиться со своими семьями в Англии. Мы все делали бы то же самое в их положении. Как вы можете называть их зайцами, дичью, Walking Deads или зомби — этих простых затравленных переселенцев?

Кортекс опустил голову, а Пассаро предложил:

— Кортекс, оставь нас, лейтенанту необходимо курнуть.

Оставшись вдвоем с Бастьеном, Пассаро посерьезнел и во весь рост выпрямился перед своим офицером.

— Это вы, лейтенант, несете чушь со своим трехнедельным опытом. Позвольте объяснить вам ситуацию. Кортекс, который постоянно корчит из себя умника, переживает вторую депрессию. Спринтер — тот, что присматривает за нами с воздуха, — в прошлом году совершил попытку самоубийства. Мы все на пределе. Мы все творим и говорим черт-те что, лишь бы выстоять. Мы все хотели бы свалить отсюда, но отделение Кале закрыто, никто не может уйти.

— Вы считаете нормальным держать штатный состав на грани срыва? Вы не можете их заменить?

— Но другие мне не нужны! Вы можете себе представить количество психических отклонений, если бы я отбирал тех, кому это нравится? Кому нравится травить газом невиновных? Моим коллегам эта работа ненавистна, и для меня это гарантия, что она будет сделана без злоупотребления властью, без нездорового удовольствия. Если мы называем мигрантов зомби, то только для того, чтобы расчеловечить, потому что единственная наша миссия — стрелять в мужчин, женщин и детей, которых на самом деле следовало бы защищать.

— Тогда почему же вы продолжаете? Безнравственным приказам не подчиняются, разве не так?

— Эти грузовики, эти транспортные компании — основа экономики нашего города. Из-за того что их каждый вечер атакуют на нашей автостраде, они могут предпочесть другую дорогу, другой порт. Моя бывшая жена закрыла свой магазин одежды в центре города. Сестра Эрики ежедневно ездит на работу за сто пятьдесят километров, а кузен Корваля был вынужден за полцены продать свой ресторан. Туристы тоже уходят. Мы защищаем работу наших близких. Пытаемся удержать на плаву свой город. Изображаем пугала. Я вам еще не говорил, что в этом и заключается работа в полиции?

— А Макс со своими черными и коричневыми?

— Макс — это другое. Он полный идиот.

— Вы меня успокоили.

Второй раз за вечер из рации раздался голос Спринтера:

— ББП-четыреста, вертолет, для ББП. У нас намечается небольшая проблема. По передаточным сведениям с видеокамеры, их больше трех сотен, заграждения уже горят, они возвели их быстрее, чем предполагалось. Грузовики мчатся прямо на них. У вас есть пять минут, чтобы остановить их.

Пассаро повернулся к Миллеру:

— Вы готовы? Все остальное только слова.

Транспортная развязка 47,

называемая «пункт Ромео»

Тесным строем, бампер к бамперу, автомобили путейцев, пожарных и полиции прорывались сквозь тьму. Этот участок автострады А-16 на много километров был огорожен колючей проволокой высотой десять метров, о существовании которой Бастьен каким-то странным образом оказался не в курсе. Он знал колючую проволоку с шипами, способными проколоть шкуру животных, если те слишком близко подходят к границам поля. Но эта была в форме бабочек, колючих по краям и с острыми как бритвы крыльями. Эта была сделана, чтобы кромсать кожу, оставляя глубокие раны, а не просто отгонять. Эта была создана и задумана специально для людей.

Пошел мелкий дождь. В свечении фонарей морось портила видимость, как на старых видеокассетах.

На самом верху колючего заграждения Бастьен заметил зацепившуюся детскую кроссовку, потом обрывок свитера — промелькнувшие со скоростью подсознательных образов свидетельства ежедневных попыток перехода и отчаянного упорства беженцев.

Кортекс вдавил в пол педаль газа и обогнал колонну, чтобы встать впереди. Они миновали три десятка стоящих на обочине грузовиков, водители которых были вовремя предупреждены по рации путейцами о выставленных заграждениях. Кто-то из них боязливо оставался в кабине, а другие выбрались наружу и с фонарями в руке обходили свои прицепы, опасаясь возможных нелегальных пассажиров и повреждений, которые те могли нанести их грузу.

Перед ними, меньше чем в двадцати метрах, дорогу перекрывал гигантский костер, освещавший все вокруг ярче, чем полицейские мигалки. Старая мебель и заплесневелые матрасы, прихваченные в городе мусорные баки, покрышки, деревянные поддоны, ветки и стволы деревьев — все питало это впечатляющее пламя.