— Вы кому-нибудь говорили про этот листок?
— Конечно!
— Кому?
— Шефу Пратту. Через пару дней после того, как его нашла.
— Только ему?
— Многим говорила, после того как Нола пропала. Полиция должна была знать, что Квеберт — это след.
— Значит, если я правильно понимаю, вы узнаёте, что Гарри Квеберт влюблен в Нолу, и никому не говорите до того самого момента, когда девочка исчезает, то есть два месяца спустя?
— Да, так.
— Миссис Куинн, — сказал я. — Насколько я вас знаю, мне непонятно, почему вы сразу не воспользовались своим открытием, чтобы навредить Гарри, ведь он, в конце концов, скверно обошелся с вами, не пришел на ваш обед… Я имею в виду, не в обиду вам будь сказано, что в вашем характере было бы скорее развесить этот листок по всему городу или разбросать по почтовым ящикам соседей.
Она опустила глаза:
— Значит, вы не понимаете? Мне было так стыдно. Так стыдно! Гарри Квеберт, великий писатель из Нью-Йорка, отверг мою дочь ради пятнадцатилетней девочки. Мою дочь! Каково мне было, как вы думаете? Такое унижение! Такое унижение! Я пустила слух, что у Дженни с Гарри все прочно, так представьте, что бы люди сказали… А потом, Дженни была так влюблена. Она бы умерла, если б узнала. Вот я и решила все держать при себе. Надо было видеть мою Дженни в тот вечер, когда был летний бал, на следующей неделе. Такая грустная, хоть и под ручку с Тревисом.
— А что шеф Пратт? Что он вам ответил, когда вы ему рассказали?
— Что он проведет расследование. Я ему еще раз говорила, когда малышка исчезла, и он сказал, что это может быть уликой. Беда в том, что за это время листок пропал.
— То есть как это — пропал?
— Я его хранила в сейфе «Кларкса». Открыть его могла только я. А потом в один прекрасный день, в самом начале августа семьдесят пятого, листок загадочным образом исчез. А нет листка — нет и улик против Гарри.
— Кто мог его взять?
— Понятия не имею! До сих пор ломаю голову. Огромный литой сейф, ключ был у меня одной. Там хранилась вся бухгалтерская отчетность «Кларкса», зарплата и немного наличности для заказов. Однажды утром я обнаружила, что листка там больше нет. И никаких следов взлома. Все на месте, кроме этого проклятого клочка бумаги. Как такое могло случиться, ума не приложу.
Я записал ее слова: история становилась все интереснее. И задал еще один вопрос:
— Между нами, миссис Куинн, что вы почувствовали, когда узнали о чувствах Гарри к Ноле?
— Злость, отвращение.
— Вам не приходило в голову попытаться отомстить Гарри, посылая ему анонимные письма?
— Анонимные письма? Разве я похожа на человека, способного на такую гадость?
Я не стал настаивать и продолжал расспросы:
— Как вы думаете, у Нолы могла быть связь еще с кем-то из мужчин в Авроре?
Она чуть не поперхнулась холодным чаем.
— Вот уж это вообще не по делу! Во-об-ще! Она была милая девочка, такая славная, всегда готовая услужить, работящая, умница. Что вы тут сочиняете какие-то неуместные постельные истории?
— Я только спросил, просто так. Вы знаете такого человека — Элайджу Стерна?
— Конечно, — ответила она так, будто это само собой разумеется. И добавила: — Он был владельцем до Гарри.
— Владельцем чего?
— Дома, естественно, Гусиной бухты. Дом принадлежал Элайдже Стерну, и раньше он регулярно туда наведывался. По-моему, это было родовое поместье. Было время, когда его часто можно было встретить в Авроре. Потом он унаследовал отцовское дело, ему стало некогда приезжать, и он стал сдавать Гусиную бухту в аренду и в конце концов продал дом Гарри.
Я не верил своим ушам:
— Гусиная бухта принадлежала Элайдже Стерну?
— Ну да. Что это с вами, юноша из Нью-Йорка? Вы аж побледнели…
* * *
В понедельник 30 июня 2008 года, в десять тридцать утра, в Нью-Йорке, на 51-м этаже небоскреба издательства «Шмид и Хансон» на Лексингтон-авеню, Рой Барнаски начал еженедельное совещание со своей секретаршей Маризой.
— Маркус Гольдман должен был до сегодняшнего дня прислать вам рукопись, — напомнила Мариза.
— Думаю, вы ничего от него не получали…
— Ничего, мистер Барнаски.
— Я так и подозревал, я с ним говорил в субботу. Экий упрямец. Все насмарку.
— Что мне делать?
— Поставьте в известность Ричардсона. Скажите, что мы подаем судебный иск.
В эту минуту в дверь постучали: ассистентка Маризы позволила себе прервать совещание. В руках у нее был листок бумаги.
— Я знаю, что у вас совещание, мистер Барнаски, — извинилась она, — но вам только что пришел мейл, и, по-моему, это очень важно.
— От кого еще? — раздраженно спросил Барнаски.
— От Маркуса Гольдмана.
— От Гольдмана? Давайте сюда немедленно!
От: [email protected]
Дата: понедельник 30 июня 2008 г., 10:24
Дорогой Рой!
Эта книга — не халтура с целью привлечь публику, пользуясь всеобщим ажиотажем.
Эта книга — не потому, что Вы ее требуете.
Эта книга — не затем, чтобы спасти мою шкуру.
Эта книга — потому что я писатель. Эта книга повествует о чем-то реальном. Эта книга — история человека, которому я обязан всем.
Во вложении Вы найдете ее первые страницы.
Если Вам понравится — позвоните.
Если не понравится, свяжитесь прямо с Ричардсоном, и до встречи в суде.
Удачного совещания с Маризой, передайте ей от меня дружеский привет.
Маркус Гольдман.
— Вы распечатали вложение?
— Нет, мистер Барнаски.
— Идите распечатайте немедленно!
— Да, мистер Барнаски.
Маркус Гольдман
Дело Гарри Квеберта
(рабочее название)
Весной 2008 года, примерно через год после того, как я стал новой звездой американской литературы, произошло событие, которое я решил похоронить в глубинах памяти: оказалось, что мой университетский профессор, шестидесятисемилетний Гарри Квеберт, один из самых известных писателей в стране, в возрасте тридцати четырех лет состоял в любовной связи с пятнадцатилетней девочкой. Это было летом 1975 года.
Я сделал это открытие мартовским днем, когда гостил у него в Авроре, штат Нью-Гэмпшир. Просматривая его библиотеку, я наткнулся на письмо и несколько фотографий. Тогда мне и в голову не пришло, что я стою на пороге одного из самых крупных скандалов 2008 года.
[…]
На след Элайджи Стерна меня навела бывшая одноклассница Нолы, некая Нэнси Хаттауэй, по-прежнему живущая в Авроре. По ее словам, Нола в то лето призналась ей, что состоит в любовной связи с бизнесменом из Конкорда Элайджей Стерном. Он посылал за ней в Аврору своего шофера, некоего Лютера Калеба, и тот отвозил ее к нему.
Никаких сведений о Лютере Калебе у меня нет. Что же до Стерна, то сержант Гэхаловуд пока отказывается вызывать его на допрос. Он считает, что на данном этапе вовлекать его в расследование нет никаких оснований. Поэтому я собираюсь нанести ему небольшой визит сам. В интернете я выяснил, что он учился в Гарварде и по-прежнему состоит в обществах выпускников университета. Страстно увлекается искусством, считается известным меценатом. Человек, судя по всему, порядочный во всех отношениях. Особенно странное совпадение: Гусиная бухта, дом, где живет Гарри, раньше принадлежал ему.
Эти два абзаца, написанные утром 30 июня 2008 года, были первым упоминанием об Элайдже Стерне в моей книге. Я добавил их к тексту, сохранил документ и отправил его Рою Барнаски. А потом сразу отправился в Конкорд, полный решимости встретиться со Стерном и понять, что связывало его с Нолой. Я был в пути около получаса, когда у меня зазвонил телефон.
— Алло?
— Маркус? Это Рой Барнаски.
