— О’кей, справляйся сама, раз уж я последняя мразь!

Он вышел, хлопнув дверью. Совсем чокнутая эта девка!

Марианна схватилась за борт ванны. Проблема была в том, что она не могла напрягать брюшную полость. И в том, что все по-прежнему кружилось перед глазами. Будто налетел торнадо. Она сомкнула веки. Но кружение не прекращалось. В ушах жужжало, будто в черепе поселился пчелиный рой. Подступала тошнота.

Пытаясь с ней совладать, Марианна стояла на коленях, вцепившись в бортик ванны, как в спасательный круг. Складывалось впечатление, будто и душу ее всосало в этот вихрь. Она почувствовала чью-то руку на своем плече. Он вернулся. Присел рядом с ней на корточки:

— Успокоилась? Может, все-таки примешь от меня помощь?

Она уже не могла излить бешенство, терзавшее ее изнутри. Смотрела на него со всей яростью, на какую была способна. Но не сопротивлялась.

Он поставил ее в ванну, задернул шторку. Марианна сняла одежду, выбросила наружу. Быстро приняла душ. Смыть свои преступления, свою печаль. Но для этого нужно было остаток жизни провести под струей кипятка.

Фрэнк передал ей полотенце, помог вылезти из ванны. Движения немного резкие. Обижен или разочарован. Не важно. Марианна всего лишь принимала его поддержку скрепя сердце. Она вернулась под простыни, надела трусики и рубашку. Бросила на паркет мокрое полотенце.

— Так лучше? — спросил Фрэнк несколько суховатым тоном. — Хочешь есть?

— Нет.

— Все равно нужно что-то проглотить… Ты так давно ничего не ела…

— Тебе-то что?

Он стиснул зубы:

— Пойду поищу чего-нибудь.

— Делай как знаешь… Мне все равно.

Он ушел, и Марианна закрыла глаза.

Она так жалела, что вышла из забытья. Снова претерпеть все это… Она вгляделась в зеленые кристаллы на часах. Все, что ей осталось от Даниэля. Она снова заплакала. Ни за что не сможет она с этим жить. С этой погибшей любовью, с угрызениями на всю жизнь. С этой пустотой. Неизмеримой пустотой внутри. Она прижала к груди будильник. Упрекала себя за то, что случилось. В общем-то, упрекала весь мир.

Никогда не увидеть его лица. Его улыбки. Его глаз. Не почувствовать прикосновения его рук.

Больше никогда. Наотрез. Все кончено. Расставание навеки. Безутешная Марианна.

Да, пустота. И одновременно огромная тяжесть в груди.

Рыдания унесли ее далеко, к бурным водоворотам.

Такой Фрэнк и нашел ее. Гнев его поутих. Она, казалось, впала в глухое отчаяние. Он ее спас. И теперь, видя, как она тонет в своем горе, спрашивал себя, правильно ли поступил, вырвав ее из лап смерти.

Она наконец заметила его присутствие. Старалась побороть спазмы. Не получилось. Тогда повернулась к нему спиной. Фрэнк подыскивал слова, чтобы ее утешить. Нашел только одно:

— Марианна… Ты теперь свободна.

Тогда откуда эти цепи, которые ее душат, не позволяют дышать?

— Ты меня слышишь? Ты свободна… Думаю… Думаю, он хотел бы этого для тебя…

— Я запрещаю тебе говорить о нем! — заорала она.

Фрэнк взял со стола упаковку таблеток. Успокоительные, которые посоветовала лепилка Лорана. Как бы еще заставить упрямицу их принять?.. Он взял в одну руку стакан с подслащенной водой, в другую — таблетку.

— Выпей это, — предложил он. — Это поможет тебе забыть…

Вот он и нашел волшебное слово. Забыть. Марианна вырвала у него из рук таблетку, мгновенно проглотила ее и прорычала:

— Убирайся!

Он спустился на первый этаж. Лоран с Филиппом оккупировали гостиную. Пили пиво, спасаясь от зноя. Все окна были распахнуты настежь. Где-то вдали громыхало: приближалась гроза.

— Что она тебе сказала? — спросил Филипп.

— Да так, разное… Убирайся, грязный мудак… Вонючий коп… Такого рода любезности!

— А ты чего ожидал? — удивился Лоран. — Мы скрыли от нее, что ее мужик умер. Она чуть не склеила ласты. Естественно, она затаила злобу!

— Никакой злобы. Она смертельно тоскует…

Все трое одновременно подумали о попытке самоубийства.

— Пойду поднимусь, — сказал Фрэнк. — Не могу оставить ее одну…

— Так и будешь сидеть с ней все время! — проворчал Лоран. — Хочет покончить с собой — ее проблемы… А я на пределе, я пошел спать.

— Фрэнк прав, — высказался Филипп. — Но мы могли бы сменять друг друга.

— Не надо. Тебе нужно выспаться. И потом, она буйная. Я сам этим займусь.

Он снова поднялся наверх, приложил ухо к двери. Ничего не услышав, вошел. Горела настольная лампа. Марианна больше не рыдала, но и не спала. Была в забытьи. Лежала на спине, прижимая к груди будильник, и глядела в потолок. Время от времени по щеке катилась слеза.

Лекарство располовинило эмоции. Осталась только печаль. И кортеж разнообразной боли. Фрэнк хотел забрать у нее будильник, но Марианна не отдала. Он не стал настаивать. Сел у стола, терпеливо ждал. Пока ее веки наконец не сомкнулись.

Он поставил будильник у изголовья, накрыл ее простыней. Поцеловал в лоб.

Миновала полночь. В доме все спали. Кроме него, конечно. Вечно бодрствующего комиссара. Он все смотрел на Марианну. Грусть на ее лице. Даже во сне страдание подтачивало каждую ее черту. Фрэнк проклинал того вертухая: как мог он бросить ее одну в мире, который так ее страшит!

Фрэнк закрыл глаза, призывая своего врага. Сон, который так неохотно к нему приходил. Как давно это длилось. Слишком давно. И все-таки он далеко от того ада. Он преуспел, добился некоторой власти. Выбился в люди. Но бессонница осталась, чтобы напоминать, откуда он пришел. Что перенес. Что совершил. Как жестокая память о таящих ужас потемках.

Он попробовал думать о другом. Нужно было к кому-то прикоснуться. Он растянулся рядом с ней. Приник к ее плечу. Она чуть вздрогнула. Обнял ее, она не проснулась. Забыла во сне свою ненависть. На несколько часов.

Наконец-то можно прижать ее к себе. Нахлынули воспоминания…

— Гениально, комиссар… Воистину гениально!

Фрэнк улыбается. Советник глядит на него с восхищением.

— Но… Как же мы вытащим ее из тюрьмы?

— Я найду способ… Вот козел отпущения, которого вы хотели! Идеальная обвиняемая.

Они снова расхаживали по парку Делатр. В начале мая было все еще прохладно.

— Думаете, она согласится?

— Если бы вас присудили к пожизненному заключению, без малейшей надежды когда-либо выйти, разве не были бы вы готовы на все, что угодно, лишь бы освободиться? Она согласится, месье. Поверьте, я сумею ее убедить…

— Я вам верю, Фрэнк. Но удастся ли вам подчинить ее себе?

— Подчинить ее? Да ведь это девчонка, месье!

— Это убийца, Фрэнк… Убийца худшего разбора! Как вы заставите ее решиться, что пообещаете ей?

— Свободу, конечно!

— Свободу? Если она не полная идиотка, то поймет, что никто не может отпустить ее на свободу!

— Мы можем, месье.

Эрманн с изумлением смотрит на него. Фрэнк излагает ему свой план:

— Приличная сумма денег, документы, билет на самолет. И обязательство покинуть страну сразу по окончании миссии… Нужно будет просто снабдить меня деньгами и помочь с фальшивыми документами.

Лицо у Эрманна дергается.

— Фрэнк… Вы в самом деле собираетесь отпустить ее на свободу, когда все закончится?

Теперь лицо дергается у Фрэнка.

— Да… Разумеется!

— Но она окажется в курсе дела и будет представлять угрозу.

— Нет, месье. У нее будет одно желание: поскорее покинуть страну и обо всем забыть, уж поверьте мне!

— А если ее арестуют?

— За границей? Маловероятно… Если документы будут совсем как настоящие, думаю, даже и никакого риска.

У Эрманна меняется выражение лица.

— Фрэнк… Я нахожу, что благоразумнее было бы ликвидировать ее по исполнении миссии. Беглая преступница: есть все причины покончить с ней. Это никого не шокирует…

— Шокирует. Меня.

Эрманн застывает, ошеломленный.

— Послушайте, господин советник… Я согласен провести эту операцию и вытащить девушку из тюрьмы, но… Я отказываюсь вести ее на расправу.