— Махалово начнется — сзади меня держись, — посоветовал новгородцу Олаф. — Целее будешь.

— Да уж и мы прикроем, — пообещал Гуннар. — Ты, главное, вперед не лезь, в единоборства не ввязывайся — молодой еще, неопытный. Думай о защите, щитом закрывайся. Для тебя в этом бою важно выжить. В первом бою всегда так. Потом пообвыкнешься, матерым воином станешь. Но сейчас не зарывайся.

— Наскочит на тебя кто — руби по ноге, — наставлял Асмунд. — Красота поединка — она для хольмганга. В сражении не зазорно и в спину ударить, и вдвоем-втроем на одного навалиться, и лежачего добить, чтобы он тебя снизу не пырнул.

— На войне главное — победить, — подвел итог кормщик. — Кто победил, тот и молодец. Потому что он может в следующем бою участвовать, а тот, кто проиграл, не может.

Вратко слушал, кивал, а сам, вытягивая изо всех сил шею, смотрел, как строится войско. Такую армию, а Харальд собрал, по меркам последних полусотни лет, огромную силу, быстро к бою не подготовишь.

Харальд определил боевой порядок странно, можно даже сказать — загадочно. Расположил дружины углом. Основная сила, куда попали люди Хродгейра, а также ближние хирдманы конунга и графа Тостига и еще тысяч пять людей, стояла спиной к Узу, а к холму, где скопились саксы, чуть-чуть боком. Меньший по численности отряд выстроил цепь щитов лицом прямо к войску Моркара и Эдвина. Их ряды казались издалека непрочными, неспособными сдержать лобовой удар.

Зачем Харальд поставил под удар четверть войска?

Парень хотел спросить Черного Скальда, но не успел.

Один из саксов-всадников выхватил меч, сверкнувший подобно солнечному лучику, вонзаясь бликом в светло-голубое осеннее небо, взмахнул им и что-то прокричал. Ряды пехоты отозвались яростным ревом. Замелькали кружащие над головами мечи и секиры. А потом вся толпа заволновалась, качнулась туда-сюда, словно бы в нерешительности, и обрушилась по склону.

Земля задрожала от топота многих ног. Нарастающий крик обжимал голову будто обруч. Поток вооруженных людей напомнил Вратко ледоход на Волхове. Когда огромные льдины вздымаются, встают на дыбы, как необъезженные, злые кони, и мчатся табуном вниз по течению, сталкиваясь, крошась, скрежеща, разбрасывая брызги и острые холодные осколки.

— Нортумбрия! — раздавался клич всадников, мчащихся следом за вождем в блестящем шлеме с серебряной стрелкой-переносьем. За его плечами трепетал темно-синий плащ. — Нортумбрия!

Пехота центра и правого крыла войска радостно подхватила клич:

— Нортумбрия! Нортумбрия! Бей! Бей, Нортумбрия!!!

Им вторили воины левого крыла, числом чуть поменьше и поэтому кричащие слабее:

— Мерсия! Мерсия и Эдвин! Бей! Вперед, Мерсия!!!

Точно, не ошибся кормщик. Им противостояло нортумбрийское войско вкупе с подоспевшим на помощь отрядом графа Мерсийского. Братья Моркар и Эдвин Эльфгарссоны.

Саксы приближались.

Вратко не видел уже ничего, кроме бородатых лиц, ярко раскрашенных щитов, блеска стали. Не слышал ничего, кроме топота и боевого клича противника.

— А ну-ка, щиты сдвинули! — послышался справа громкий, знакомый голос. Кажется, Годрёд Крован. — Стоять насмерть!

— Крепче стоять! — ответил ему высокий, почти как Харальд, седой и весь иссеченный шрамами Ульв сын Оспака. — Смерть почетна, но победа почетнее вдвое!

— Оставшемуся в живых вечером вдвое пива и каши! — Звонкий голос Халли Челнока заглушил на миг команды полководцев.

Вратко поразился: в такое время и о еде с выпивкой думать! Для самого словена все ожидание боя сосредоточилось в рукоятке меча, которую он сжимал потной ладонью. Не приведи Господь, выскользнет в самый неподходящий час. Надо бы перекинуть меч в левую руку да вытереть ладонь как следует о порты, но саксы все ближе и ближе, а потому боязно оказаться не готовым к их удару… Дружина Хродгейра стояла не в первой линии, но тем не менее новгородцу казалось, что все саксы смотрят только на него.

— Дыши глубже, плечи расслабь, а то устанешь раньше, чем бой начнется! — легонько подтолкнул его локтем Асмунд.

Словен попытался последовать совету. Стоять стало легче, но волнение от этого не улеглось.

— Эх, разгуляйся моя рученька… — почти весело проговорил Олаф.

Впереди щиты с треском и звоном ударились о щиты.

— Так и есть! — воскликнул Хродгейр, улыбаясь.

— Что? Что там? — Вратко снова привстал на цыпочки, но за шлемами викингов не увидел ничего.

Зато услышал. Крики, звон клинков, стоны раненых.

— Они на тех наших ударили, что у ручья стояли! — пояснил Хродгейр.

— Какого такого ручья?

— Вот дотошный! — хохотнул Олаф. — Не все ль тебе равно?

А Черный Скальд терпеливо пояснил:

— Левее — болото. Оно прямо за ручьем начинается. А у ручья наши стоят. Моркар думал нас тут зажать — между рекой и болотом. Да просчитался. Сам себе ловушку заготовил.

— Там исландцы стоят и оркнейцы, — добавил Гуннар. — Магнус из Годорда, а с ним Паль и Эрленд Торфинссоны.

— Их же перебьют! — возмутился Вратко.

— Так бывает на войне, — пожал плечами кормщик. — Кто-то грудью идет на копья в острие клина. Кто-то сдерживает врага до последнего человека, пока основные силы отходят. Кто-то притворяется испуганным и побежденным, чтобы заманить врага в засаду. Сегодня одни, а завтра — другие.

— Оркнейцы насмерть стоят! — воскликнул внимательно наблюдающий за ходом сражения Олаф. — А исландцы даже потеснили саксов. Только мало их, слишком мало…

Вратко вздрагивал как застоявшийся жеребчик, запряженный в сани по первой пороше. Шум боя подействовал на него странным образом. Волнение улеглось, уступив место азарту. Теперь он изо всех сил сопереживал сражающимся викингам и недоумевал: почему медлит остальная часть войска? Надо бы обрушиться на саксов. На глазок их меньше. Значит, победа не будет представлять особой трудности.

Он, недолго думая, поделился мыслями с Гуннаром и Хродгейром.

— Конечно, — кивнул предводитель дружины «Слейпнира», — победа важна. Но Харальду нужно не только победить, а еще и разгромить саксонских ярлов наголову. Чтобы и думать забыли о сопротивлении. Чтобы Йорвик, увидев поражение своих защитников, устрашился настолько, что открыл ворота нашему войску. А для этого, как мне кажется, все саксы должны в бою увязнуть.

— Точно! — закричал Олаф. — Сейчас увязнут. Они оркнейцев уже в ручей сбросили. Те отчаянно бьются, но сила солому ломит. Не выстоять им, не выстоять…

— Да и исландцы тоже отступают, — вытягивая шею, проговорил Асмунд. — Они каждый вершок кровью оплачивают. Только саксов слишком много. Давят они их, давят…

Неожиданно дружины викингов, стоявшие правее и левее, заволновались, зашевелились.

— Готовьтесь! — Грузный и на первый взгляд неповоротливый хевдинг Торир из Лесной Долины, что в Хёрдаланде, проталкивался вдоль линий викингов. На плече у вождя покоилась огромная секира — куда там топору Лосси-датчанина! Седая борода топорщилась от воодушевления. — Подтянулись, приготовились! Сейчас наш черед будет!

— Все! — крякнул Олаф. — Скинули в трясину! Теперь конец исландцам, если мы не поможем…

— Мы поможем! — будто услыхал его слова хевдинг Торир. — Пошли помалу. Щиты сомкнуть! Ряды держать! Вперед не выскакивать! — Он погрозил кулаком Олафу, видно хорошо зная норов викинга.

И тут строй норвежцев — четыре или пять тысяч человек — разом шагнул вперед. Нашлись, конечно, замешкавшиеся, и Вратко оказался в их числе. Сильный толчок в спину от идущего позади бородача вернул его на место.

— Держись, Подарок Ньёрда! — подмигнул Гуннар. — Держись и мани удачу. Для всех нас мани. Ты можешь!

Вратко кивнул, чувствуя, как запрыгала челюсть, как зубы зацокали о зубы. Чтобы отвлечься, он подхватил громкий крик Олафа:

— Харальд! Харальд!

Урманы отчаянно шумели, видимо имея целью устрашить противника, сломить его боевой дух до начала сшибки. Кто орал во все горло, кто стучал рукоятью или клинком меча по щиту. В десятке шагов от них молодой викинг — чуть-чуть старше Вратко, а может, и ровесник — пронзительно свистел, зажав топор под мышкой и засунув в рот сразу четыре пальца.