— Стой спокойно! — рыкнул кормщик.

— Да это же…

— Я сказал, стой спокойно, а то придушу.

В голосе викинга звучали нотки, ясно дававшие понять — он не шутит. Вратко повиновался, хоть душа требовала броситься на подлого монаха, вцепиться ему в глотку и давить, пока из него не выльются последние капельки жизни.

Невысокий коренастый ярл Торфинн, обладатель длинных усов, поднял вверх руку, призывая собравшихся к вниманию. За несколько мгновений в толпе воцарилась мертвая тишина. Только свист ветра да отдаленные крики чаек нарушали ее.

— Датчанин Лосси по прозвищу Точильный Камень обвиняет Хродгейра, известного как Черный Скальд, и требует королевского суда! — провозгласил Торфинн. — Присутствует ли здесь Лосси Точильный Камень?

— Я тут! — ответил датчанин. Он стоял чуть-чуть правее в окружении своих дружинников.

— Присутствует ли здесь Хродгейр Черный Скальд?

— Я пришел! — подал голос норвежец.

— Пускай Лосси выскажет свои обвинения.

Точильный Камень откашлялся.

— В Зундском проливе нас застала буря. Я направил «Жрущий ветер» во фьорд Жадного Хевдинга. Все знают: когда есть где спрятаться, глупо бороться с волнами…

Лосси говорил спокойно и обстоятельно. Чувствовалось, что он готовился давно. Быть может, задумал пожаловаться на Хродгейра еще тогда, поддавшись обиде. Но Вратко не слушал его. Он смотрел только на отца Бернара, буравил его взглядом не хуже, чем Один скалу в поисках меда поэзии. Монах его не замечал. Скорее всего, и помыслить не мог, что стоящий в толпе викингов паренек — тот самый сын убитого магдебуржцем Дитером новгородского купца, уцелевший в волнах Варяжского моря.

— Весла моего корабля, отличные ясеневые весла, треснули, будто трухлявая осина! Все знают, скальды не чужды колдовства. Чем, как не колдовством, можно объяснить сломанные весла?

Ярлы за спиной короля Харальда переглянулись. О чем они подумали? Соглашались со словами датчанина или посчитали их глупой выдумкой?

— Хродгейр отказался признать свою вину. Но кто, кроме скальда, все знают, мог прочесть нид? Чьи слова еще обладают силой?

— Лестно ты отзываешься о скальдах, Лосси-датчанин! — с ухмылкой проговорил викинг, затерявшийся в свите Харальда. Одутловатое лицо, темная щетина на подбородке и куртка, густо покрытая пятнами, в которых угадывалась и жирная еда, и вино с пивом, делали его похожим на лавочника или небогатого купца. — Я начинаю гордиться тем, что я тоже скальд.

Конунг глянул на него и улыбнулся. Не сдержали усмешек и ярлы.

— Это — Халли Челнок, — зашептал Сигурд в ухо словена. — Язык его такой же острый, как наши мечи. Его еще называют Халли Каша.

— Тогда, в первый раз, я подумал, что ошибся, — продолжал, нисколько не смутившись, Лосси. — Все знают, Хродгейр — достойный воин, прославившийся честностью и справедливостью, и всем известный скальд. Но когда на мой дреки у Лошадиного острова напали накилеви…

Торольв, епископ Бирсейский, размашисто перекрестился, а Бернар, удивленно вскинув бровь, что-то зашептал ему на ухо. Остальные восприняли упоминание морского чудовища спокойно. Наверное, слыхали о нем не раз.

— Мы готовились дать отпор нечисти честной сталью и молитвой! Но тут из тумана появился «Слейпнир» Черного Скальда…

— Ага… Молились они… — язвительно заметил Сигурд. — Штаны они обмочили, а о молитве никто и не вспомнил.

— Тогда я понял, кто колдует на корабле Хродгейра. Это его ученик, мальчишка, вон он стоит! — Палец Лосси указал в сторону Вратко. — Гуннар держит его. Наверное, чтобы не начал творить заклятия прямо здесь!

Новгородец почувствовал на себе любопытные взгляды. Разные — подозрительные, оценивающие и даже сочувствующие.

— Я требую виру десять марок серебра! — громче, чем раньше, проговорил датчанин. — За ущерб моему кораблю, за скверну, нанесенную колдовством мне и моим людям. Половину серебра я хотел бы пожертвовать церкви в Бирсее, чтобы монахи помогли нам молитвами. Я и мои люди должны очиститься от скверны. Я все сказал.

Точильный Камень поклонился конунгу, ярлам и церковникам, бросил косой взгляд на Хродгейра.

Торфинн помолчал, обдумывая услышанное. После сказал:

— Что может сказать Хродгейр, прозванный Черным Скальдом, в ответ на предъявленное обвинение?

— Мой конунг. Почтенные ярлы. — Скальд начал с поклона. Слова он ронял размеренно и веско, не повышая голоса. — Я не могу отрицать: все, что сказал Лосси-датчанин, правда. Он не исказил событий и не солгал. Все зависит от того, что увидеть за этой правдой. Наши корабли состязались в скорости у залива Жадного Хевдинга. И если весла «Жрущего ветер» не выдержали, в чем моя вина? Разве я выбирал дерево для них? Разве я тесал и строгал их? Разве я приказывал хирдманам налегать на них? У Лосси-датчанина нет доказательств, что кто-то из моей дружины ворожил. Часто люди в горячке, вызванной радостью битвы или азартом состязания, выкрикивают друг другу в лицо оскорбления и пожелания несчастий. Повод ли это, чтобы признать их вину на суде?

Вратко следил за отцом Бернаром. Монах поджал губы, показывая презрение к болтовне человека, которого уже записал в язычники и чародеи. Харальд Суровый подпер подбородок кулаком и слушал внимательно, не перебивая. Свита тихонько переговаривалась. На лице Халли Челнока зрела новая улыбка — что-то исландец задумал?

— Когда в тумане, окутавшем побережье Лошадиного острова, — рассказывал дальше Хродгейр, — мы наткнулись на дреки датчан, то очень удивились. Видно, недоброе творится в нашем мире. Чем прогневили мы Господа, если накилеви начали сбиваться в стаи?

Епископ вновь перекрестился и сплюнул с брезгливым выражением лица.

— Мерзкие твари наводили морок. Верно, и туман был их заслугой. Их взгляд отбирал силы и желание сражаться. Все, здесь присутствующие, знают меня. Знают, что в бою иду я в первых рядах. Никто не обвинит и Лосси-датчанина в трусости. А также его и моих людей. Но под взглядом накилеви мечи валились из рук, а тело охватывало оцепенение. Единственным, кто сохранил разум и силы, остался мой ученик, Вратко из Хольмгарда. Я подобрал его в море и оставил у себя, решив, что паренек приносит нам удачу. Так и вышло. Думаю, именно его присутствие помогло нам у фьорда Жадного Хевдинга. Помогло и сейчас. Он, хоть и из русской земли, а, верно, хлебнул меду Бёльверка. Вот Вратко и прочитал вису, чтобы подбодрить нас, вселить уверенность и силы. Чья вина, что в тот же миг подул ветер, разорвал пелену тумана? Когда солнце коснулось богомерзких тварей, наваждение исчезло, сила вернулась к рукам, а решимость в сердца. В одного накилеви я всадил стрелу. Остальные удрали… Мне больше нечего сказать. — Хродгейр вздохнул. — Ну, разве только… Теперь я знаю, чего стоит благодарность датчан.

— Лжец! — зарычал Лосси. — Разве так все было?!

— Опровергни, — невозмутимо отвечал Черный Скальд.

— Мой топор докажет…

Хродгейр скривился, склонил голову к плечу:

— Ты вызываешь меня?

— Я порву тебя!

— Тихо! — Голос ярла Торфинна громыхнул подобно повозке Тора. — Если ты вздумаешь затевать драки, Лосси-датчанин, можешь возвращаться в Роскилле! Там руби кого хочешь!

Точильный Камень осекся, притих и опустил плечи. Видно, ему очень не хотелось возвращаться в Данию.

Конунг поднял глаза. В них плескалась глубокая грусть и забота. А еще глухая тоска человека, вынужденного вместо серьезных и жизненно важных дел заниматься всякими пустяками.

— Что скажут мои советники?

— Я промолчу. Не к лицу, — отрывисто проговорил воин с длинной, заплетенной в косу бородой. На его шее поблескивала толстая, витая гривна.

— Ярл Гудбранд из Согнефьорда, — шепнул Сигурд.

— Мне сдается, Лосси-датчанин попусту тратит наше время. — Торфинн покачал головой. — Я провел на Оркнеях не один десяток лет. За спасение от накилеви датчанам стоило бы выкатить Хродгейру и его людям с полдюжины бочонков пива.

— А мне кажется бесчестным добиваться победы ворожбой! — возмущенно сказал седовласый ярл Сигни из Вике.