«Слейпнир» продвинулся по заливу, пожалуй, версты на полторы.

— Все! — крикнул Хродгейр. — На месте.

Чуть правее скалы расступались, давая место галечной осыпи, которая полого уходила в воду. В самом деле, два корабля не приткнутся.

Гуннар мастерски уткнул штевень дреки в скопище окатанных камней. Первый десяток викингов тут же прыгнул через борт, прямо в мелководье, завел толстый канат за штевень, принялся сноровисто обматывать вокруг черного, покосившегося столба, вкопанного здесь, по-видимому, еще в незапамятные времена. Тем временем оставшиеся на дреки подали им дощатые сходни. Принялись собирать необходимые для ночевки пожитки.

— Здесь даже зимовать можно. — Сигурд ткнул пальцем в смутно виднеющиеся очертания двух строений.

Судя по широкому входу, не прикрытому ныне никакими дверями, одна постройка была не чем иным, как корабельным сараем. В селениях викингов там хранили корабли, когда море замерзало и переставало служить дорогой, связующей фьорды. Дреки зимовали в сухости, защищенные от морозов и ветра, а рачительные хозяева тем временем могли тщательно проверить днище, подмазать, где надо, варом и смолой, законопатить щели, разошедшиеся у морского трудяги в дни нелегкой борьбы с волнами и течениями, в мгновения таранных ударов по чужим судам.

Вторая постройка, скорее всего, была общинным домом. Здесь когда-то, во времена, должно быть, еще того самого Жадного Хевдинга и его славных предков, жил вождь со своей дружиной и домочадцами. Крепкие бревенчатые стены — леса в округе хватало — покосились, но все еще стояли, а вот крыша, настеленная из дранки, во многих местах прохудилась, и никто ее не чинил.

— Здесь что, никто не живет? — спросил Вратко.

— После гибели хевдинга Ингольва, — ответил Хродгейр, — род его зачах. Самые отважные и сильные мужи ушли в последний поход вместе со своим вождем. Стало некому кормить женщин, детей и стариков. В первую же зиму самые слабые умерли, а те, кто выжил, весной разбежались. Говорят, первыми побежали трэли… Они тащили с собой награбленное добро. Соседние хевдинги примерно наказали их, а тех домочадцев Ингольва, кто хотел принять помощь, забрали к себе.

— А что, были такие, кто не хотел?

— Нашлись, — коротко ответил Хродгейр и, больше не поясняя ничего, прыгнул за борт, пренебрегая сходнями. — Давай за мной!

На берегу закипела обычная для стоянки работа.

Ночевать в заброшенном доме, ясное дело, никто не собирался. Мало ли кто там может укрываться от дневного света и глаз добрых богов? Хродгейр даже разрешил не прятать голову дракона. Просто так, на всякий случай. Пускай отпугивает злых духов.

От накрапывающего мелкого дождя — Сигурд все волновался, как бы не перешел в ливень, — натянули кожаные пологи. Часть хирдманов собиралась спать на корабле, а часть — на берегу.

Развели костер, в мгновение ока натаскав для него хвороста и валежника из подступившего почти вплотную к брошенному селению леса. Викинги передавали друг другу найденное топливо, выстроившись цепочкой на крутой тропинке. Довольно быстро разыскали и родник, расчистили его и набрали вкусной, холодной воды в бочонки и котел.

После того как вода в котле закипела, Сигурд принялся колдовать над варевом, всыпая туда накрошенные кусочки сушеного мяса, коренья, остро пахнущие травы. Вратко пристроился рядом со стариком. Не то чтобы парень всей душой тянулся к заботам кашевара или в будущем видел себя на месте Сигурда. Нет, ему хотелось всего-навсего кое-что для себя выяснить.

— Ну, говори уже… — буркнул старый викинг, помешивая варево ложкой с длинным держаком. — Вижу, измаялся весь.

Вратко откашлялся:

— Сигурд, а что такое нид?

Кашевар потер затылок:

— Ты что, вправду не знаешь?

— Не знаю… Откуда мне? Я и про стихи-то ваши узнал вот-вот…

— А так складно говорил, — недоверчиво произнес старик.

— Ну, мало ли что складно… Повезло, может быть. Что это за нид такой? Почему у Лосси весла поломались? За что он теперь виру потребовать может? Чем вообще все это мне грозит? Нам всем грозит, — поправился новгородец.

— Да кто его знает, чем грозит?.. — задумчиво протянул Сигурд. — Лосси — въедливый и ухватистый, но Хродгейру тоже пальца в рот не клади. Сможет датчанин что-то доказать? Кто его знает? Если он станет шум поднимать, то начнет доказывать, что весла поломались из-за твоего колдовства.

— Моего колдовства? — Вратко перекрестился. — Разве я колдун? Это ж поклеп!

— Может, ты и не колдун, но нид составил и прочитал как полагается. С душой и с сердцем. Мне-то можешь не врать, я ж рядом стоял, все слышал.

— Какой такой нид?! Объясни толком! Это ты мою вису так зовешь?

— Ага. Твою вису. — Старик улыбнулся невесть чему. — Висы, они, понимаешь, разными бывают. Хвалебные. Они называются драпа и флокк. А бывают хулительные стихи. Их называют нидами. Любая виса, составленная в расстроенных чувствах или по злобе, может стать нидом. Считается, что он приносит несчастье тому, против кого направлен. Конечно, силой обладает только нид, сложенный настоящим мастером.

— Но я…

— Слушай. Не перебивай старших. Люди говорят, когда ярл Хакон Могучий отобрал у скальда Торлейва Рауфельдорсона из Исландии его товары, сжег его корабль и приказал повесить всех хирдманов… Надо сказать, у ярла были на то причины, кроме обычной зависти. Торлейв хорошо пограбил побережье и в том числе несколько селений, которым Хакон-ярл покровительствовал. Так вот, когда Хакон Могучий обидел скальда Торлейва, тот переоделся нищим и пробрался на ярлов пир, сказавшись странствующим сочинителем. Хакон приказал ему читать стихи, чтобы развеселить присутствующих. Торлейв начал читать вису за висой, и поначалу ярлу казалось, что это флокк в честь его и сына его Эйрика, но вдруг на ярла напал страшный зуд. Он чесался как запаршивевший пес, и все поняли: висы Торлейва — это нид. Когда Торлейв дошел до середины заклинания, в палатах ярла потухли все факелы, погас огонь в очаге, а оружие, развешанное на стенах, сорвалось и полетело в людей!

Сигурд замолчал, наслаждаясь произведенным впечатлением. Вратко не знал, что и ответить, только хлопал глазами. Он и думать не мог, что у внешне безобидного искусства скальдов есть и такая ипостась. Викинг зачерпнул из котла, поднес ложку к вытянутым трубочкой губам, звучно втянул варево. Пожевал, подумал. Достал мешочек с солью и добавил три щепотки.

— После этого нида Хакон Могучий недосчитался многих хирдманов… А у него самого отгнила борода и волосы на половине головы.

— А Торлейв?

— А Торлейв вернулся в Исландию. Говорят люди, он набрал новую дружину, добыл новый корабль и продолжал грабить побережья. И никто из сильных и именитых не пытался больше обидеть его.

— А этот его нид…

— Его не повторяли люди без нужды. Те, кто был у Хакона в тот день, запомнили не всё и плохо, а прочие знали только понаслышке. За сто лет нид стерся из памяти людей… Слышишь? — Сигурд поднял голову, обернувшись лицом к заливу. — Датчане наконец-то добрались и высаживаются…

— А они в драку не полезут?

Старик усмехнулся:

— Говорили же тебе… Лосси Точильный Камень — смелый и отчаянный викинг. Но он видел Хродгейра в деле. Он знает, как дерутся Гуннар, Асмунд и Олаф. Они вчетвером стоят двух десятков его бойцов. Вот и получается: хоть датчан и больше, а сила на нашей стороне. Другого вождя Лосси попытался бы перехитрить, но с Хродгейром не выйдет. И он это прекрасно знает…

— А что за кличка такая — Точильный Камень?

Викинг захохотал уже во все горло. Так, что начали оборачиваться отдыхающие неподалеку хирдманы. А Олаф даже пригрозил старику кулаком — не прозевай, мол, ужина за шутками-прибаутками.

— Сам увидишь. — Сигурд смахнул набежавшую на ресницу слезинку. — Ходит все время с точилом — топор свой любимый точит. Как только мгновение свободное, уже и точит.

Вдруг кашевар забеспокоился и принялся усиленно размешивать варево. К костру подходил Черный Скальд, неспешно беседуя с кормщиком Гуннаром.